Долго ждал звонка с надеждой зыбкой.
Затрезвонил резко телефон.
Снял я трубку с радостной улыбкой:
"Это ты?.."
Но это был лишь сон.

ВВЕДЕНИЕ

В 2001 году я случайно переехал в Берлин и вскоре поселился на Томазиусштрассе. Она названа в честь философа-гуманиста Кристиана Томазиуса, жившего в XVII веке. Среди идей, которые он продвигал, была и такая: будить человека — это преступление, которое должно наказываться по закону. У каждого человека есть неотъемлемое, естественное право на сон. Ив современной Германии есть движение людей, отстаивающих это право. Они собираются на съезды, которые выглядят так: где-то в спокойном месте снимается помещение, и там все спят сколько хотят, будить никого нельзя. Сон — половина жизни, но до сих пор там больше тумана, чем ясности, несмотря на все достижения науки и техники. Многие из нас видят порою настолько странные сны, что впечатление остаётся на годы. Хотя необычайно развитая медицина сна — сомнология насчитывает десятки различных диагнозов, связанных с сонными расстройствами, и во многих случаях умеет их эффективно лечить, хотя нейробилогия дала ответы на многие вопросы о том, каким образом возникают наши сны, а психотерапевты разных школ весьма изящно интерпретируют наши видения, помогая наладить жизнь в реальности бодрствования, всё это никак не отменяет одного простого факта — мы по-прежнему видим сны, способные нас удивлять. И не надо для этого быть утомлёнными Вакхом, засыпая на тирских коврах, достаточно своей кровати и совершенной трезвости. Кому-то снится долина Дагестана, кому-то — синяя дорога через тенистое село, и пусть мы вроде понимаем, что все эти смутные образы — лишь mind games, где-то в глубине души не пропадает ощущение зазора между мирами, временного пропуска в иную реальность. Сон — это не истинное подобие смерти, а скромная надежда на возможность бессмертия? Для кого-то — возможно. Я лишь собрал вместе несколько записанных сразу после пробуждения снов, которые показались мне наиболее занимательными и даже для чужого сознания не скучными. Сей тонкий сон воображенья нам посылает Аполлон не для любви — для вдохновенья, а что с этим делать, никто, кроме нас, и не решит.
P.S. Поскольку сны расставлены не в хронологической последовательности записей, а датировка тут, кажется, значения не имеет, то она и убрана всюду.


Сон про однофамильца

Во сне я попал в некий дом в Москве, причём запомнил название улицы — Лениногорский проспект (такого в реальности нет), и там прямо в стене, в такой гранитной нише стоит памятник военному в форме, в шлеме пилота, он отдаёт честь и смотрит вдохновленно вперёд. И написано золотыми буквами на постаменте: “Маршал авиации (фамилию не запомнил)”. 

Но сверху над памятником другая надпись большими буквами: “Многие граждане СССР думают, что памятники советским военным установлены в основном в честь героев Великой Отечественной войны, но это не так. Перед вами последний памятник, одобренный правительством СССР в 1987 году и воздвигнутый в стене жилого дома. Герой Советского Союза маршал /.../ прожил всю жизнь в мирное время, никогда не воевал и не совершил ни одного подвига. Скульптор Александр Георгиевич Дельфинов”. 

Прочитав это, я радуюсь и кричу кому-то, кто, как я чувствую, стоит рядом: “Ура! Однофамильца нашёл!” А потом почему-то оказываюсь в столовой и заказываю пельмени и салат, за стойкой пар, лишь смутно различимы фигуры поваров или поварих в белых халатах и колпаках, и кто-то оттуда говорит: “Пельмени только двойные порции, посетителей слишком мало, садитесь, мы сварим и принесём”. Удивляюсь этому и... Просыпаюсь.


Сон про филолога

Во сне подхожу к погранконтролю на таможенный досмотр, в руке у меня такой типичный советский портфель из потрэпанного кожзама с двумя застёжками. Иду я и думаю: “Мы — филологи, вот потому-то мы всегда с собой везде провозим острый боевой топор!” И действительно — руку мне оттягивает тяжесть небольшой секиры, спрятанной в портфеле. Мысленно представляя себе эту секиру, я с доброй, приветливой улыбкой подхожу к суровому на вид таможеннику в зелёной униформе. Тут я, к сожалению, проснулся.


Сон про интеллигенцию

Приснилось, что Россия распалась на отдельные страны, а по радио передают: "Интеллигенция разводит костры на островах Тихого океана". Просыпаюсь с ощущением пережитого апокалипсиса.


Сон про фильм Эйзенштейна

Приснилось, что под огромным куполом в зале собрался миллион человек. У микрофона оратор, его лицо крупно на исполинском экране: "Поздравляю! Наконец-то закончена работа над реставрацией единственной копии последнего фильма Сергея Эйзенштейна, которую нашли в госархиве Монголии. Кто мог подумать, что гений снимет последний шедевр там! Итак, начинаем премьеру!" Гаснет свет, зажигается экран. Просыпаюсь.


Сон про редакцию журнала

У нас в редакции праздник в связи с выходом первого номера нового глянцевого журнала, где я — главред. Тираж только что привезли из типографии, толпа народу, шампанское, крики, смех. Кто-то разрезает ленточку на большой коробке, как будто сейчас откроют торт, но там пачки журналов, и мне показывают обложку. На ней летящее меж звёзд заострённое бревно с корой характерной чёрно-белой раскраски. Большими позолоченными буквами заголовок — это главная тема номера: "КОСМИЧЕСКИЕ АППАРАТЫ ИЗ БЕРЁЗЫ". С ощущением абсолютного восторга просыпаюсь.


Сон про синюю змею

Во сне показали передачу про синюю змею до четырёх метров длины, которая не кусается и питается одними ягодами, но из-за того, что она довольно крупная, люди её боятся: убегают при встрече, пытаются убить, вызывают полицию. Было показано несколько таких эпизодов: синяя змея пугает детей на детской площадке; синяя змея выползает к репетирующим во дворе музыкантам; синяя змея падает на домохозяйку, развешивающую бельё. 

Потом крупным планом её голова: синяя змея в замедленной съёмке раскрывает беззубый рот и съедает ягоду-голубику. В конце показывают кадры на парковке возле супермаркета, где синяя змея подползла к дядечке, сидевшему на скамейке возле клумбы с цветами. Дядечка сидит весь белый, у его ног кольцами свернулась синяя змея, её голова поднята на уровень его глаз и чуть покачивается, рядом зеваки и полицейский. Передача закончилась оптимистичной маршевой песней с такими словами:

Эта синяя змея не кусается,
Лишь качает своей головой,
Она близко к тебе прижимается,
Просто хочет познакомиться с тобой!

