***

сознание – это запекшаяся корочка на теле вечно открывающейся
ранки реальности, ежедневно сдираемая позитивистским бытом отшельников 

заблудившись в нескольких неточных определениях
одн_их и тех же вещей

*
абилишень тільки 
написати якусь дурничку тепер

про світ, який чимось мене не влаштовує, відмінність інш_их видати 
за цькування й зненависть

залишити місце для запаху 
травоїдним вовком з-під спітнілої маски
замість 2-3 годин з нею спатиму, аж до самого відшукування вакцини й причетного
до розповсюдження вірусу

красиві молоді хлопці у транспорті. старші чоловіки кепкують з них, розглядаючи з презирством еволюційного програшу їхню фемінність
вони навіть не в курсі, що, може, заздрять цьому
преференціям такого підходу до ін
шої

*
– вот здесь я жила, – она прерывает мой стих своей фразой, но он остывает в мозгу, остается
прищурив стекла очков под солнцем, расстегнув верхнюю пуговичку отцовской рубашки, отметив старушку в смешной маске, показывая на дом родителей своих родителей за окном, на ярко накрашенных девушек [уже который год я размышляю над природой и необходимостью женского макияжа], пока троллейбус, как котенок, прижав свои ушки, проехал сквозь-мимо самопровозглашённого мемориала тарайковскому



***

он был сплошной комок хрустящих сугробов соли
между уставших суставов, признанных  недействительными после смерти правителя (суглобів, articulatio) и тонких, и жестких, внутри которых – она: слой снега в наушниках, беззвучно скрипящий в начале мая
с песком и ботинками

из него выходила зависимость, как что-то ещё, со слепой слезой
из вра ОМОНовского окружения
рыская по дворам в поисках прячущихся в кустах подростков

обнаружив себя там, тянущих тебя за волны

он сам изгонял из себя своих и твоих демонов, их друзей, вселившихся в него
без приглашения, и даже не принесших с собой выпивки, придумывая [им] имена болезней – и семь из них
превратились в “горбатость” – росла, разрасталась немым гимном и уже была затворническим органом, далеким местом возле сердца задолго до огрубления эмбрионов между рубцеватых слоев матки, непотопляемой трубой тканей, перепутав его нижнюю часть
с миомой

но всё в его жизни, что есть, и что было, не разглядев будущего
поддерживала одержимость

он отдал все рёбра ему, кроме неё; из грудной клетки 
посаженного в нем дерева
выросли новые, обвив его сердце короной, похожей на планету с деревьями, и опустошённое место на ощупь цветущими ветками, 
как сломанные, углами глухими и колюще-режущими

так тихо


словно волчья 
щетина объятий

*
всё, что в нем было, он отдал
всё ничего, что в нем было, не обладая ничем

привыкая к дереву из тех слов, которыми он её называл
и к весу её 
и к тону

невсё



***

etc. на смерть

викорчовувати любов 
всіма неправдами й антиреформами, як бчб-символіку й приватний бізнес

не слідкуючи за новинами з Білорусі й вже давно не розуміти, що там відбувається :нібито, щось відбувається, коли питають "ну, що, не вийшло в них?" чи – ні, навіть не буду продовжувати..
список запитань, які не можна..

плутають серпень з листопадом: жнівень, коли жнива, людські жнива, людський ресурс – не плутати з жовтнем, жнівень – це серпень

і лістапад: і їх там теж сьогодні плутають, але через павідь репресій, а не через мовні звички, які бувають не менш шкідливими, аніж /
так, досить шеймити курців за куріння
і людей – за їх крихкість та обмеженість когнітивних можливостей;

*
так крутиться голова, що

що ніби 40-ві роки ввижаються, аналогії ходять вулицями в масках
ніби знаки без розпізнавальних знаків
й самі напрошуються, коли розривають ланцюги рук й ховають в автозаках
прикопуючи ударами
кишеньковий всесвіт для безмежного насилля, ізолятор у формі бублика, в якому не працює ні Слово, ні Дух
ані Фізика, ані Права

[таке враження, що він навмисне плутає легалізм тортур 
з легалайзом речовин в медичних цілях. а йому б теж допомогло
не кажучи про економіку]

*
і тепер я знаю, що таке труна на коліщатках й що за чорна рука їздить у ній, спроможна виламати 
будь-чиї двері
виламати, розламати, зламати життя

[– гроб на колесиках, гроб на колесиках, скажите, пожалуйста, а из какой вы страны? что, если весь ужас в том, что он такой же тутэйший
как и все мы
и вышел из той же земли, в которой лежат недавно убитые?]

