СОН I

Воскресенье

 

Мы дома у Бала и Гая^[1] (дом совсем не похож на тот, в котором они живут в действительности). Хесус нас собрал, чтобы попытаться выяснить, кто ему прислал по почте открытку с оскорблениями, одна фраза была особенно гадкая, (не помню, что это было). Это открытка вроде «анонимки», с угрозами. На встрече были Уолтер и я, Мануэль, Херардо, Марио Стерн и еще несколько человек, которых я не помню.

Уолтер говорит мне, что позже придет мать Марио Стерна, но я ее не вижу. Я чувствую себя очень уставшей и решаю прилечь на одну из двух кроватей в гостиной. Прежде, чем лечь на постель, я замечаю на полу очень странный ковер, которым устлана вся комната. Он цвета нута и составлен из небольших прямоугольников, неким образом соединенных так, что они все находятся не в одной плоскости, некоторые выступают больше, чем другие. Я понимаю, что это работа Роситы^[2]. Прежде чем лечь, я накручиваю волосы на пластиковые трубочки, какими пользуются в парикмахерских. Я ложусь и вижу, что Росита лежит на второй кровати. Тогда я говорю ей: «Росита, ты не против, если я посплю на этой кровати? Уверяю тебя, я абсолютно чистая. Я всего полчаса назад мылась, и, к тому же, все анализы, которые я недавно сдавала, показывают, что я совершенно здорова». Росита отвечает, что она совсем не против, и разрешает мне поспать на кровати. Вопрос открытки, который нужно обсудить с Хесусом, можно было обсуждать только в двенадцать часов ночи, и все ходят туда-сюда, выжидая время.

Сон 2

Понедельник

Я выглядываю в окно и с отвращением вижу, как почтальон второпях перебегает улицу, и что на нем моя тонкая бежевая шерстяная рубашка (это английская рубашка, которую мне подарила Эва^[3]). На талии рубашка подпоясана мичоаканским^[4] поясом из синей шерсти (тоже несуществующим в действительности), тоже моим. Я в негодовании вбегаю в комнату, бегом спускаюсь по лестнице, чтобы догнать почтальона и снять с него свои вещи. Но я его не нахожу и вижу старый чемодан (серый чемодан, с которым я приехала в Мексику). Я понимаю, что моя рубашка в нем, и начинаю вытаскивать из него одежду.

Кроме своих вещей я обнаруживаю там пиджак из очень качественной ткани, принадлежащий моему приятелю Биллу. Я решаю оставить пиджак у себя, пока с ним не встречусь, и вешаю его на спинку стула, чтобы он не помялся, но замечаю, что правый рукав вывернут наизнанку и закатан. То есть завернут в несколько складок, чтобы было короче, и так будто его так и носили, навыворот, а второй рукав при этом носили как обычно. Мне это кажется физически невозможным, и это меня озадачивает.

СОН 3^[5]

Я купаю некую светлую кошечку в уборной отеля, но, кажется, это не совсем так, это скорее Леонора^[6], на ней широкое пальто, которое нужно постирать. Я немного брызгаю на нее мыльной водой и продолжаю мыть кошечку, но я очень растеряна и взволнована, потому что не понимаю, кого именно я мою. Кто-то, одна из них, говорит мне, что сеньор Гамбоа^[7] уехал в Брюссель и перед отъездом отправил мне заказную телеграмму и велел мне выкрасить фасад его дома в сизый цвет. Меня охватывает смертная тоска, и в этот момент стучат в дверь. Я подхожу к двери и вижу персонажа, наглухо закутанного в темный плащ и в летней соломенной шляпе. Он говорит мне, что пришел с поручением от сеньоры Амарильи. Конечно же! Я сразу же понимаю, что желтый, то есть примирение и определенность, придутся мне весьма кстати. Я приглашаю его войти, и он мне кажется довольно косматым, причем как-то неестественно, наподобие театрального актера. Кошка-Леонора куда-то исчезла. Я испытываю внезапный ужас: сейчас я узнаю что-то, чего мне лучше не знать. Сейчас этот загадочный человек мне все расскажет. И действительно, он усаживается и начинает снимать с себя костюм, шляпу, лишние волосы, бороду и так далее, и я наконец узнаю Хуана^[8]. Он очень смеется и говорит мне: “Quelle bonne farce! Я пришел тебя предупредить кое о чем“. И тут я безутешно зарыдала, потому что сразу же поняла, что значит это кое о чем. Я испытала невероятный ужас, заплакала и проснулась. Сейчас я уже не знаю, что значило это кое о чем (два часа ночи), и я снова и снова пытаюсь вспомнить, что это было, но не могу. Внутри у меня все, конечно, очень неладно, если я себе представлю, что сейчас сюда входит Хуан, в это совершенно обыкновенное место, безо всяких светлых кошек и тому подобного, я не смогу ему объяснить, чтó я поняла, потому что на самом деле я уже забыла, я только знаю, что мне кажется, что это не совсем он, скорее какая-то…^[9]