И я проснулся.


Сон с Кремлём

Во сне скачу на коне по заледенелой зимней улице, сквозь густой снегопад. Вдруг — блокпост. Выходит солдат в тулупе, ушанке заснеженной, с автоматом на груди: “Стой! Документы!” А я ему: “Молчать, рядовой! Посмотри, кто ты, а кто я! А я — генерал милиции! А ну, прочь с дороги!” Отступил он в сторону, а я дальше поскакал. Копыта по льду скользят. Я коня успокаиваю: “Не гони, не гони, родимый!” И внезапно вылетаю на мост прямо к воротам Кремля... “Ах!..” Просыпаюсь.


Сон с Путиным

Во сне я лежу в своей комнате в московской квартире, но одновременно это почему-то не квартира на 10-м этаже, а булочная в том же доме на 1-м этаже. И вот я лежу на кушетке в темноте и засыпая, как вдруг уже в полусне слышу, как отпирается входная дверь. Затем кто-то дышит и осторожно пробирается в темноте между мебели. Я понимаю, что это Путин. Испугавшись, притворяюсь спящим, а он подходит к письменному столу, включает лампу с зелёным абажуром (в реальности у меня никогда такой лампы не было) и начинает стоя разбирать какие-то бумажки, слегка склонившись над столом. Я слежу за ним сквозь щели век. Потом Путин гасит свет и собирается уходить, но в последний момент накрывает меня пледом и ласково говорит: “Спи, спи, все в порядке. Я уже ухожу!” Во сне я заснул и проснулся в реальности.


Сон с Навальным

Во сне с группой друзей на автобусе мы въезжаем в российский город под названием Кронбург. Едем по зимней улице, падает снег, вдоль старинных деревянных и каменных домов, от трёх до пяти этажей, разноцветных и словно игрушечных. Переезжаем мост через небольшую реку или канал. Виден красивый заснеженный парк. Чей-то голос говорит: “Наш город мало известен среди россиян, и это жаль, ведь у нас очень красиво!”

Автобус подъезжает к просторной площади, просто огромной, она заполнена народом, вдали видна сцена, и я знаю — на ней выступает Навальный. Ради этого митинга мы и приехали в Кронбург. Выходим из автобуса. Чей-то голос говорит: “Пройдёмте к сцене! Там лучше слышно!” Мы шествуем сквозь толпу, люди нас пропускают. Навальный в клетчатой бело-голубой рубахе что-то кричит в микрофон, периодически люди начинают прыгать и скандировать, повторяя его слова, но я ничего не могу разобрать.

Подходим ближе. Я уже хорошо могу разглядеть лицо Навального и внезапно понимаю его речь. “А какие у нас в России порядки? — спрашивает Навальный в микрофон и сам отвечает. — А все вы прекрасно знаете! Давайте скажем это вместе?” Люди кричат: “ДА!” Навальный поднимает руку, чуть наклоняется вперёд и тоже кричит: “Кто не сел, тот ляжет!” Люди начинают прыгать и скандировать: “КТО НЕ СЕЛ, ТОТ ЛЯЖЕТ! КТО НЕ СЕЛ, ТОТ ЛЯЖЕТ! КТО НЕ СЕЛ, ТОТ ЛЯЖЕТ!” Картинка словно наваливается на меня, и я просыпаюсь.


Сон про мировые религии

Во сне явился некто, невероятно мудрый. Мы сидели в комнате, как в университетском классе, а на экране менялись слайды. Я запомнил картинки с индийским саддху в оранжевой одежде, оборванными весёлыми хиппи, суровым сикхом в чалме, православными монахами где-то в лесу. А некто читал мне лекцию о сути всех религий. Становилось ясно ВСЁ. Но не совсем. "А как же быть с исламом?" — спросил я. "Ха-ха! Это очень просто!" — засмеялся некто, показал новую картинку, где были женщины в никабах, и начал объяснять. Оказалось и в самом деле проще простого! Меня переполнило чувство невероятной ясности, даже экстаза, оттого что я разобрался наконец в этой хрени с богами, верами и ненавистью. И я проснулся! Вечерело. Ощущение ясности сохранялось ещё пару секунд, но затем я осознал, что всё позабыл. Встал, умылся и пошёл на ночную работу.


Сон про запутанный мир

Спал днём после ночной работы. Во сне сначала я оказался внутри рыбы, и мы плыли по океану. Я мог смотреть вперёд из её пасти, я видел её зубы изнутри, и синие волны, и небо вдали. Внутри рыбы было влажно и тепло. Потом рыба исчезла. Где-то на набережной ко мне подошёл мужчина в в парусиновом костюме, как у советских отдыхающих в 1930-е годы. Виднелись статуи в глубине аллеи, прогуливающиеся люди, бегающие дети. Мужчина сказал: "Добро пожаловать в запутанный мир!" Мы пошли по аллее, и всё выглядело, как обычный парк, но быстро менялось. Деревья переплетались, люди как-то таяли, статуи оседали. Мужчина показал маленькую пирамидку, в ней сияли радужные спектральные огоньки. "Это призма ВДНХ, — сказал мужчина. — Видишь, там телебашня внутри?" И действительно, внутри призмы виднелась Останкинская телебашня. Мужчина рядом со мной стал тоже подтаивать, повеяло холодом, телебашня надвигалась, росла, мне срочно надо было там рассмотреть какой-то огонёк. И я проснулся в тревожном состоянии, обнаружив, что во сне с меня на пол съехало одеяло.


Сон в трёх частях

1 часть

Приснилось, что я нахожусь в казарме или похожем казённом здании, но одновременно это как будто бы квартира Н. У нас с ней отношения. Мы живём вместе. Должны придти её родители и много гостей. Но я не хочу видеть её отца и решаю притвориться мёртвым, опасаясь, что если так не сделать, то отец Н. и гости, да и она сама начнут меня ругать. Я падаю на пол и замираю. Входят отец Н. и гости. Сама Н. понимает, что я притворяюсь, и спокойно говорит: “Он умер, но тело можно не убирать”. Отец Н. начинает недовольно говорить: “Я предупреждал тебя, не живи с ним, ни к чему хорошему это тебя не приведёт”. Н. говорит: “Мне пора, я ухожу, а вы оставайтесь”. Она уходит, меня немного сдвигают в сторону, я ощущаю, как из-под меня выдёргивают ковёр. Я лежу на животе и очень боюсь, что будет заметно, как я дышу. Стараюсь дышать незаметно, от этого лежать очень некомфортно, к тому же не двигаясь. Слышно бубнение гостей, через меня перешагивают.


