Ev qızından  «Feşn» maqazinə eksklüziv

Bizim paltarlarımız bədənimizi, yəni bizi daha çox gizlətməkçündü,
zərbədən, təcavüzdən, soyuqdan, istidən qorumaq üçün deyil.
Mən onları günaşırı yuyub ipdən asıram, mən onlara bələdəm.
Bəs, görəsən köynəyimizin və sol döşümüzün altında gəzlənən,
hər gün litrlərlə qaniçən ürəyimizdən keçən pis niyyətlər nə olsun?
Onları kim, necə, harada və hansı sabunla yusun?
Mən günaşırı bütün bunları və kiçik qardaşımı düşünərkən,
bu allı-güllü paltar sırasında ağ bayraqlar da asıram,
İstəyirəm ki, küləklər paltarların
təmizlik, saflıq və məğlubluq qoxusunu,
Onların bizi daha çox gizlətdiyini, qorumadığını bütün aləmə çatdırsın.

Интервью домохозяйки для «Фэшн» магазин

Наши одежды тела наши, то есть нас в большей степени скрывают –
от ударов, от агрессии, от холода, и от жары не охраняют.
Я их через день стираю, вешаю, я их хорошо знаю.
А как быть злым намерениям в сердцах наших
которые литрами крови пьет ежедневно,
и скрывается в левой грудинке под рубашкою?
Кто, как, где и каким мылом их будет стирать?
Я через день, когда думаю об этом и о младшем брате,
в их пестрый ряд вешаю белые флаги,
хочу, что ветры всему миру донесли
их запах чистоты, влаги и поражения,
что они нас больше скрывают, а не охраняют.

автоперевод

Maskalı adamların himni

Kim oxuyar alnımızdakı sətir-sətir qırışları,
kim? Hansı dilçi, hansı xəttat?
Axı, bu yazılara baxan kimsə bu xətti tanımaz.
Göz yaşlarımız yalnız yanaqlarımızı suvarmaz, hətta
yanğımızı da yatırar ki, bunu siz
yenə də üzümüzə baxıb sezə bilməzsiniz.
Göz yaşımızla yuduq gözlərimizi, amma
kirpiklərçün fərq etmədi, onlar əvvəlki kimi
nə tozdan, nə qorxudan, nə pis nəzərdən
yenə qoruya bilmədilər bizi, qırpıldılar.
Kim duyar müşkülləri səyriyən gözümüzdən?
Ağrısını ürəyimizin üzümüzdən kim duyar?
Əgər ki, bu sualların cavabı yoxdursa,
nədən üzümüzü görsün adamlar?
Əgər üzümüzə öyrəşənlərin sayı çoxdusa,
bəlkə onu arada gizlətməkdə lüzum var.
Kim bilir bəlkə elə bizim özümüz də
arada güzgüyə baxanda çaşmalıyıq,
bəlkə, biz də özümüzə arabir özgə üzüylə baxmalıyıq…

Гимн людей в масках

Кто прочтет наши морщины во лбу по строкам,
кто? Какой филолог? Какой каллиграф?
Ведь из видевших эти записи никто не знаком с этим почерком.
Слезы ни только оросили щеки наши, и даже утолили жажду,
Но вы, лицезрев нас не почувствовали это никак.
Слезами мы очищали глаза, но ресницам все равно,
они, как и прежде не охраняли нас от пыли, от страха, от сглаза,
закрывались, как и прежде.
Кто почувствует беды из дерганных наших глаз,
кто почувствует боли сердца из лиц наших, кто?
И если нет ответов на эти вопросы,
зачем людям то надо наше лицо?
И если много тех, кто привык лицам нашим,
может вправду есть надобность их иногда скрывать?
Кто знает, может и мы сами
иногда смотрев в зеркало должны опешить,
может быть и мы иногда
на самих себя должны посмотреть лицами чужими…

автоперевод

И т.д.[*]

Лампа освещает потолок.
Часы молчат, да только дождь, да в ней и толк,
под фонарем перед окном промокшая кошка
умирает участью знакомой и т.д.

Прозябать мне без дела надоело.
Безделье есть мое лежащее тело,
вялость которого в апреле смело
говорит об отсутствии глагола и т.д.