Сон 4

День рождения Хавьера (19 августа). Я покупаю ему костюм римского воина (шлем, щит, панцирь и т. д.). Все это довольно низкого качества, и это меня несколько беспокоит. Ночью мне снится, что я в незнакомом доме. Я вхожу в очень большую комнату. За столом сидит (и может быть ест) некий довольно взрослый мужчина, одетый римским воином. Ко мне приходит таинственное осознание (как это бывает во сне), что это какой-то мой родственник. Я подхожу к нему и с удовлетворением замечаю, что облачение у него настоящее и хорошего качества, (не как у Хавьера). Что было дальше, я не знаю. Сон становится очень расплывчатым или, может быть, проснувшись, я ничего не помню.

20 августа. Я читаю рассказ Борхеса «Deutsches Requiem», и мое внимание привлекают несколько предложений: «Громя в болотной грязи легионы Вара, Арминий не думал, что закладывает основы Германской империи».

Поскольку я никогда не встречала ни одного человека по фамилии Вар, кто так или иначе не принадлежал бы к нашей семье, мне стало любопытно, и я посмотрела статью «Арминий» в Larousse. Вот что я там нашла: «Арминий, латинское имя Германа, вождь херусков, жил в правление Августа и при Тиберии. Был заложником в Риме, служил в римской армии, затем вернулся в Германию, где разгромил легионы Вара (9 г. н.э.)

Я ищу статью «Вар» в Larousse и нахожу следующее: «Вар (Публий Аттий Вар), римский полководец, умер в 45-м г. до н.э., сражался на стороне Помпея с 49 по 45 год. Бежал в Испанию после битвы при Тапсе, потерпел поражение в морском сражении при Картее и был убит в битве при Мунде».^[10]