як віддалені смерті, спричинені режимом: кола на воді
коло неповнолітнього хлопця, який втік з лікарні після побиття
коло матері, яка померла з нервів після всього цього
9 її дітей, що залишились: снежань, студзень, люты, сакавік, красавік, май, чэрвень, ліпень – і немає останнього, загубився

скільки це все ще триватиме?

*
коло виходу
коло фортуни, яку все ще пробують витурити й депортувати з країни
кола розходяться, аж доки не видно води

*
й дві крайнощі: олюднювати все довкола себе, тварин, навіть зброю, нашіптуючи їй імена з протоколів затриманих
і дегуманізувати, розлюднювати людей, відмовляючи їм навіть в тім, щоб бути зброєю, якщо вони того прагнуть

*
etc.



***

пора року – рак: з голови, прострілюваної ідеями болю, облітає листя з прожилками
як на прілих долонях [ніби холодними пальцями 
торкнутись зимової шкіри схудлих решток грудей
вкритих дрижаками мурах позгубленої королеви]

небавом
воно все поховається загуслими вавками під шаром важкого й мокрого ковідного снігу і більше нікому не буде потрібно рити ям, вони самі проситимуть себе заповнити 
бодай пам'яттю тіла, пухлинами спорожнілого тепла

*
а поки 
в прогнилих купах хімієтерапії, зібганих двірничками в масках та школярами замість практики, бавляться діти
фотографуються емансиповані татусі з немовлятами, намацуючи невикористані шприци в'язаними рукавицями

і сива осінь підфарбованого волосся туманом встелятиме вже вкотре спізнілу весну
з порослими травмою ізоляції пролісками та закладками
і збираючи букетики на день матері, сільські бабусі не розрізнятимуть, де – квіти, а де – дешеві наркотики 
такого красивого різного кольору дідівської ізострічки з шухляди спочилого чоловіка:

– мо-пане, беріть. вашій мамі 
такі точно
сподобаються



***

рід (gender)

шибеники 
казали на них лагідно

у дитинстві 

не підозрюючи 
що колись вони таки дійсно стануть шибениками 

хилитатимуться на гілках та ліхтарнях 
ніби застрягли крилом у колючій сітці
зліва на право справа наліво як маятники
мішеля фуко, демонструючи обертання влади довкола осі біонасилля 
з шиєю викрученою як лампочка у під'їзді 

небо смолою застигло й відбилось у них на сітківці 
відкрите небо 
і відбиті нирки 

*
як стяг кожен з них перевернутий 
догори ногами 
догори дриґом, жовтий – то сонце, синій – то небо
а не те, що сьогодні 

*
шибеники загонів УПА 
що в їхньому віці 
мені залишався рік до першого диплому хоч був наймолодшим на курсі 

шибеники загонів УСС 
про яких згадують на урочистостях 
історики, вчительки та політики 

а я бачив світлину з дівчиною з повстанського загону: розпустила косу 
опираючись на ґвинтівку 

я знаю 
в її очах – те ж море з півострову 
в кишенях – набої 
в долонях – граната

в пам’яті – травма

і всьому цьому 
немає
ні переводу
ні ліку



***

2016 рік

стрибаймо ув осінь як в омут з напалмом запалий у череп дірявий
позамість ока блюзнірського: стрілою прошитого 
наскрізь-і-навиліт
наче голкою гострою а чи тупим веретеном:

і нащо ж набої тобі під сорочкою сховані так запопадливо
якщо ти не віриш ні в бога ні в смерті ні в гени

відкритість закритих систем 
кровопускання (наче птахів випускання із серце-серпня) 
крововиливів в мозок\ крово-
постачання боєприпасів на схід підземною річкою крові 
перебинтовування ран сторінками із біблії а кому – із корану 
з волонтерами позамість харона у човнах із сосни розколошканих 
всуціль у пробоїнах всуціль у подряпинах 
зі слідами від куль від стрімких рикошетів та вибухів 