2 часть

Та же казарма, но как бы увеличившаяся в размерах и слегка запущенная, словно в нежилое помещение временно вселились люди. Идёт война. Туда-сюда деловито ходят военные. Но в одной из комнат собрались мои друзья и знакомые, там пьют вино, Лёша Козлов играет на гитаре, все смеются, иногда выходят кто на кухню, кто в туалет. Жизнь идёт как на подмосковной даче, где отмечают какой-то праздник. Но это только в одной комнате. В остальной части помещения (это уже скорее здание, а не квартира, но это то же самое помещение, что в первой части сна) идёт подготовка к боям. Я покидаю друзей, иду по коридору, захожу в мою комнату и вижу, что там на кровати собранный чемодан Н., но её самой нет. Тут я вспоминаю, что мы больше не живём вместе, она со мной рассталась, а тут нас опять поселили вдвоём из-за военных обстоятельств, и она, видимо, вышла, чтобы не встречаться со мной. Тут же я понимаю, что она как раз в той комнате, где веселятся мои друзья. У меня возникает мысль, что я возможно умер. Мне становится страшно.


3 часть

Я оказываюсь в лесу, где идёт бой. Страх из второй части сна сохраняется, но теперь я осознаю, что всё ещё жив, однако, во-первых, Н. никогда уже ко мне не вернётся, хотя мне бы этого хотелось, а во-вторых, мы проигрываем войну. Я понимаю: вокруг армянские боевые части, а издалека через лес наступают азербайджанские войска. Рядом стреляют из пулемёта двое солдат. Я залегаю в траву возле них и думаю: “Надо встать и побежать в атаку, тогда меня убьют, и эта пытка закончится”. Встаю и хочу бежать, но один из солдат говорит мне недовольным тоном: “Не надо выёбываться. Журналисты тут не нужны. Садись на автобус и уезжай”. Я еду на старом советском автобусе и приезжаю в ту же казарму. Ко мне подходит улыбающийся Серёжа Киреев и говорит: “Привет! Тебя все ждут, идём скорее!” Мы опять заходим в комнату, где праздник, но я понимаю, что не могу туда войти. “Нет, не могу!” — говорю я и выхожу в коридор. Там высокий молодой человек в военной форме стоит напротив невысокой, чуть полноватой девушкой в комбинезоне лётчицы, немного странной, как из рисованного мультфильма Миядзаки, а рядом с ними строгая женщина — это командир всей армии. Она говорит с армянским акцентом: “Вам нельзя лететь!” Молодой человек возражает: “Я из Израиля. Мне можно”. Лётчица говорит: “Ничего страшного, я отвезу его!” Я громко смеюсь, чтобы никто не подумал, что я подслушиваю.


ФИНАЛ

И вот я сам лечу в самолёте, смотрю вниз. Там видны взрывы и разрушенные здания. “Всю землю скоро уничтожат”, — думаю я со страхом. Мы начинаем падать. В то же время я как будто лежу на полу, как в первой части, ко мне подходит Н. и недовольно говорит: “Вставай! Нам пора собираться!” Я очень пугаюсь этих слов и просыпаюсь.


Сон про арест наркоторговца

Приснилось, что вместе с группой незнакомых мне людей присутствую при аресте графа-наркоторговца в Австро-Венгрии. Мы стоим в сквере чуть выше перекрёстка улиц где-то в Вене, но даже во сне я понимаю, что город очень странный, составленный из плотно натыканных домов разных эпох и разных городов, как если рядом поставить ленинский мавзолей, берлинскую телебашню и венский сецессион. Люди вокруг шепчут: “Граф делал вид, что он композитор, но он продавал кокаин!”

На мне условная одежда XIX века: длинная шинель, сапоги и что-то вроде цилиндра, и вроде как я-то пришёл покупать кокаин к этому самому графу, но там уже выстроилась целая очередь перед его подъездом с домофоном. Очередь из покупателей. И вдруг раздаётся марш духового оркестра, подходят маршевым строем австрийские солдаты с бравым командиром в меховой шапке и шубе. Люди шепчут вокруг: “Гренадёры императора! Граф будет арестован!”

Ну, тут я думаю, надо отойти, а то примут. Отхожу к скамейке в маленьком парке напротив, а там Динара Расулева и ряд знакомых. И буквально в двух шагах стоит командир солдат, тыкает пальцами в смартфон. Вдруг вдали показывается всадник, он скачет к перекрёстку. “Это кто-то важный? — спрашивает Динара. — Почему все стоят у перил галереи над перекрёстком и ждут?” “Да, это наш самый секретный шпион возвращается из миссии в Россию!” — внезапно отвечает командир солдат, а сами солдаты как-то кучей толпятся у входа в дом графа. “Почему же шпион был послан в Россию?” — спрашиваем мы. Командир отвечает: “А оглянитесь, видите?” Тут мы оглядываемся и видим: чуть поодаль над типично австрийскими домами нависают гигантские, раз в десять выше, чем в реальности, московские сталинские высотки. Командир говорит: “Ну, вот, что бы мы ни сделали, что бы ни построили, они построят вокруг вот это, и наш шпион должен был выяснить, зачем они это делают!”

А всадник скачет издалека, он всё ближе, но постепенно становится видно, что это не всадник, а просто одинокая лошадь, и приближаясь к нам, она вовсе превращается в хомяка. Хомяк запрыгивает на шубу командира солдат, взбирается к его уху и вроде как что-то ему шепчет. А по перекрёстку перед нами вперемешку ездят современные грузовики, кареты XIX века и старинные автомобили, гудки, дым, гарь, шум. Среди машин видны странные крупные агрегаты в стиле стимпанк, высотой в два или три этажа. И как-то становится ясно, что граф сумел сбежать.

Потом мы уже опять сидим на скамейке, и кто-то говорит: “Вам надо немедленно отправиться в Тель-Авив! Там вас ждет квартира, там надо переждать эту ситуацию.” 
Раз — и мы все в Тель-Авиве! Идём группой по жаркой улице к дому, кто-то говорит: “Это ваш дом, но смотрите, что там впереди!” Мы смотрим. Там, вдали, в дымке хамсина — гигантская сталинская высотка. “Что именно нам надо здесь переждать?” — думаю я в тревоге. И просыпаюсь.