СОН 5

Мы с Евой^[11] у меня дома, в гостиной. Квартира была та же, но не совсем такая, как на самом деле. Окна выходили на намного более широкий проспект. Дома напротив казались дальше. Мы смотрели в окно, и Ева вдруг сказала мне: «О, в гостиницу напротив только что зашёл Паален^[12] (на самом деле никакой гостиницы там нет). Теперь мне спокойнее, потому я не знала наверняка, придет он или нет». Я ей ответила, что стоит немедленно позвонить в гостиницу, но сама тем временем поняла, выглянув на некое подобие балкона (которого на самом деле нет), что Паален не собирается останавливаться в этой гостинице и что он пришел забрать свои вещи. Я видела его, потому что теперь гостиница была совсем близко, и с моего балкона, (которого на самом деле нет), виден был внутренний дворик гостиницы. Я показала Еве, что они выносят на улицу большой чертежный стол, какой-то высокий и узкий предмет мебели вроде книжного стеллажа, мольберт и так далее. Все это они очень быстро поместили на небольшую платформу на колесах и стали увозить, так что все при этом вихляло, и казалось, что вот-вот упадет. Мы были в недоумении, мы по-прежнему были квартире, но теперь она была совсем другая, очень большая и как будто бы в цокольном этаже. Я намазала лицо каким-то косметическим средством, какой-то водой, после которой на лице остается слой соли (примерно, как после слез, когда они высыхают). Мы ходили по квартире, и там была огромная кухня с черно-белым мраморным полом, то есть полом из больших белых плит, разделенных более узкими полосками черного мрамора. Я зашла на кухню и мне стало противно, потому что я увидела, что кругом беспорядок, грязь и повсюду валяются помидорные шкурки. Вдруг в дверь постучали, и мы с Евой поняли, изрядно переполошившись, что это Паален, и что с ним еще несколько человек. Переполошились мы потому, что он пришел за несколькими картинами, которые хотел показать потенциальным покупателям, а картины эти были не на своих местах, а стояли как попало по всей квартире и на мольберте в кухне. К тому же меня расстроила мысль, что у меня все лицо покрыто солью, и мне не хотелось показываться Паалену в таком виде. Не успев сбегать в ванную и умыться, я столкнулась с ним. Он поздоровался со мной не так, как здороваются с человеком, которого давно не видели, а скорее, как если бы мы виделись вчера, и хотел меня представить невысокому и очень круглоголовому мужчине, который пришел с ним. Я извинилась и побежала умыться. Я смыла с себя соль, вышла и к своему неудовольствию увидела, что Паален привел с собой в кухню, чтобы показать ей картины, стоявшие там на мольберте, очень элегантную даму в норковой шубе (хоть это и была не она, я узнала в ней госпожу Гельман). И мне и Еве было неприятно, что Паален увидел, в каком беспорядке хранятся его картины. Элегантная дама и Паален уже входили кухню, и я услышала, как Паален сказал: «Oui, ma chère, dans la cuisine… «^[13] Я не знала, что мне делать, и, глядя на кухню, утешала себя мыслью, что, в конечном счете кухня очень симпатичная, с мраморным полом, с огромным массивным столом и очень приличной, красивой антикварной мебелью.

Сон 6

Мы с Евой должны были отправиться в очень долгое путешествие (возможно, кругосветное). Пора было подниматься на борт. Я спросила у нее, как ей кажется, понадобятся ли нам паспорта и другие удостоверения личности, но она ответила, что нет. Мы сели на корабль, и тогда я поняла, что с нами едут друзья Евы, неизвестная мне пара с дочерью, очень красивой девушкой. Судно было очень маленькое и широкое, и мне не было видно ничего, кроме внутренних коридоров – ни палубы, ни воздуха, ни моря. Я принялась писать два очень важных письма и оставила их, (еще не вложив в конверты), на столе, а вернувшись за ними, с отвращением заметила, что друзья Евы пролили на одно из писем масляный соус и уксус, которыми был заправлен салат, который они ели, а второе письмо залили соком от тушеного мяса из другой тарелки. Я очень разозлилась и поругалась с ними, но я не успела им все высказать, потому что в этот момент мы прибыли в Лондон. Мы хотели тут же сойти на берег, но при выходе с корабля сразу начиналась улица и стоял патрульный полицейский, он попросил у меня документы, и, поскольку их не было, он не пропускал меня. Тогда я начала ему улыбаться и строить глазки, и всячески уверять, что я только хочу немножко прогуляться по Лондону, и что никто об этом не узнает. То, что я сказала насчет прогулки, его убедило, он согласился, и я вернулась на корабль, чтобы примарафетиться^[14].

Пока я искала свое платье, я поняла, что поблизости от корабля есть терраса какого-то кафе, и там разговаривают друг с другом по-испански три женщины, с виду мексиканки. Одна из них сказала: «Не знаю уж, что и думать, от него давно нет писем». Вторая ей ответила: «Не переживай так, Монтеррей ведь очень далеко, и, к тому же, он сейчас занят слишком серьезными вещами, у него мало свободного времени». Говоря все это, они пристально друг на друга смотрели, с таким выражением, будто у всего, что они говорят, есть какой-то очень важный скрытый смысл. Я сразу же поняла, что речь идет о контрабанде марихуаны.