і стоїть фронтовик по коліна в густій калабані води 
і ноги вгрузають у дно і в намул: у тіло болота слизького: 
стояти так важко а цілитись – мулько 

та карабін на плече: головне ж щоб не схибив



***

І. СМИ пишут (новости нужно перепроверять)

*
Я думаю про уханьского офтальмолога Ли Вэньляна (李文亮,), который 30 декабря одним из первых оповестил мир, начиная со своих коллег в социальных сетях, о вспышке нового коронавируса, тогда еще считываемого как "атипичная пневмония", за что его репрессировали угрозой завести уголовку за дальнейшее распространение неправдивой информации.

7 января он заразился новым коронавирусом, принимая пациента с глаукомой. Через 5 дней его поместили в реанимацию, но 6-7 февраля 33-летний врач умер. Летом у него родился сын.

*
А ведь нас предупреждали обо всём этом – еще в 2003 году. Что произошло на том рынке в Ухане?

*
Я думаю про Ай Фэнь (艾芬), директорку отделения неотложной помощи Центральной больницы Уханя. 18 декабря она впервые приняла 65-летнего пациента с необычной респираторной инфекцией. 27 декабря поступил второй. 

Спустя несколько дней она "обливается холодным потом, перечитывая: несколько колоний различных респираторных бактерий, синегнойная палочка и коронавирус SARS". Только что полученные результаты анализов комментирует ее коллега, перехваченный в коридоре. "Это очень плохо", сказал тогда заведующий отделением пульмонологии, в свое время противостоявший вспышке 2003 года.

Ай Фэнь одна из первых распознала пазл будущей пандемии и уведомила об этом своих коллег и руководство больницы. Среди них был и Ли Веньлян, и еще 7 или 8 врачей. Но ей сделали выговор и запретили распространяться насчет новой болезни. Она просила родственников избегать людных мест и ходить в масках, хотя сообщать об этом в сети или СМС-ками было запрещено. Руководство больницы не позволяло персоналу пользоваться средствами индивидуальной защиты.

31 декабря Муниципальная комиссия здравоохранения Уханя сообщила ВОЗ о новом, невиданном доселе вирусе. Мы в это время праздновали Новый год.

*
Несколько недель спустя наследие пандемии было уже очевидным, но упрямство бюрократов и очевидцев переломил прибывший в Ухань академик Чжунь Наньшань, некогда и обнаруживший первый коронавирус ТОРС. 19 января он заверил СМИ, что вирус правда передается от человека к человеку. К тому дню первого зараженного за пределами Китая уже зарегистрировали в Таиланде. 

*
10 марта журнал "Жэньу" публикует интервью с Ай Фэнь. Спустя 3 часа великий китайский фаервол блокирует материал и его удаляют отовсюду, кроме официального сайта одного из подразделений Китайской комиссии по национальному здоровью, да и то – под другим названием. Статью удалось сохранить и дальше ее распространяли азбукой Морзе, шрифтом Брайля, языком эмодзи и другими, нам непонятными, способами.

Страна виртуальных, недостроенных стен. Все чаще думаю, что стены не так призваны защищать от кого-то извне, как удерживать внутри. Но ни фаервол, ни даже если достроенной была бы стена не воспрепятстовали вирусу распылиться территорией всей Земли. Этот маленький шарик напоминает спутник с деревьями.
29 марта СМИ начали писать о том, что Ай Фэнь пропала. Сейчас же на ее странице в социальной сети Weibo появляются посты, что предположительно говорит о том, что с ней все хорошо, но многие другие, говорившие о коронавирусе еще тогда, когда говорить о нем было запрещено, поддавались репрессиям или исчезли окончательно и бесповоротно. 

*
Я думаю, что коронавирус – это ровно в той степени обо мне, сколько он о других, об их безопасности и защите. Я думаю о том, что у меня снова закончились маски.