Хотите правды? Я устал, и все.
Устал, и все! Хотите правды, ну что ж,
скажу, что я устал оттого, что вы хотите,
а теперь катитесь и т.д.

Və sair və ilaxır…

Tavana işıq salır yenə lampa həvəssiz,
Saat susursa da bax, əsas yağışdı yağır.
Pəncərəmin altında pişik islanır, səssiz
ölür tanış ağrıyla və sair və ilaxır…

İşsiz-gücsüz əsnəmək təngə gətirib məni.
Bu apreldə işsizlik üfiqi bədənimin
bezgin bir halıdır ki, yoxluğunu feilin
ürəklə xatırladır və sair və ilaxır…

Həqiqət istəyirsiz?! Yorğunam, dedim axı.
Yorulmuşam, vəssalam. Həqiqət bu, doğrusu
yorğunam çünki daim siz nəsə umursunuz.
İndi isə rədd olun və sair və ilaxır…

[*]  Стихотворение написано на русском языке, перевод был сделан для французского журнала  La Traductière

Благодарность

отцу и матери

Сытость порождает серость в быту;
быт поражает личность с тыла, и ты,
усталый следопыт слов, а точнее рифм,
понимая, что не важен твой улов, и никакой Серафим,
не говоря, уже о Музе, тебе не поможет,
и мир не изменить- остываешь. Ах, будь ты помоложе,
ты бы стал другим- сытым, серым, может быть волком…

Но что-то было в слове, что ты в первый раз
понял это, лицезрев, ту даму, маму, чей рассказ
«О волке и ягненке» тебя и остановил;
и ты прибежал к отцу, который силы свои оставил
за дверьми, в борьбе с волками,
неважно сколько ног, хотел спросить: «Отец, а мы…»
Отец-то спал, уже грезил, что сын их стал
человеком… А Господь все видел, слышал, знал.

Если…

Если прошлое осталось в прошлом,
то, почему он не может делать шаг?
Выходит, новое – не новое,
и будущее невозможно испробовать натощак,
ибо жизнь досыта вскормлена судьбой.

 

ОТВЕТЫ НА ВОПРОСЫ «ДВОЕТОЧИЯ»:

1. На каких языках вы пишете?

Я пишу на азербайджанском языке, то есть на родном, и считаю себя исключительно азербайджанским поэтом. Но были и русские стишки, если выражаться словами Иосифа Александровича.

2. Является ли один из них выученным или вы владеете и тем, и другим с детства?

Думаю, русский язык для меня выученный язык, но с этим языком я знаком с самого детства. Ибо, отчасти, я советский человек. Я из интеллигентной семьи, родители мои инженеры, с широким кругозором, большие почитатели книг, я бы даже сказал, с литературными навыками. Помню, у нас дома, наряду с отечественными литизданиями, была и «Иностранная литература» (кроме других русскоязычных и нелитературных изданий, таких, скажем, как «Огонек» и т.д.). С другой стороны, нам с первого класса преподавали русский язык, как и во всех, наверное, советских школах.  А потом, в выпускных классах, да и в студенческие годы, русский язык стал важным атрибутом моей жизни. Именно тогда я стал делать первые переводы из русской поэзии. Многое из мировой литературы я читал и продолжаю читать на русском языке. Уже почти 25 лет я ежемесячно выписываю «Иностранную литературу». Но среда моя никогда не была русскоязычной.  Я не писал и особо не старался писать на русском языке.

3. Когда и при каких обстоятельствах вы начали писать на каждом из них?

Дедушки мои по материнской линии (дедушка и прадедушка) получили хорошее домашнее религиозное образование. Отлично знали, читали Коран, владели арабским языком, знали персидский, даже помню дедушка писал арабской вязью на азербайджанском языке (до тридцатых годов прошлого века таковой была вся наша письменность), я до сих пор храню некоторые его записи. А восточное образование и мышление, как таковое, испокон были поэзияцентричными. И они почти наизусть знали произведения многих азербайджанских и восточных классиков – Низами, Насими, Физули, Хафиза, Сэид Нигяри и многих других. Будучи совсем маленьким, я участвовал, то есть волей-неволей становился свидетелем их поэтических меджлисов, «симпосиумов». И всё благодаря дедушке, с которым был неразлучен. Даже помню куплеты, строфы, заученные тогда. Конечно, я еще не совсем понимал, что это стихи, а воспринимал как речь старших, знающих, знатоков. С годами понял, что это умозаключение не так уж и ошибочно в хороших примерах из мировой поэзии.