Сон 7^[15]

Я пришла в гости к Хавьеру и Амайе^[16] и застала дома их родителей. Через некоторое время я с удивлением поняла, что это семейство, по всей видимости, совершило некое открытие в области питания, и что основано оно на их высочайшей степени духовного развития. Я увидела, что все они лепят из кусков пластилина некие полые формы, что-то вроде чашечек и кастрюлек, которые потом можно съесть, и которые к тому же очень питательны. Я подумала, что за счет мощного физического воздействия на пластилин им удается изменить состав пластилина и превратить его в нечто усвояемое (sic), но поняла, что дело не в этом, и что пластилин никак не меняется, а все дело в том, что благодаря своему высокому духовному развитию они способны управлять своим телом так, что могут переваривать пластилин и извлекать из него массу питательных веществ. Нужно было только, чтобы пластилин был слеплен не в плотные шарики, а размят в полые формы с тонкими стенками, чтобы вмещалось как можно больше воздуха.

Меня это и восхитило, и несколько огорчило, потому что я сразу поняла, что все это не «объективно», а только кажется, потому что это некое личное проявление земной магии, никоим образом на самом деле не связанное со Вселенной, и что из-за этой мнимой духовной победы им окажется заказан путь ко всякому подлинному развитию.

Сон 8^[17]

«Внимание:

Ne pas oublier le rayon de le lumière tranchant

Les ombres à l’envers

La voiture de traction céleste»^[18]

Мы жили все вместе в одном доме, довольно большом, наверное, за городом, потому что улица, с очень крутым подъемом, напоминала улицу в деревне, мощенную круглыми камнями, похожими на окаменевшие яйца.

Было раннее утро, мы чистили ковер в спальне Леоноры. Это был красный ковер с очень мягким и шелковистым ворсом, определенно восточный. Мы решили, что лучший способ его почистить и расстелить – разрезать его на слегка вытянутые прямоугольники, которые мы без определенного порядка приставляли один к другому. Нам показалось, что это что-то вроде игры в домино, и мы решили, что время от времени можно так в него играть. Затем мы вышли на улицу прогуляться и купить еды. Габи и Палито^[19] играли и бегали по дому, а младенец спал.

Леонора совсем недавно родила, и мы очень переживали за младенца, потому что при рождении он выглядел слишком маленьким, и, кроме того, он родился с красной шпагой на поясе, и эта шпага была частью его, он была живая, и, хотя это и была шпага, она была из плоти и с кровообращением.

Выйдя на улицу, мы увидели красный кабриолет, несколько старомодный, но совершенно новый и намного более изящный, чем современные модели. В машине сидели двое господ, очень похожих друг на друга.