Сон про Олю / Леонида

Приснилось, что мы с друзьями работаем в клубе и организовали концерт некой группы, во главе которой молодое существо неясного пола. То ли девочка, то ли мальчик невысокого роста и с длинными, почти до пояса волосами. Он/она стоит в центре сцены и поет неожиданно низким голосом, играя на бас-гитаре, а иногда достает откуда-то небольшую флейту. Группа исполняет тяжёлую, мрачную музыку, партии флейты выгодно выделяются на общем фоне. Мигает и переливается сценический свет, алые, лиловые, синие цвета. 

После концерта мы проводим интервью с группой для видеоблога нашего клуба. “Оля, расскажи о своей семье? Как ты стала заниматься музыкой?” — спрашивает кто-то. “Мой отец быть поэт, я начинать заниматься только тексты, — с акцентом, на не совсем правильном русском отвечает Оля. — Но моя мать петь, и так я начинать петь”. Потом музыканты переодеваются, и я слышу, как кто-то из них спрашивает: “Почему они называют тебя Оля? Ты ведь Леонид?” “Пусть как хотят делают”, — отвечает Оля/Леонид. 

В следующей сцене все мы сидим за столом, уставленным едой и напитками, у меня в московской квартире. Кто-то говорит: “Леонид, почитай свои стихи!” И Оля/Леонид начинает читать стих за стихом, которые так невероятно прекрасны, что у меня проступают слезы. Хотя это не русский, а французский язык, я всё понимаю. “Извините, жё не парль па франсе, — говорю я. — Стихи очень хорошие, но у меня слабые нервы, мне надо покурить”. Все неодобрительно молчат, ведь я прервал чтение. Но Оля/Леонид просто улыбается. 

Затем я курю на балконе, который выходит не на Москву, а на условный западный город. Видны шпили кирх, как в Берлине, и небоскребы, как в Нью-Йорке. Я выхожу с балкона и в коридоре сталкиваюсь с Олей/Леонидом. Тут меня пронизывает страшная мысль: у меня расстёгнута ширинка джинсов! Я хватаюсь руками за молнию. Оля/Леонид смеётся и вдруг взмахивает непонятно откуда взявшейся бас-гитарой прямо у меня перед лицом. Я просыпаюсь.


Сон про целую жизнь

Во сне я прожил целую жизнь, да ещё с не запомнившейся, но ощущаемой предысторией. Рассказываю по порядку. Итак, я — сотрудник российской научно-биотехнологической компании, расположенной на изолированном острове. Название компании — “ЛОГЛ”, видимо, это аббревиатура, но как она расшифровывается, я не запомнил. Записывается она весёлыми разноцветными буквами. Во сне я был мужчиной около 40 лет, научным работником и начальником экспериментального отдела, а всё началось с того, что мы присутствуем на презентации новой установки. 

Руководство компании — женщина со строгим лицом в бизнес-костюме, группа мужчин в пиджаках и мы — научные сотрудники, собрались на круглой открытой площадке, представляющей собой остатки античного амфитеатра, переоборудованного под современные нужды. В центре стоит установка, вроде ракеты со срезанным верхом, серебристая, с логотипом компании сбоку. Возле установки лысоватый учёный в белом костюме и две его помощницы, они волнуются. Учёный жмёт кнопку на пульте, установка громко пердит и выпускает снизу миллион воздушных пузырей. Руководство недовольно. Ждали другого. Учёный говорит: “Я всё исправлю!” — и с головой залезает внутрь установки. Потом высовывается, весь грязный, и говорит: “Это потребует больше времени”. “А вот времени у вас почти не осталось!” — строго предупреждает начальница.

Потом я еду на машине уже вечером домой — в городок учёных в стороне от основного кампуса компании. Там меня ждут жена и двое детей. Ужин — курица в кастрюльке. “У нас проблемы, — рассказываю я за ужином. — Не успеваем по срокам”. Утром я еду на работу, подъезжаю к воротам на территорию компании. Высокий забор с колючей проволокой сверху. Я думаю: “Похоже на забор детской психиатрии, где я был в 80-х в Москве”. (Вспомнил реальную жизнь во сне.) Ворота напоминают ворота в Освенцим, только надпись на решётке не “Arbeit macht frei”, а “Добро пожаловать в “ЛОГЛ”. За воротами пост охраны, охранники в белой униформе и со странными автоматами в руках, напоминающими детские водяные пистолеты.

У нас собрание на работе. В высотном здании кабинет со стеклянными стенами, вдалеке видно море, пальмы на берегу. Наша начальница говорит с кем-то по телефону, лицо её выражает боль — на неё давят. И я понимаю: это звонят из правительства России! Мы ждём, пока закончится разговор. Она кладёт трубку и говорит: “Мы должны показать результаты в срок, нельзя обосраться!”

Так проходят дни в трудах и волнениях. Однажды в столовой ко мне обращается другой учёный в белом халате и шепчет, пока мы идём рядом и несём подносы с едой: “Нам надо бежать! Это подстава, когда установка заработает, нас всех ликвидируют, чтобы скрыть следы”. Я с ужасом понимаю — он прав, скорее всего, так и будет. “Надо бежать! — говорит он. — Я всё подготовлю”.

Потом я иду по научной лаборатории. Множество мужчин и женщин в белых халатах хлопочут за столами и возле стеклянных колб разного размера. Пузырятся разноцветные жидкости, мигают лампочки. В колбах что-то вроде выращиваемых органов и частей тел, но не человеческих, а каких-то ящеров, я запоминаю пятипалую зелёнокожую лапу с когтями. В этой лаборатории выращивают рептилоидов. Вот что мы делаем — боевых рептилоидов для правительства!

Потом что-то происходит, не помню, но в результате пропадает моя семья. Мой друг-учёный говорит: “Я знаю где их держат, освободим их и бежим”. Мы идём по территории, там суматоха, бегают охранники. Кто-то говорит: “Авария! Произошло Слияние! Он залез в установку, чтобы её починить, а она заработала!” Я понимаю - это тот лысоватый учёный! С ним что-то случилось. А установка нужна для того, чтобы синтезировать рептилоидов, раньше мы делали маленьких, опытных, а это - большая установка для крупных экземпляров.