*
ІІ. Демографы пишут (всё – черновики)

еще одна колыбель человечества
развившаяся вдоль и между рек Янцзы и Хуанхэ
[но уже после Второго исхода из Африки около 70 тысяч лет тому назад:
неведомые нам колонизации, родом с черного континента; родины
миллиардов]

да некому было качать, убаюкивать, кроме ветров эволюции

*
невидимая рождаемость девочек в Китае, скрываемая коммунистической партией 
и покрываемая коррупцией: когда либо рождается мальчик, либо, вероятней всего, аборт: но если ты – девочка, и ты – все-таки есть/выжила, то не факт, что документально 

ты существуешь [демографически 
ты возникаешь только сейчас, когда всем разрешили по второму ребенку, когда Китай начал вносить ранее вычеркнутых в статистику, но по третьему – всё ещё никому; мы вряд ли достигнем 11 миллиардов. скорей всего 
останемся на 10-ти]

*
представляю себе: свободные слушательницы лекционных курсов о суфражизме
в несвободной стране, поступление без документов, самая странная сессия
без оценок и образование на дому, в разгар пандемии, онлайн – привилегия бедных; да и что такое "леваческая риторика" в китае? это рай? это ад? это к вопросу
об [анти]утопиях, о социализме и культурных ценностях
о "менталитете"

*
– а когда это поэты врут, пренебрегая статистикой?

становится совсем
плохо

*
– мы придумали печатный станок, но не придумали, как им воспользоваться. он мог пошатнуть наш строй.

*
– вы смотрите на мир, как на линию, мы же – как на круг, диалектика, – я же чувствую себя пребывающим в точке, преисполненной пустоте, неправильно обёрнутой то сожалением в тогда-прошлое, то страхом в потом-будущее

но не здесь-и-сейчас, событие, протяжённым левой рукой рефлексии назад 
и правой рукой перспективы вперед
меняя их по ритму упражнения
по ритму дыхания
взбираясь по дереву сефирот

падая, вспоминаю заселение азии
помню, как будто это было вчера

*
– это происходит со мной сейчас, в абсолютно каждый момент времени, – поговаривал доктор манхеттен.

*
я целую твои раскосые, с косым глазом, глаза и косым взглядом 
на эту девочку из Уханя:

"здесь живет возвращенец из Уханя"

*
– их голод в 60-ых
похож на советский голод в 33-ем, коммунистические режимы гробят своих граждан в промышленных масштабах, – урбанизация насильственным методом письма
но скажи кому-нибудь такое у себя дома: поэзия ведь может быть дискурсивной?

*
– ты всё ещё ни слова не сказал про уйгуров.
– это не та проблема, поднимаема этим текстом, но да, ты прав, а стоило бы.
неуловимое, спекулятивное сходство различий между концлагерями в Китае и пытками на Окрестино: эвристика доступности и вольных полых ассоциаций, ни левых, ни правых

просто насилие. соблазн, обладая опытом какого-то конкретного события, например, своего собственного внутриполитического криза своей страны, мерять им и сравнивать все остальные кризисы: "у нас – как у них" и/или "они ошибки делают"

*
как схожи между собой
кризисами маскулинности
культуры "Востока" и "Запада": искус сходств и различий

*
поэзия ведь правда может быть дискурсивной/деструктивной?

ОТВЕТЫ НА ВОПРОСЫ «ДВОЕТОЧИЯ»:

1. На каких языках вы пишете?

На украинском и русском.

2. Является ли один из них выученным или вы владеете и тем, и другим с детства?

Оба являются в равной степени родными. Украинский был родным для отца, этот клубок разворачивается из глубин западной Украины, часть родственников, например, по итогам Второй мировой войны оказалась в Польше и сегодня являются поляками. А его непосредственную родню переселили из села в опустевший Львов, строить коммунизм, так сказать. Урбанизация насильственными методами.

А русский “был” языком матери, чья линия собирает непосредственных родственников с востока Украины (прабабушка редко, но с ужасом вспоминала голод и свои скитания с сестрой от этой беды восточными территориями Украины), с территории нынешней РФ (Ростов-на-Дону), даже кто-то из-за Урала был. А отец матери был латышом. И столько всего (для меня) сошлось во Львове. “Гремучая смесь”, с каким-то непонятным мне чувством вздыхала одна из бабушек, глядя на меня.