Первое же стихотворение я не написал, а надиктовал в глубокой ночи. Это было в 1978 году. В Пятигорске. Мы отдыхали там всей семьей. Отец повел нас в дом-музей Лермонтова, рассказал о трагической жизни поэта.  Мы взбирались на гору Машук.  И, впечатленный, я проснулся среди ночи, разбудил мать и попросил ее записать мои слова. Я все это смутно помню, передаю это вам на основе рассказа покойной матери.  Тогда еще я не ходил в школу. Спустя год мне предстояло пойти в первый класс, я перебрался в отчий дом и впервые увидел огромное скопление книг. Библиотеку таких размеров мне не доводилось видеть ранее. Отец и мать, как я уже говорил, были заядлыми читателями. К тому же отец писал стихи. Порой очень хорошие. Все это, конечно, формировало меня в дальнейшем.

4. Что побудило вас писать на втором языке?

До ноября 2000 года я по-русски только читал, нередко переписывался с коллегами, и, конечно, переводил поэзию, и русскую, и вообще с русского. Но произошел интересный случай. Я отчетливо помню это, поскольку тогда мой сын только-только научился ходить. Ему было 11 месяцев. Я взял его на прогулку, рядом с домом был парк. Мама одела его потеплее, и у комбинезона с задней стороны, у шеи, была эдакая застежка, чтобы ухватить малыша в случае чего. Дело было вечером. Я держал сына, он делал свои очередные робкие шаги, опадала желтая листва. И вдруг я почувствовал, будто некто ухватил меня за макушку (а может быть, у меня тоже была застежка у шеи) и приподнял. Я оказался в невесомости. И самое удивительное, по сей день помню: как будто в моем мозгу, или же в слуховом аппарате открылись, что называется, два канала: на один нашептывали (!) стихи на азербайджанском, а на другой – то же самое (!) стихотворение, но на русском. Синхронно, параллельно. Я замер, наверное, секунд на 20-30, испуг охватил меня. Мы с сыном тотчас вернулись домой. Конечно, в первую очередь я переложил на бумагу услышанное – и на русском, и на родном. На следующее утро, часов, эдак, к пяти-шести, меня будто разбудили, именно разбудили. Я, как запрограммированный, взял листы, пошел на кухню и принялся писать. Часов, наверное, два, безостановочно. По-русски. Исписал листов 20-25. Это было длинное  стихотворение.  Так продолжалось дней 6-7, в различных обстоятельствах. Я шутливо называю ту пору чудной неделей своей жизни. Что это было? Ответов много. Не хочу вдаваться в подробности. Этот опыт в определенной степени не был зависим от меня. Я к этому руку не прикладывал.  Если не учесть, что вообще поэзия – это нечто спорадичное, или же спорадическое. В дальнейшем, только после этого, я стал писать некоторые статьи на русском языке, переводил свои стихи, и как-то задумался о написании стихов на русском языке. Если первый случай, или, если быть точнее, случаи не зависели от меня, то последующие моменты, в какой-то мере были связаны с чувством одиночества, отреченности, с некоей внутренней эмиграцией. Ведь, что такое эмиграция? Это, в первую очередь, изменение языковой среды, утрата, порой преднамеренная, если хотите. А причин для этого, наверное, у каждого пишущего человека найдется. Но со временем я утратил интерес к написанию стихотворений на русском языке, да, впрочем, и не только на русском. В целом, изменилось отношение к литературе.

5. Как происходит выбор языка в каждом конкретном случае?

Думаю, если стихи случаются, то язык сам выбирает поэта, фиксатора, если хотите. В иных случаях нами в большей степени управляют повседневные привычки. В одном из моих ранних русских текстов был такой момент: «Поэты, вы не создатели, несмотря на состав железа в крови, вы самые не железные антенны, вы всего лишь фиксаторы самые обыкновенные…»

6. Отличается ли процесс письма на разных языках? Чувствуете ли вы себя другим человеком\поэтом, при переходе с языка на язык?