Мы заходим в огромный серебристый ангар, у моего друга электронная карточка-ключ от всех дверей. Внутри застеклённые камеры, в которых держат людей. Мы находим мою семью и ещё каких-то знакомых, всех освобождаем. “Они используют живых людей, чтобы делать монстров”, - говорит нам кто—то. Я понимаю: секрет фирмы в том, что рептилоидов не синтезируют, а переделывают в них людей.
Мы уже с небольшой группой стремимся сбежать с территории компании, резко наступил вечер, дождь, сверкают молнии, параллельно нам бежит наша начальница, окружённая охранниками. Вдруг из-за угла ангара выходит с рёвом монстр — получеловек-полуящер ростом метра три, голова с узнаваемыми чертами лысоватого учёного. “Огонь! — командует начальница. — Убить его!” Охранники стреляют в монстра какими-то голубыми лучами из своих водяных пистолетов. Он рычит, но на него это мало впечатления производит. “Выпускайте опытные экземпляры!” — командует начальница. В свете вспышек молний из ворот ангара строем выходят рептилоиды, они ростом с человека, и они ниже и слабее этого, который возник в результате Слияния учёного и кого-то ещё. Рептилоиды начинают драться, большой раскидывает маленьких мощными ударами, но их очень много, они как зомби идут на него. Начальница с охранниками бегут в другую сторону. У неё там убежище.

Мы выбегаем из ворот, они разрушены, вообще всё как-то резко пришло в упадок. Вслед за моим другом-учёным бежим сквозь лес, выбегаем на берег острова, почему-то опять светло, и берег похож на провинциальный речной причал где-то на Волге. На посадку заходит водяной самолёт с поплавками вместо шасси, потрёпанный и весь дребезжащий. Мы залезаем в него. Он пыхтит и с трудом взлетает. Сверху я вижу весь остров в форме гигантской буквы С и понимаю: остров — искусственный! С этим пониманием просыпаюсь.


Сон в Иерусалиме

Во сне проходит некая конференция в Иерусалиме, на которую съехались поэты из разных стран. Организаторы поручили мне важную задачу: прочитать рэп! Причём сделать это надо лёжа на столе на животе и читая текст, написанный золотыми буквами на бумаге, прикреплённой к зелёному сукну под стеклом. Текст писал не я, и оттого волнительно, что не справлюсь, к тому же, я его никогда раньше не читал. Меня успокаивают, мол, всё нормально, справишься, давай, пора начинать, все собрались и ждут! Ложусь на живот, костюм жмёт, в руке откуда-то дурацкий бокал шампанского, мне подносят микрофон на стойке, все замолкают, начинает играть незнакомый бит. Сквозь запотевшее стекло я не в лад, невпопад начинаю читать по золотым буквам две строчки: 

Все наши восхищены и восславляют выигравшего,
Выдавшего выпады высший класс!

Сразу сбиваюсь, замолкаю, пробую начать сначала, но во рту каша, дальше второй строки пройти не могу, понимаю, что окончательно опозорился. Просыпаюсь.


Сон с лабиринтом

Во сне бегу по подземному, довольно мрачному переходу, а точнее, по лабиринту переходов и коридоров, иногда обгоняя редких прохожих. Впереди бежит мой друг, лица его я не вижу. Мы по какой-то причине должны очень быстро бежать, возможно, мы от кого-то убегаем или просто спешим. Общее ощущение слегка тревожное. Иногда мы перепрыгиваем лужи или небольшие щели в полу. Внезапно мой друг проваливается прямо сквозь каменный пол! Я подбегаю к этому месту и вижу, что плиточная кладка в том месте, где он провалился, колышется и дрожит. Перевожу взгляд на обычную плитку, затем назад — ап! Необычный участок стал таким же, как и всё вокруг. Оглядываюсь. Никого. Делаю шаг в сторону и замечаю в полу решётку у стены, а оттуда свет. Встаю на колени, заглядываю и вижу помещение, а в нём человекообразная фигура, с головой закованная в броню, вместо глаз — круглые окуляры. Фигура поднимает руки, я понимаю: это мой друг зовёт на помощь! "Что мне сделать? — кричу я. — Как помочь?" Он машет руками, мол, вытащи меня отсюда. Рядом оказываются ещё двое железных людей, я понимаю — это те, кто провалился в ловушку раньше. В следующую секунду люди в военной форме, в балаклавах, угрожая оружием, уводят железных людей. Я вскакиваю и думаю: “Это секретный военный эксперимента, надо бежать пока и меня не поймали!” Бегу прочь и поднимаюсь по лестнице наверх, а там снежная Россия, автовокзал, сумерки, ларёк с беляшами, тётки с сумками, грязь, слякоть. Иду вдоль серого забора, оглядываясь, кажется, никто за мной не следит. "Надо скорее сесть в автобус!" — думаю. Иду к автобусам. Навстречу из толпы выходит здоровый мужик и перегораживает путь. Отступаю, оборачиваюсь — сзади ещё двое. "Ты всё видел, теперь пойдешь с нами", — говорит мужик. "Куда?" "Ха-ха, — смеётся мужик. — Пойдем, ты же хотел увидеть друга?" Тут я делаю шаг вперёд и внезапно для самого себя процеживаю ему в лицо такой текст: "Руки прочь! Я — французский журналист! И я уже послал в редакцию “Франс Пресс” запечатанный конверт, в котором вся информация про ваш эксперимент! Но если через два часа я не выйду на связь с посольством, конверт распечатают, и всё будет опубликовано, а если я окажусь в посольстве, то могу пообещать, что скрою ваш секрет". Мужик растерянно отступает. Я чувствую радость, что перехитрил их, думаю, надо попросить освободить друга или это уже слишком? Но радость переполняет меня. Я просыпаюсь.


Сон про радужную спираль в трёх частях

ВСТУПЛЕНИЕ

Во сне я сижу на кухне и рисую пальцем на скатерти цветные спирали. Дело в том, что люди — не все, но многие, — получили удивительные способности овеществлять рисунки. И вот я рисую пальцем спираль на столе, а она переливается всеми красками и вытягивается во вращающуюся воронку. Я понимаю: это переход в другой мир, и он способен засосать меня целиком…


Часть 1

Где-то за пределами России политический эмигрант Всеволод Чернозуб подводит меня к обшарпанному автобусу с надписью "МИНСК-1972" и приглашает зайти. "Все хорошие люди вынуждены жить в этих автобусах, — сообщает он. — Но там тепло и можно как-то устроиться". Я замечаю: вдоль заснеженной, слякотной улицы припарковано множество старых советских ЛиАЗов, ЛАЗов, "Икарусов". Перед ними кое-где люди готовят еду на кострах или печках-буржуйках, курят, разговаривают. Мы залезаем в автобус. Там как дома: сушится бельё, дети скачут, женщины смеются, суровый дядька читает газету. "Здесь я живу, — говорит Сева. — И тебе место найдется". "А где живет Навальный?" — спрашиваю я.