А еще больше осталось неизвестного, так как многие уже на том свете и поведать о своей реальности не могут, а я был слишком мал, чтобы понимать их слова тогда, когда они были живы. Да и вообще я заметил, что говорить о прошлом старшие люди не особо хотели – мне кажется, слишком болезненным был для них тот или иной опыт, чтобы рассказывать и объяснять его ребенку. Или не умели, не было этого навыка прогововаривания, или это не было частью обобщенной “культуры”.

Поэтому я поровну слышал оба языка и разделял их чисто функционально: с теми родственниками – на таком языке, с этими – на таком, в школе и во дворе – на украинском, в другом дворе – на русском. То же касалось и контента. Даже не могу сказать, что какой-то из языков “вырывался” вперед, но у каждого были свои “преимущества”. Многие книги, которых не было на украинском, были на русском, и я активно пользовался этим. И есть, я знаю, вещи, буквально непереводимые. Вот роман украинского писателя Евгения Пашковского “Щоденний жезл” невозможно перевести ни на один другой язык — слишком много там авторских неологизмов. Не понимал я также смысла отказываться от каких-то знаний из-за того, что они на “вражеском” языке.

Хотя напротив моей школы (с “патриотическим уклоном”, это после провала на всех остальных стезях такой уклон появился, “спасибо” директору, надо же было как-то отличаться и демонстрировать “успехи”, которых не было. Надо же было чем-то “гордиться”) находилась русскоязычная школа. А в моей школы был – и есть – музей дивизии СС «Галичина«.

И все было ок, все во дворе играли футбол, на этой почве конфликтов не было, хотя вскользь этот дискурс “москалей” проскакивал. Насилие между детьми было по разному поводу, это что-то наше, животное, мы же homo, а не эссенции мыслей и, как мне кажется, не оправдывая, но люди часто используют внешние или культурные различия (в том числе и этнические в самом широком смысле) как повод для шейминга, как оправдание своей агрессии, хотя в глубине души им откровенно плевать на какую-либо идеологию.

Ужас, но придумать, что ты получаешь в зубы, потому что этнос или язык было чем-то более нормированным, чем сказать “ну, врезать тебе хочется, кто-то же должен быть неправильным чужаком, портящим нам пространство, и отдуваться, когда нам приспичит”. Первоначальным является импульс, акт агрессии, и жертва является/становится жертвой, потому что должна быть какая-то жертва, а каким -измом это оправдают – дело следственное. Ты вионоват потому что ыт виноват. Да, иногда это доходит до крайностей (вспомним тоталитарные ужасы ХХ века).

Но это от глупости. Либо как прикрытие. “Классовая” борьба против “буржуев” не мешала самому Сталину пользоваться прислугой и пользоваться дворцами (“дачами”). То есть миф о “левом” социальном государстве, являющемся диктатурой, выглядит очень странно.

Смешно сегодня говорить что-то про превосходство или неполноценность человека, исходя из детерминированных признаков аля раса, гендер, гражданство. Но ведь это так “удобно”. “Неправильная раса”, а не “ловушка бедности”, обусловленная чисто социально, а не “генетически”.

Мой университетский друг, например, наоборот – учился в школе, где украинский считали чем-то вторичным (дискурс “хохлов”), и это его немного травмировало. Все было очень смешанно, что рождало множество заблуждений и глупостей на бытовом уровне, так как люди в принципе часто подвержены предубеждениями. А если жизнь не сахар, то подобное невежество только усиливается. Как там говорил Кант: “Просвещение – это взросление”? Что-то в этой мысли есть.

К тому же  я отчетливо вижу, как и в современной Украине политики разных “фракций” целенаправленно спекулируют на любых различиях, на этом разделений “врагов” и “чужих” набивая себе рейтинг. “Они, Другие, виноваты” – святая истина. Не говоря про отношение к ромам, например, гомофобия или бытовой антисемитизм. Хотя корень зла часто кроется в другом, и беды, которые сваливают на других, вообще-то этих других также придавливают к земле. Точно так же, как и “своих”. И вместо поиска точек соприкосновения люди давят на расхождения, увеличивая разрыв до невозможной коммуникационной дистанции. То же самое и с “языком”. Или с мнимым противопоставлением Восточной и Западной частей как каких-то особо чуждых друг другу территорий “ментально”/”культурно”.