Не думаю. Может быть, пишущему и хочется стать другим, чувствовать себя иначе. Но это невозможно. Даже если кто-то ощущает себя другим и утверждает подобное, на мой взгляд, он себя обманывает. А если поточнее, то, якобы ощущаемое это обновление всего лишь продукт процесса, как такового, независимого от языка. Можно посадить дерево и стать немножко другим.  Знаете, это как оптический обман. Ведь слова-это еще не совсем и не всегда смысл, не цельный смысл. Слово-как одежда, она обретает форму тела, но им никогда не становится. Речь идет, как правило, о поэтическом слове.

7. Случается ли вам испытывать нехватку какого-то слова\понятия, существующего в том языке, на котором вы в данный момент не пишете?

Нет, нехватку слов, как обозначение чего-либо, я не ощущаю. Скорее, наоборот. Расскажу еще об одном ощущении. Порой, выбираясь на улицу после долгого уединения или продолжительного  сна, я вместо людей, деревьев, машин и предметов вижу слова. Вот, скажем, идет навстречу знакомый, сосед, Хикмет, а мне он видится словом. То есть как бы его силуэт, оболочку заполняет слово. Или я не прохожу возле инжирового дерева, а прохожу возле слова «инжировое дерево» Ну и так далее. И эти видения приходят не на каком-то языке, они смыслы, начертанные прозрачным алфавитом. И в этом пейзаже, я вдруг ощущаю или вижу, что-то, кто-то идет/стоит, но и заодно отсутствует, должен быть, но нету.  Представьте себе полной словами бумагу, и вдруг, белые пятна. Ты знаешь, что за слово там «прячется», но этого слова не видно. Эдакий солецизм.

8. Меняется ли ваше отношение к какому-то явлению\понятию\предмету в зависимости от языка, на котором вы о нем думаете\пишете?

Я пишу на родном языке. Мой русский опыт незначителен. Но если рассматривать ваш вопрос в целом, понимаете, как мне кажется, есть первичные слова, со смыслом рожденные, скажем, как «мама», «дорога», «солнце», а есть производные, отпрыски: как «опекун», «асфальт», «лампа» и т.п. Что бы ни писал поэт, язык в стихотворении, да и в речи тоже, текст сам апеллирует на первичность. Поэтому изменение отношения в контексте вашего вопроса возможно, но только не потому, что какой-то язык имеет иные и большие возможности.  Не хочу придумывать форматы и формулы, но поэзия – она в какой-то степени производная утраты первичности, участь.

9. Переводите ли вы сами себя? Если нет, то почему? 

Да, порой приходится. Иногда просят стихи, и как можно быстрее. На английском, или русском языках, коллеги из разных стран. Порой друзья-переводчики из-за нехватки времени не могут успеть к сроку. К тому же я не Граф Монте-Кристо… Потому приходится заниматься автопереводом. Но бывают и доволько курьезные случаи. Недавно один французский литературный журнал попросил оригинал моего текста; они читали его на румынском, полагая,  что оригинал написан по-азербайджански. И я, оказавшись в безвыходной ситуации, принялся переводить себя на родной язык, а по сути, написал все сызнова.

10. Совмещаете ли вы разные языки в одном тексте?

Да, у меня есть такой опыт. Полилингвистический. Или билингвистический. Процесс иногда диктует свое.

11. Есть ли авторы, чей опыт двуязычия вдохновляет вас?

Поэты средневековья владели многими языками и творили на этих языках, но почти в обязательном порядке на греческом. Изучение греческого даже входило в школьную программу до первой половины прошлого века почти что во всех европейских учебных заведениях, насколько я знаю. Подобное бытует, или бытовало и на Востоке. В истории азербайджанской литературы, и в частности, поэзии, таких примеров предостаточно. Хагани, Насими, Физули слагали стихи на арабском и на персидском, кроме азербайджанского, тюркского. Они были великими поэтами не только азербайджанской литературы, но и всего мусульманского Востока, а сейчас становится очевидно, что и всего мира. Эти поэты даже в переложении (я имею в виду их иноязычное наследие) вдохновляют меня. Но не в плане многоязычия, а по своей глубине, близости к смыслу, первозданности.

12. В какой степени культурное наследие каждого из ваших языков влияет на ваше письмо?

Не знаю. Мне сложно судить об этом. Каждый современный человек вбирает в себя прочитанное. Я читал, читаю ежедневно и на других языках.