Оба носили бороды, не длинные, а закругленные и от уха до уха, очень густые, с черными, вьющимися пушистыми волосами. Увидев их, мы очень преобразились (sic), потому что сразу поняли, кто они. «Ah!, les frères Henri!^[20] – сказала я, – что будем делать, Леонора? Где мы их примем?» Уолтер подошел к ним спросить, что они ищут, потому что они озирались по сторонам так, словно искали какой-то конкретный номер дома. Более того, один из них уже вышел из кабриолета и просунул голову в нашу дверь. «Nous sommes les frères Henri»,^[21]– ответили они. Тем временем я сказала Леоноре, что лучше всего будет принять их у нее в спальне, потому что ковер уже чистый и опрятный, но Леонора ответила, что это невозможно, потому что у нее в комнате наверняка еще остались недоеденные кошками кусочки мяса, и что резкий запах мяса братьям Анри наверняка будет противен. Она быстрым шагом направилась к дому и вошла вместе с ними. Войдя, я увидела, что она их приняла на площадке лестницы, ведущей в комнаты второго этажа. Я была восхищена, увидев, что Леоноре удалось застелить там пол шелковистым ковром цвета среднего между желтым и золотистой охрой и с несколькими узорами цвета натуральной сиены. Ковер этот был разрезан на прямоугольные куски и разложен так же, как ковер у нее в спальне. Я никак не могла понять, откуда она взяла этот ковер. Все сидели и разговаривали. Один из братьев Анри приобрел [отличную] от той, которая была, консистенцию, так будто он забрал себе часть субстанции брата, который стал слегка размытым и малозначительным. Тут же я заметила, что главный господин Анри пожирает Леонору взглядом, и что она уже поняла: этому мужчине известно, что он тот самый, кого так долго ждали, и что в дальнейшем он возьмет бразды правления в свои руки. Я обрадовалась, но чувствовала, что этот мужчина, возможно, считает ее и всех нас, невеждами и провинциалами. Меня это огорчило, и тогда я попыталась завязать разговор, чтобы у него сложилось о нас более благоприятное впечатление. “Vous savez, monsieur Henri, ne croyez pas que nous ne sommes pas à la page, malgré que nous habitons ici, dans ce pays éloigné, nous sommes très à la page”.^[22] Господин Анри взглянул на меня несколько презрительно и пробормотал что-то вроде: «Ба! Ну прямо Кармен какая-то!». Я была крайне раздражена и всячески старалась довести до его сведения, что хотя на мне и были надеты красивейшие итальянские остроносые туфли на высоком каблуке, я прекрасно владею формулой πR2, так что я ему без конца говорила:

“En plus ne croyez pas que nous sommes ici obligatoirement, nous voulons être ici, ça nous plaît beaucoup et je vous répète que nous sommes tout à fait à la page”.^[23] Он едва меня слушал. Тогда я решила сказать ему, что мы очень богаты, и что нам с лихвой хватило бы денег, чтобы вернуться в Европу, если бы мы захотели, но не успела, потому что Леонора вдруг встала и, пристально глядя на него, сказала: “Ah! Je vois bien que vous êtes spécialiste en enfants, il faut que je vous montre mon fils”^[24]. Она тотчас же убежала и вернулась со спящим младенцем на руках. Г-н Анри посмотрел на него и сказал: “Oui, pour moi c’est un nouveau né”.^[25] Мы все хором принялись ему объяснять, что это не новорожденный, а двухмесячный младенец. «Pour moi, c’est un nouveau né», – ответил г-н Анри. Тут младенец заговорил и сказал: «Разумеется, вы так решили, потому что я забыл кое-что принести. Пойду принесу». Он спрыгнул на пол и пошел в сторону своей комнаты. Это никого не удивило, потому что мы уже привыкли слышать, как младенец разговаривает. По дороге у него упала красная шпага, и он наклонился, быстро ее поднял и вернул на место. Габи очень заботливо ему помогал. Я шла за ними следом и сказала: «Эй, вы что, не видите, что она вся в пыли? Пол очень грязный, как бы в шпагу не попала какая-нибудь инфекция». Дети не обратили на меня внимания, и я подумала, что они правы, и что, в конечном счете, шпага – внешний орган, немногим нежнее ноги. Я переживала, потому что знала, что шпага вне тела – это повод для беспокойства, и что нам всем хотелось бы, чтобы она была у него, как у всех, внутри. Именно поэтому Леонора хотела проконсультироваться по этому вопросу с братом Анри (забыла сказать, что господин Анри был смуглолицый, с большими черными глазами, как бы вытянутыми по краям, с длинными тенями под веками, как у египтян. Я сначала подумала, что глаза у него накрашены, но приглядевшись внимательно,

поняла, что это их естественный вид.)

(Ночь с субботы на воскресенье, 22-23 марта. Два дня спустя дома у Леоноры объявился француз-бородач, а у меня дома, ровно в тот же час – Билл [у которого есть брат-близнец].

Мы их приняли при совершенно одинаковых обстоятельствах: проснувшись от полуденного сна, с растрепанными волосами и босиком.