3. Когда и при каких обстоятельствах вы начали писать на каждом из них?

Смешная история. Первая попытка была предпринята где-то в 5-ом классе. Очень бессознательно, выполняя домашнее задание с родного (украинского) языка, а “академически” изучал я только украинский, я незаметно написал какой-то стишок – а заданием было выучить стих, как бы забавно это не было, Т. Шевченко “Тече вода з-під явора”. Но эту мою попытку письма, почему-то, дома немного засмеяли, я устыдился, приняв это слишком близко к сердцу, и попытался забыть этот момент, “отказавшись” от письма навеки.

Но продлилось это недолго. В какой-то момент после (сначала я дико ненавидел это дело) я начал много, активно  читать, и всё это было внешкольное чтение. Всякие “Ужастики”, фэнтези, классическая фантастика, подростковая литература 2000-ых. Как-то незаметно я перебирал книги из домашней библиотеки – и так незаметно читал Гоголя, Лермонтова (это он меня “спровоцировал” на еще одну попытку в стихи), тома “Сказок народов мира”, “Поющие в терновнике”, “Дитте – дитя человеческое” (я сам не всегда понимал, что я читал, даже когда ощущал сильные, лихорадочные эмоции от прочитанного), в общем, все, что под руку попадалось, сумев заинтересовать меня первые пару страниц, то и читалось взахлеб.

А потом и Ф. Кафка подключился, “Шинель” Гоголя – школа тоже начала подбрасывать интересные вещи.

И где-то в 8 классе, обычным вечером, за чтением книжки, в голове начал складываться стих. На украинском. Очень смешной такой был, пафосный, о вечном, там была вся “рифмо-классика” словосочетаний: “кров-любов”, “життя-каяття”. Но получился увесистый текст на несколько страниц А4. И меня это поразило. Буквально, я ощущал дикий кайф во время письма, лихорадку, очень необычные, взрослые чувства. До сих пор помню те ощущения как одни из самых ярких воспоминаний.

И постэффект сохранялся очень долго. На следующий день я тоже что-то писал, и с того времени я регулярно пишу, редко бывает, чтобы я дольше 2-3 недель не писал вообще ничего. Где-то в университете пришло осознание, что мне удобней всего идентифицировать себя с поэзией и во многом сквозь эту “призму”, со всеми вытекающими последствиями, смотреть на мир. Это было ежедневным мыслительным действием.

И я как-то сразу начал писать на обоих языках. Да, все это было ученичество, я врос и пережил влияния поэтик С. Жадана, И. Бродского, В. Маяковского, К. Калытко, О. Лышеги, В. Стуса, О. Мандельштама, Г. Рымбу и многих других, перерабатывая и оставляя, как мне кажется, лучшее и отсекая ненужное. Но это уже мои предположения. 

Помню, был знаковый момент в 12 лет, когда я читал какое-то среднее фэнтези, но меня так сильно увлекало повествование, что я на пару секунд отвлекся на мысль “блин, я знаю, чем хочу заниматься в жизни: я хочу писать так, чтобы люди ощущали те же эмоции, что и я, когда читаю что-то хорошее”. Вот она, точка невозврата. Правда, очень быстро с “прозы” я перешел на поэзию, а со временем понял, что есть Текст и с ним можно очень по-разному взаимодействовать. И что Текст, Письмо, Чтение – это и журналистика, и академия, и проза. И поэзия.

4. Что побудило вас писать на втором (третьем, четвертом…) языке?

Ничего. Я как пользовался двумя языками, читал на двух языках, думал на двух языках, так и писал на двух языках несознательно и равноценно. Помню, одним из драйверов письма была неразделенная любовь (ну, а как же) – то вот стихи этой девушке я презентовал на двух языках, совершенно не придавая этому какого-то особого значения.