(Интересно, что в этом месте я, кажется, проснулся и некоторое время бодрствовал, а возможно, мне приснилось во сне, что я проснулся.)


Часть 2

Мы с Навальным идём по слякотной, заснеженной улице сквозь снегопад. Странность в том, что вечер сменяется дневным светом и снова темнеет, реальность как бы мерцает. "Вы слишком залипаете в фашизм, — говорю я Навальному. — Так и фюрером стать недолго!" "Понимаешь, — отвечает он, — мне приходится балансировать, видишь, какая обстановка вокруг?" Мы в этот момент выходим на большое трамвайное кольцо. Снова день. Огромная толпа закутанных в платки и тряпки людей, в основном женщин, похожих на беженок, ждут трамвая. "Я совершенно не согласен с вашими взглядами, — заявляю я Навальному, — но из уважения готов с вами выпить!" Тут подъезжает трамвай, но нам в него не попасть — слишком много желающих. Вдруг из трамвая начинают выносить чьё-то тело — это женщина со страшным зелёным лицом. Все расступаются. "Она больна!" — кричит кто-то. Её кладут на снег возле остановки. Женщина ещё жива, её губы что-то шепчут, но прямо на наших глазах она умирает. "Эпидемия ширится", — сообщает рядом мужчина в шапке-ушанке. "На трамвае не поедем, — говорит Навальный. — Пойдём, поищем кабак поблизости!" Мы снова идём сквозь снегопад, опять вечер. Навстречу люди тащат на санках или на руках тела умерших с забинтованными лицами. А вот и вход в подвальный кабак! Вывеска над входом: "КРУЧЁНОЕ САЛО". Спускаемся вниз и попадаем в зал, где бухает в табачном чаду множество людей. Хохот, крики, баба в исподнем пляшет в дальнем углу. "Сядем здесь", — говорит Навальный. Садимся. Официантка в голубом переднике подносит графин водки и горшочки с какой-то бело-крапчатой массой, выложенной спиралевидной горкой. "Наша фирменная закуска — кручёное сало", — говорит она.


Часть 3

Идёт расследование убийства в многокомнатной городской квартире. Я задействован в качестве эксперта, рядом рассматривает в лупу отпечатки пальцев на мебели Сева Чернозуб. Входит главный следователь — это мужеподобная дама с усиками, толстая, с бигудями в волосах. "Что нового?" — спрашивает она. "Возьмите эти тряпочки! — протягиваю я ей некие обрывки. — Проверьте остатки биологических жидкостей и найдёте убийцу!" "Но где же мы найдём тело убитого?" — восклицает дама в бигудях, принимая мои "доказательства". 

Я захожу в соседнюю комнату и успеваю заметить, как из большого телевизора выдавливается, словно желе, вращающаяся радужная спираль и втягивает в себя мужчину в костюме. Зову Севу: "Смотри, что творится!" Мы вдвоём стоим перед выключенным телевизором. "Ну и что?" — спрашивает Сева. Телевизор включается, из него вылезает вращающаяся радужная спиралевидная масса, мы оказываемся поглощены ею. За окном комнаты исчезает город, появляется космический мрак и звёзды. Комната шатается. Мы еле держимся на ногах. Всё стихает. В дверь входит маленький человечек на коротких, скрюченных ножках, затем второй, весь кривой-скособоченный. "Добро пожаловать в наш мир!" — говорят они. Мы садимся на диван. В комнату набивается ещё человек десять—пятнадцать, некоторых я знаю, других нет. Человечек на скрюченных ножках начинает рассказывать: "Некоторое время назад наши учёные установили феномен воронки, открывающейся из вашего мира в наш, так вы попадаете к нам". "Не волнуйтесь, пожалуйста, — говорит Сева. — Как только воронка откроется вновь, мы сразу вернёмся обратно". "Не так-то всё просто, — качает головой скособоченный "инопланетянин". — Воронка работает только в одну сторону. Обратного хода нет! Наши исследователи попробовали пройти в ваш мир, посмотрите на нас, видите, что получается..." Все в ужасе смотрят на "инопланетян", понимая, что они и есть те исследователи. Маленький человек-безноженька продолжает: "Есть и ещё одно странное свойство воронки — ваши люди, проходя через неё, оказываются излеченными от всех болезней!"

Услышав это, смотрю на свою больную, искривлённую руку и вижу, что она совершенно нормально выглядит. "Мне больше не нужна операция!" — восклицаю я. Все смотрят на меня, а изуродованные "инопланетяне" по-доброму качают головами и улыбаются. Я просыпаюсь.


Сон во сне

Во сне я в гостях у Вари Авдюшко. Собираюсь как раз уходить. Она мне говорит: “Пойдёшь домой, посмотри там на детской площадке, как мой кот с собакой играет”. Я иду по улице и прохожу через детскую площадку. Там действительно бегают собака типа рыжеватого сеттера и бело-чёрный кот. Они играют: на земле стоит ребром прямоугольная деревяшка размером с кирпич, кот ходит рядом, как бы делая вид, что ему всё равно, потом бросается резко к деревяшке, а собака тогда на него, не пуская, и так они кругами вокруг деревяшки кружатся, иногда коту удаётся её повалить, тогда собака берёт её в зубы и переносит на соседнее место, ставит на ребро, а кот идёт чуть поодаль параллельно, как бы глядя в другую сторону. Мне становится интересно, а на детской площадке стоят разные аттракционы: качели, песочница, карусель, и среди этого — стремянка возле дерева. “Как будто дерево красили с неё”, — думаю я и залезаю на стремянку. Замечаю при этом, что босой, и ступеньки больно врезаются в ступни. Сверху удобно смотреть за манёврами кота и собаки. В какой-то момент кот словно теряет интерес к игре и вдруг встаёт на задние лапы, машет мне передней лапой, а потом уходит. Собака садится рядом с валяющейся деревяшкой. Я со стремянки кричу ей: “Видела, как этот кот сделал, лапой мне махнул? Можешь так же?” Собака встаёт на задние лапы и машет мне лапой. Я думаю: “Да она же человеческую речь понимает! А кот что, тоже?” Собака смотрит на меня. Я ногой пробую нащупать ступеньку стремянки, но её нет. 