Сон 9^[26]

Мне снилось, что я сплю у себя в комнате, и что меня разбудил какой-то резкий шум. Шум доносился сверху, из кабинета, словно там двигали кресло. Я решила, что кто-то пытается зайти с террасы и толкает кресло, придвинутое к двери. Я испугалась, и мне показалось разумным дать этому человеку, кто бы он ни был, понять, что я не сплю, но так, чтобы он не знал, что я его заметила, чтобы у него была возможность, если что, беспрепятственно уйти. Я встала и, стоя в дверях спальни, громким голосом что-то сказала, обращаясь как бы наверх. Я спросила у кота: «Что это за возня, Горди?» Я сделала еще шаг вперед, и в этот момент с ужасом почувствовала что-то у себя за спиной, что-то выходившее из меня самой, и в этот же момент поняла, что опасный шум наверху – неправда, что это я в некотором смысле сама хочу слышать эту опасность извне и сверху, но что на самом деле она всегда рядом со мной или у меня внутри. Это «нечто» у меня за спиной вызвало во мне невероятный ужас и ощущение чудовищного кошмара, от которого я изо всех сил пыталась проснуться, чтобы как-то защититься, но это загадочное создание крепко схватило меня за затылок, так, будто пыталось соединить друг с другом две длинные узкие мышцы, которые находятся в задней части шеи (или мне так казалось, что у меня есть эти мышцы на затылке), а другой рукой давило мне на лоб между глаз. При этом оно сказало мне: «Это чтобы ты не проснулась, я не хочу, чтобы ты проснулась. Чтобы сделать то, что я должен сделать, мне нужно, чтобы ты крепко спала». Это не причиняло мне физического вреда, мне не было больно, но я испытывала неимоверный ужас и не хотела засыпать. «Он», еще раз крепко надавил мне на лоб и я, чувствуя, что погружаюсь в глубокий сон, на самом деле проснулась в крайнем расстройстве и вся в поту.^[27]

СОН 10^[28]

Я узнала какую-то чрезвычайно важную тайну, как бы часть «абсолютной истины». Не знаю как, но влиятельным людям и властям предержащим стало известно, что я владею этой тайной, и они сочли ее в высшей степени опасной для общества, потому что, узнай о ней все, вся нынешняя структура общества рухнула бы. Потом меня схватили и приговорили к смертной казни. Палач привел меня в некое место, похожее на городскую стену. По обеим сторонам стены были очень крутые земляные насыпи.

Палач казался очень довольным. Мне было очень страшно и грустно. Когда я увидела, что он собирается отрубить мне голову, я заплакала и начала умолять его не убивать меня, потому что мне еще рано умирать, и заклинала его подумать о том, что у меня впереди еще много лет жизни. Тогда палач рассмеялся и начал надо мной издеваться. Он сказал: «Почему ты боишься смерти, раз ты так много знаешь? Обладая такой мудростью, тебе не следовало бы бояться смерти». Тогда я вдруг поняла, что он прав, и что мой ужас не столько от страха смерти, сколько из-за того, что я забыла перед смертью сделать что-то чрезвычайно важное. Я стала его умолять дать мне еще несколько мгновений жизни, чтобы я успела сделать то, что позволит мне умереть спокойно. Я объяснила ему, что я кого-то люблю, и что мне нужно сплести его судьбу со своей, и что, как только наши судьбы сплетутся, мы будем вечно вместе. Палач, кажется, счел мою просьбу вполне резонной и даровал мне еще десять минут жизни. Тогда я быстро принялась за работу и сплела вокруг себя (как плетут корзинки и лукошки) некую клеть в форме огромного яйца (в четыре или пять раз больше меня самой). Материал, из которого я плела, был чем-то вроде лент, материализовавшихся у меня в руках, и я, даже не зная откуда они берутся, сознавала, что это моя и его субстанция. Закончив плести это яйцо, я почувствовала покой, но по-прежнему плакала. Потом я сказала палачу, что он может меня убить, потому что любимый мною мужчина теперь сплетен со мной навечно^[29].