Я не старался намеренно писать поровну, просто так сложилось моё становление, что я пользовался и тем, и тем как просто равными языками и очень долго не мог понять всех этих конфликтов, связанных с их мнимым “противостоянием”. Помню, в начале 2000-ых украинский книжный рынок и правда был не в самом лучшем состоянии. Со времнем это выровнялось, особенно после 2014 года получился “книжный взрыв”. Но и сейчас книгопечатная/издательская сфера зависит от бедственного положения государственного управления, от “экономики”, а не от “чужого языка”.

Потом это включилось в рефлексию, и я понял, что мне нравится писать на двух языках и отказываться от этого не хочется.

5. Как происходит выбор языка в каждом конкретном случае?

Я не выбираю, тема/навык ведет,  “машинка поэзии” в моей голове сама, произвольно включается и льется текст уже тем или иным языком. Это не мой “сознательный” выбор, это ситуация взывает к конкретному языку, я бы сказал, сам акт письма формируется и “выбирает” для себя необходимую форму, в том числе – языковую. Во многом это зависит от контекста, от прочитанного или увиденного, от пережитого и подуманного, от когнитивной связки чувств и эмоций.

Когда я жил в РФ, то закономерно много писал на русском – среда располагала и подталкивала. Тем не менее, вернувшись домой во Львов, я быстро втянулся в свой-другой контекст и больше писал на украинском. Но это больше возвращение к равновесию какому-то, что ли. Даже компании были такие, где в одной так можно было общаться, а в другой — иначе.

Помню, я недолго жил в Харькове, там очень интересно было балансировать на грани, так как языковая среда крайне “разморожена” и напряжена: в моей компании очень легко было застать диалог людей, один из которых говорил на одном языке, а отвечали ему на другом, и никаких lost in translation это не порождало, наоборот, во время такого разговора голова очень интересно реагировала на моментальную смену “языковой картины мира”. Попадались люди, неловко просившие разговаривать с ними на украинском, чтобы “подтянуть” произношение – им было неловко, что они не владеют языком на каком-то уровне и это стимулировало их использовать этот язык, “прокачивать” его использование.

Язык – это что-то очень интимное, когнитивное, связанное с человеческими ресурсами (часто именуемыми “волей”). Я буквально понимаю, что если человек преимущественно общался на каком-то языке, переходить на другой, менее используемый, может быть для него физически трудно, это усилие. Я бы не стал кого-то шеймить за это, а отвечаю так, как ко мне обращаются, если это не с позиции какой-то власти – а с позиции взаимопомощи и сотрудничества.

6. Отличается ли процесс письма на разных языках? Чувствуете ли вы себя другим человеком\поэтом, при переходе с языка на язык?

Безусловно отличается, каждый инструмент по своему уникален, а я ко многим вещам (но не людям) подхожу инструментально. Язык – это инструмент, он сам по себе, вне контекста, вне того, что воспринимает, не существует и не “работает”. На уровнях письма приходит четкое, очевидное понимание, что все языки разные и уникальные, и что “похожи” между собой русский и украинский лишь постольку, поскольку, так же как и все языки, имеют между собой нечто “общее”, какие-то основы. Хотя вот система иероглифов, например, совсем иная, но это точно не то, о чем я могу высказываться.

Я бы даже сказал, что каждый акт письма отличается от другого акта письма и делает меня другим человеком и не язык является разграничительной, демаркационной стезей. Иногда, кажется, это проход этой тропкой “между” мирами с необратимыми последствиями.

Но я не чувствую себя другим человеком именно из-за языка. Языки как составные части уникального целого, “теплые” или “холодные” течения, в зависимости от климата и времени года, текут сквозь меня не смешиваясь. Поэзия не исчерпывается языком, она с ним связана, но чувствую себя “другим человеком”, скорее, когда пишу. Поэзия пронизывает все языки и молчание иногда тоже: вспомним длительные молчания поэтов. Когда Рембо перестал писать – это касалось письма, поэзии, а не языка как такового. Но язык инструментален, и я понимаю, что у других людей это может быть совершенно иначе, и я могу говорить только лишь за себя.

А если есть желание, то любой язык можно использовать и как оружие, и как маркер “другости”. Убивать можно и ложкой.

Просто это не так бинарность языков “украинский/русский”, как контекст и ситуация. Это личная дихотомия, хотя есть люди, воспринимающие свое личное не как мировое – а как единственно возможное.