Пугаюсь этого и — просыпаюсь. 

Дальше я стою в фойе перед двумя лифтами в доме, а рядом со мной Григорий Аросев. Я рассказываю ему свой сон. “Интересно, есть у этого сна какое-то особое значение?” — волнуется он. “Я не думаю, что сны что-то значат, это просто твой собственный мозг может что-то сообщать”, — говорю я. Открывается дверь лифта. С нами заходит очень высокий пьяный человек. “Вот США, допустим, в Ливии…” — говорит он задумчиво. “И что?” — спрашиваю я с внезапно возникшим раздражением. В этот момент лифт останавливается, но двери не открываются, а в щель видно голубое небо. “Мы что, на крышу прямо выехали?” — удивляюсь я и просыпаюсь опять, но уже по-настоящему. И записываю этот сон.


Сон про новые гугл-очки

Оказался я в США в новых гугл-очках, позволяющих снимать всё вокруг как в реальности, во всех деталях и в четырёх измерениях — то есть фактически записывая копию реальности. Очки выглядят очень модно: прямоугольная узкая пластина, темнеющая на ярком свету, которая сама собой держится на носу без дужек. Я нахожусь на гигантском стадионе, на презентации нового альбома Билли Айлиш с названием The Story Of My Beautiful Family. Концерт проходит тоже в виде четырёхмерного видеоклипа с полным погружением в альтернативную реальность. Звучит музыка, Билли Айлиш поёт практически оперу с общим сюжетом про детство, домик на реке, куда они ездили с родителями, их старую квартиру. Зрители всё это видят, слышат, чувствуют в сопровождении удивительных спецэффектов: плывём в лодке по реке, вдруг река перетекает в улицу, а мы уже в автобусе, мгновенно возводится дом, и мы оказываемся в готовой квартире, куда входят улыбающиеся родственники и т. д. Такова новая супертехнология, помещающая человека внутрь меняющейся реальности. Одновременно со мной шоу наблюдают около 500 000 тысяч человек на стадионе. Мы словно сливаемся в единог мегазрителя, ведь все видят и чувствуют одно и то же. Ощущение от концерта очень праздничное, но сквозит лёгкая тревога, а у Билли Айлиш, которая словно ведёт нас по этому миру, иногда на глазах блестят слёзы. Наконец, она поёт главный хит с таким припевом:

This is my beautiful family,
And my house is full of them.

И вот всё кончилось. Спускаясь по лестнице в толпе, вижу на параллельной дорожке девушку, у которой внезапно рвётся футболка, и становится видно грудь. Она заметила, что я этот момент снял гугл-очками, и недовольна. Тут же прячу очки в карман со страхом, что поймают и будут проблемы. На выходе со стадиона контроль — тяжеловооружённые полицейские в очках-пилотах, как у Джо Байдена, и надо через рамку пройти. Я спокойно прохожу, вспоминая, что на моих очках нет металлических деталей. Один из “Джо Байденов” машет мне рукой, мол, все окей, свободен.

Выхожу на улицу. Ещё светло, до вечера далеко. Я стою на парковке, тоже гигантской, откуда с рёвом разъезжаются разноцветные автомобили совершенно фантастического вида. Мне приходит в голову, что стадион и парковка напоминают то место в Нюрнберге, где нацисты проводили свой съезд, снятый в фильме Лени Рифеншталь. Я вынимаю из кармана и разглядываю новые гугл-очки. Думаю: какая же удивительная технология! Надеваю их… Включаю… И снова вижу ту же самую девушку, и снова у неё рвётся футболка, и снова я иду к рамке с “Джо Байденами”. В этот момент я в панике понимаю: очки поймали меня в loop, эта сцена будет мною проживаться вечно! И просыпаюсь.


Сон с лестницей

Во сне я спускаюсь по каменным древним ступеньками, сточенным тысячами ног, сквозь щели в камнях пробивается трава, виден зелёный мох. Лестница узкая, слева обрыв, там клубится туман, вдалеке видны поросшие зеленью горы. Справа каменная стена, вся в выщерблинах и трещинках. Чей-то голос над ухом не перестаёт комментировать в стиле экскурсовода: “Аккуратнее, придерживайтесь за стену, посмотрите налево, видите розовую птицу? (Действительно, в тумане медленно взмахивает крыльями огромная розовая птица.) Осторожно, не подскользнитесь, эти ступеньки очень скользкие из-за мха”. 

Так я спускаюсь, а голос что-то рассказывает про эту местность, это всё довольно интересно и как-то связано со мной, но ничего не запомнилось. Кажется, голос сказал, что каменная стена — это то же самое, что моя память. Идти приходится невыносимо долго, но вдруг лестница заканчивается, стена поворачивает направо и за углом продолжается, но я иду уже по земле, всё так же ведя правой рукой по каменной кладке, здесь видно, что стена сложена из каменных блоков. Слева в нескольких метрах — густой лес, влажно, жарко, голос бубнит: “Продолжайте движение вдоль стены, в лес ходить не надо…”

Так тоже иду я довольно долго. Змея с зелёно-жёлтым орнаментальным узором скользит из-под ног, голос успокаивает, что она не ядовитая, пугаться не надо, но я всё равно пугаюсь. Наконец, я снова поворачиваю вправо за угол и вижу лестницу, уводящую круто вверх. “А теперь нам туда, — говорит голос. — Аккуратно, ступеньки очень скользкие…” Начинается трудное восхождение, я тяжело дышу, голос бубнит какие-то истории про флору и фауну. И вот я на самом верху. “Что ж, пора прощаться, — говорит голос. — Идите прямо, и вас встретят мои коллеги”. Голос или говорившее невидимое существо отлетает от моей головы куда-то назад, я иду дальше по выложенной камнями тропинке, но стена по правую руку всё ещё тут, я иду вдоль неё, другого пути нет, темнеет, словно настала ночь, потом светлеет, и я оказываюсь у начала лестницы, ведущей далеко вниз.

”Здравствуйте! — говорит тот же самый голос, притворяющийся, что он теперь другой. — Вам надо пойти вниз по этой лестнице, только аккуратно!” В этот миг мой взор словно взмывает высоко вверх, и я вижу всю эту структуру целиком — исполинский древний храм-пирамида, частично выточенный из горы, лестница по периметру, и я понимаю, что хожу без конца вокруг него. “Так вот в чём дело!” — осознаю я и просыпаюсь.