ПЕРЕВОД С ИСПАНСКОГО: ЯКОВ ПОДОЛЬНЫЙ

^[1] Владельцы «Галереи Диана», где прошли первые выставки Ремедиос.

^[2] Примечание Вальтера Грюна: «Бал и Гай»

^[3] Эва Сульцер

^[4] Вероятнее всего, речь идет об изделии, украшенном традиционными для мексиканского штата Мичоакан – прим.пер.

^[5] В BV, стр. 241-42.

^[6] Леонора Кэррингтон.

^[7] Примечание Вальтера Грюна: «Определенно, Фернандо Гамбоа, директор Кафедры пластических искусств ИНБА».

 Примечание^[8] Вальтер Грюн «Хуан Мартин». (Владелец Галереи, в которой

Ремедиос выставлялась с1960.)

^[9] Примечание Вальтера Грюна: «Фернандо Гамбоа заказал у нее настенную роспись

для Онкологического центра, а Ремедиос не хотела брать этот заказ.

Какое-то время Ремедиос записывала свои сны, по психологическим причинам». Каплан утверждает (op. cit., стр. 139-41), что ответственность, связанная с этой росписью, до того беспокоила Ремедиос, что она решила отказаться от проекта. По версии написанной им биографии, этот сон – следствие тех переживаний.

^[10] Примечание Вальтера Грюна: «Есть еще один Вар, Публий Квинтилий, который дожил до 9 г. н.э, и был сыном сторонника Помпея ‘, несомненно, речь идет о нем, и именно его войска разгромил Арминий . (Действительно, этот Вар, потерпев поражение, покончил с собой, и Август воскликнул: «Вар, Вар, верни мне мои легионы».) Найдя о нем статью в словаре, я нашел еще одного Вара (наверное, его отца), о котором точно известно, что он бывал в Испании, в Андалусии, поскольку он умер в Мунде, (древнее имя города, который сейчас называется Ронда). Однако у Ремедиос есть копия жизнеописания ее предка, основавшего монастырь в Кастилии. В этом городе, который называется Вилла де Агилар, живет много людей по фамилии Варо, как сообщает Джанет Каплан, бывавшая там».

^[11] Ева Сульцер

^[12] Вольфганг Паален.

^[13] «Да, дорогая, на кухне».

^[14] Разговорное выражение, которое Ремедиос употребляла в значении «приводить себя в порядок». (В оригинале trusquinarse – судя по всему, неологизм. В словарях слово не зафиксировано. – прим.пер.)

^[15] BV., p. 243.

^[16]Дети Херардо Лисаррага.

^[17] В BV, стр. 247-49.

^[18] «Внимание: / Не забыть острый луч света / Тени наоборот / Автомобиль

на небесной тяге ».

^[19] «Дети Леоноры». [Примечание Вальтера Грюна.]

^[20] «Ах! Братья Анри!»

^[21] «Мы братья Анри».

^[22] «Вы знаете, мистер Анри, не думайте, будто мы не в курсе дел, хотя мы и живем здесь, в этой далекой стране, мы очень даже в курсе дел».

^[23] Не думайте, что мы находимся здесь по необходимости, мы хотим быть здесь, потому что нам здесь очень нравится, и я Вам повторяю, мы полностью в курсе дел.»

^[24] «Ах, я вижу, что вы однозначно – специалист по детям, я должна показать Вам своего сына».

^[25] «Да, я считаю, что это новорожденный».

^[26] Опубликовано в S, стр. 76.

^[27] Примечание Вальтера Грюна: «Мне кажется, это как-то связано с картиной Тревожное присутствие» [иллюстр. 5]

^[28] Этот замечательный сон также опубликован в MBP, стр. 27-29, и в BV, стр. 244,

^[29] Примечание Вальтера Грюна: «Предчувствие собственной смерти?»