7. Случается ли вам испытывать нехватку какого-то слова\понятия, существующего в том языке, на котором вы в данный момент не пишете?

Да, часто такое бывает, как и в разговоре. И очень хочется вставить именно то слово, передающее именно “ту” эмоцию. То есть, это больше связанно с индивидуальным опытом личности, чем с языком как таковым. Это очень легко можно проследить, если мы берем какое-то одно слово одного языка и видим, как разные люди могут совершенно по-разному относиться и/или реагировать на одно и то же слово еще и в зависимоти от ситуации. То же слово никогда не одно и то же самое слово.

8. Меняется ли ваше отношение к какому-то явлению\понятию\предмету в зависимости от языка на котором вы о нем думаете\пишете?

Нет. Может быть только, если другие факторы способствуют этому. То есть, всегда есть набор факторов, созидающих ситуацию, но в вакууме не могу сказать, что язык что-то меняет.

9. Переводите ли вы сами себя с языка на язык? Если нет, то почему?

Было только один раз – очень хотелось один из “любимых” стихов также иметь и на другом своем языке. Но это исключение, да и то не уверен, что удачное/необходимое. Стих является определенным высказыванием, и часто, благодаря особенностям смысло-произношения, сложно его “перевести”. Я не смогу передать чувство, смысл или эмоцию так, как задумывалось.

Я очень быстро понял, что перевод – это отдельное искусство, и знание языка не делает меня хорошим переводчиком. Поэтому я не брался за такое дело, понимая его провальность. Не в смысле, что это невозможно, а в смысле, что этого не умею делать я. Перевод – это так или иначе нечто “другое”. Не хуже или лучше – другое. И в этой области мне было бы комфортней вести диалог с переводчиком, т. к. сам я не справлюсь.

У меня почти не было никакого смысла переводить себя на другой язык. Это как написать другой стих, проще уже было написать другой стих.

10. Совмещаете ли вы разные языки в одном тексте?

Да, но крайне редко. Есть внутренний момент понимания, что люди по-разному воспринимают и читают, исходя из языка. И это влияет. Контекст влияет. Но чаще всего просто нет необходимости писать и на том, и на другом. Т. е. крайне редко это было оправдано в тексте как необходимость или прием, употребляемый с какой-то целью. Оговорюсь снова, я говорю исключительно о своем опыте. Иногда такое случается, но крайне редко.

11. Есть ли авторы, чей опыт двуязычия вдохновляет вас?

Наверное, нет. Скорей их опыт жизни с этим двуязычием, как мне кажется (можно и на одном языке говорить на разных языках). Я вспоминаю ирландца Дж. Джойса, писавшего на английском, С. Беккета, перешедшего на французкий, философа Э. Чорана, М. Кундеру.

Меня больше вдохновляют люди, взращённые перепутьем культур: П. Целан, Дж. Батлер, О. Лышега. Меня вдохновляют люди, пребывающие и созидающие на этом перекрестке. Особенно, когда они, как раз исходя из своей позиции, понимают сложность и многомерность реальности, не пытаясь всю “правильность” этого мира свести к какой-то одной идентичности, противопоставляя ей идентичности “противоположные”, другие, неправильные. И это влияет на их письмо, на каком бы языке они не писали.

Хотя не так давно познакомился с творчеством поэтки Ии Кивы и вот ее пример, думаю, вызывает что-то на подобие искреннего уважения и вдохновляет в каком-то смысле: это как что-то знакомое, “свое”, “такой же опыт” – и в то же время совершенно другое, несравнимо чужое и новое как исключительно иной опыт хотя бы чего-то отчасти “того же самого”. 

12. В какой степени культурное наследие каждого из ваших языков влияет на ваше письмо?

Я думал об этом, но еще не разобрался. Не знаю пока, что ответить. Из очевидного – в том же письме я пытаюсь проговаривать “опыт” этих языков, их восприятие, пытаясь деконструировать то, как к ним относятся. Это попытка избавиться от предупреждений и выразить то, что, казалось бы, является “чуждым” этим языкам в их массовом употреблении. Но в той же мере это касается не только языков, но и отдельных тем или опытов внутри этих языков, не касающихся языка напрямую.