Сон про деревню преступников

Во сне мы долго лезем по осыпающемуся горному склону, выкарабкиваемся на серпантин, тянущийся в туманную даль. Вместе со мной условные друзья — ни лиц, ни личностей не различаю. Нас встречает проводник, его скрывает туман, очертания теряются. Проводник говорит: "Вот это и есть Святая Гора. Теперь мы пойдем в гости к преступникам". Долго идём по серпантину, возникает ощущение опасности. 

Мы то ли в пещере, то ли в низкой хижине, там сидит множество детей в одинаковых одёжках. Проводник говорит: "Вот, это деревня преступников". Я спрашиваю: "А где родители?" Тут же понимаю, что мы и есть — родители преступников. В следующий момент сна мы стоим на лугу, кругом пасутся коровы, влажная трава, туман. Человек в военной униформе приближается как-то боком, подпрыгивая, приседая, размахивая руками, лица его тоже не видать. Проводник поясняет: "Это глава местной администрации". Человек в униформе подпрыгивает ко мне вплотную и что-то лопочет прямо в ухо, у него шершавые, влажные губы. Может, его нет, а это просто корова вплотную подошла.

У меня в руке оказывается странная, спирально вывернутая сабля. То ли меня сейчас убьют, то ли мне надо кого-то убить. Подбегает собака с высунутым языком и дышит, очень громко, её дыхание заглушает все звуки, меня охватывает паника, я начинаю тыкать во все стороны саблей. Туман сгущается, под ногами шевелятся камни. Я думаю: "Заблудился! Заблудился!" Оступаюсь и падаю в обрыв… И просыпаюсь на кровати, в ладони еще мгновение леденеет ощущение ребристой рукояти страшного оружия. Через секунду-две я встаю и записываю сон.


Сон про португальского поэта

Во сне кто-то говорит: "Ты вот интересуешься поэзией, а ты видел выступления португальского поэта?" "Нет. Но я не понимаю по-португальски", — отвечаю кому-то я. "А это неважно. Смотри!" В следующий миг я оказываюсь зрителем в древнем амфитеатре, зелень пробивается меж потрескавшихся камней, на которых расселись сотни зрителей. Внизу на арене стоит мужчина с вьющимися чёрными волосами. У него несколько асимметричное лицо, чуть полноватые щеки, нос как груша небольшая. Очень живые, блестящие глаза. Я хорошо запомнил его лицо и уверен, что никогда не встречал в реальной жизни. Он одет в костюм со смещенным влево галстуком. Тишина. Поэт произносит несколько слов по-португальски. Люди вокруг начинают хохотать. Я слышу странную рифмовку, улавливаю незнакомый ритм. Люди хохочут до слез. Португальский поэт поднимает палец. Молчит. Все умолкают. Он говорит одно слово, что-то вроде "паштуш" или "коштуш". От смеха некоторые падают с мест. Поэт быстро произносит несколько фраз. Нависает молчание. Все ждут. Он громко чеканит напевный и плотный текст. Люди поражены. Некоторые вскакивают, другие переглядываются. Поэт ждёт. Все успокаиваются. Он тихо говорит несколько слов. Я запоминаю что-то вроде "муарду" и "милиашту". Молчание. Люди словно окаменели. Воздух стал как масло. На одном из камней замерла серая цапля. Вдруг она взлетает. Я словно взлетаю вслед, амфитеатр уходит вниз, вдали видно темно-синее, тревожное море. "Вот он какой, португальский поэт", — говорит кто-то. Я обрушиваюсь в море и просыпаюсь.


Сон про букву

Во сне приснилась фраза: "Отсутствие прохода сквозь лес не должно отвлекать оставшихся здесь от главного — Берёзовой Буквы П!"


Сон про удвоенный мир

Во сне я оказался в параллельном мире. Слева за плечом незнакомый мужчина, я слышу голос и чувствую присутствие, но не вижу лица. Он говорит: "Перед нами удвоенный мир. Здесь всё так же, как в обычном мире, но если приглядеться, то здесь всё удвоено". А мы сидим в уличном кафе. Передо мной чашка кофе. Приглядываюсь и вижу — там две чашки. Смешно: хочешь взять чашку и промахиваешься, попадаешь рукой между двух. А в небе два месяца. И всех людей по двое. Но я сам один. Тут мой спутник говорит: "В удвоенном мире очень весело, но есть одна опасность. Если ты встречаешь себя, то можно умереть". Мы уходим из кафе и оказываемся на просторной площади, в центре которой большой прямоугольный пруд, а по берегам необычной формы фонари, похожие на цепочку ДНК с большим шаром сверху. Но ещё день, фонари не горят, вдоль набережных прогуливаются удвоенные жители удвоенного мира. Вдруг в небе гул. Я вижу низко летящий самолет, только один. Мой спутник кричит: "В этом самолете летишь ты!" Вдруг я вижу его — это мужчина в кепке с длинным козырьком, закрывающим лицо, он присаживается на колено, а на плечо вскинута портативная ракетная система. Он прицеливается и стреляет в самолет. Ракета попадает. Взрыв. В пруд падают горящие обломки. Я бегу прочь, понимая, что надо скрыться, и оказываюсь в аэропорту. Сажусь в самолет. Мы взлетаем. В иллюминатор вижу пруд, самого себя и рядом — того, кто целится. Я понимаю: мой самолет сейчас будет сбит. И просыпаюсь.


Чужой сон про камни

Много лет назад в каком-то эзотерическом самиздате я вычитал, что если заговорить со спящим человеком, направив звук голоса ему в живот на два сантиметра ниже пупка, то в ответ с тобой заговорит его бессознательное. Однажды я проснулся среди ночи, а рядом спала любимая девушка. Она лежала на спине, заложив одну руку за голову, а другую вытянув вдоль тела. Было тепло, одеяло куда-то делось. Я наклонился над ней близко-близко, нацелившись в живот. В голову не пришло ничего умнее, кроме как спросить вполголоса: “Где ты сейчас находишься?” Неожиданно она ответила необычно низким голосом: “Между двигающихся багряных камней”. Я слегка опешил, но задал следующий вопрос: “Какие они?” “Рубчатые”, — ответила она, заворочалась и повернулась на бок. Я вышел на балкон. Виднелась пустынная улица, мерцали редкие окна многоэтажек. Как чаще всего и бывает с эзотерическими прорывами, полученная от бессознательного информация не имела практического смысла, хотя слегка тревожила. Я вернулся в комнату, залез в кровать и вскоре заснул. Боюсь соврать, но, кажется, ничего особенного мне в ту ночь не приснилось.