—
Мальчик идет по улице в шапке волка.
как это связано с тем, что я еду мимо?
всюду одни ответы лежат-сверкают.
где же от них вопросы?
Видишь черты и тени, и слышишь —тени:
линия перекрестка — излом ключицы,
длинная шея улицы, кареглазый
профиль – с торца напротив.
В глотке шипит, и город шипит и шепчет.
как научиться видеть его, не слушать?
буквы повсюду, звуки повсюду, в горле
эхо изображений.

—
Каждый раз просыпаясь
видеть улицу остановку
людей гаражи промзону
мединститут новостройку
больницу и только краем
над измайловским парком
сияющим полумесяцем
поблёскивающим всеми цветами
поскрипывающее светом
колесо обозрения
зима
живёт в темноте
её так жалко

—
Сегодня видела человека
очень похожего на тебя,
даже окликнула.
он повернулся, сказал «привет».
я подошла, погладила по щеке,
«щетина какая!» сказала.
он улыбнулся,
пошел дальше,
насвистывая.
я до сих пор не знаю,
это был ты?

Вчера встретила пса
курчавого, как игрушка,
в рогаликах шерсти
оранжевых, как мандарин.
он прыгал на платье,
лизал мне руки,
что-то пытался сказать.
я до сих пор не знаю,
это оно?

Позавчера видела солнце,
закатанное в рукав улицы,
щемящие переулки между
кирпичных домов.
листья хрустели чипсами.
я пошла-купила
пиво,
которое мне нельзя,
нефильтрованное,
с золотистым вкусом,
чтобы проснуться новой.
я до сих пор не знаю,
это она?

Завтра я снова усну и увижу то,
что не смогу узнать.
может быть,
это будет оно,
может, ты.
главное, подобрать
местоимение,
если оно
есть у будущего, у того,
что можно любить,
не называя.

—
Мокрое месиво метр за метром меряет
мимо мост мимо
менее чем через пару миль
тоньше чем через толщу ила
ближе еще чем мизинец месяца
датой субботой светятся
тех погремушек стекло зелёное
тонет в тебе как олово
как посмотреть за карму на прошлое
днище как дно заросшее
воду толочь под ногами проще
в рост выпрямляй заносчивость
как ни гноби праотцами свёкрами
всяко с ногами мокрыми

—
В ночь, когда под окнами до трёх орали бомжи,
а потом соловьи залились, новорождаясь, как трава.

в день, когда запятые себя изжили, свьюжили хвосты,
потянулись и лопнули, повторюсь, заикнулись об.
город над, отраженье города, розовая канва,

только как приближение, привкус—тонкие волоски, озноб.

знание –шум в ушах, удивлённый запах, неточность слова, случайный жест,

перечисление уточнений в столбик, по нарастающей, лучевая взвесь.

голос внутри будто свет зияющий, пропасть взахлёб, волна.

в этой ещё не точке, в пропуске,
можно я буду, останусь здесь?

—
После каждого мужчины
надо менять квартиру,
а лучше район или город.
стран не напасешься.
Я любила немногих
так сильно,
что осталась сидеть
на одном месте.
В каждом углу по тени любимого.
куда ни пойди— везде бывшие,
бывшие твоих бывших,
нынешние твоих бывших.
сколько бывших
у нынешних твоих бывших?
Даже в многомиллионном городе
все друг с другом спали,
все друг друга любили,
все друг друга ранили.
Невозможно узнать
нового человека.
в каждом частичка бывших.
никакого будущего, лишенного прошлого—
химия жидкостей, мельчайших клеток
нерешенной нежности.
Каждой следующей
переходят черты лица
бывшей.
шансы на удачу
прибавляются с новой ошибкой.
Инцест узаконен.

—                                                        ире котовой
Подруга сказала: «я выгорела.
ничего внутри не осталось.
никому не верю. никому
нельзя быть верным.
не вздумай быть верной.
это бессмысленно.
никто
не стоит иллюзии радости,
даже когда
она похожа
на тень от радости,
даже когда
ты знаешь, что не существует…»
День подошёл к концу. таксисты
толпились вдоль переулка, глотая подвыпивших.
фонари
выхватывали из асфальта
трещины и провалы.
свет
ложился мягко
вдоль длинных ободранных стен,
но лица коверкались в бликах.
Со временем красота, гармония наших черт
изменится.
все, что мы поняли, возобладает.
и мы перестанем смотреть друг на друга.
нет сил
смотреть друг на друга.
мне больше не жалко себя.
когда во мне нежность иссякнет,
я большего не разрешу.
повторяю теперь:
ты помнить меня не обязана.
даже тогда,
когда не бывает больнее –
нет воздуха в лёгких,
и верность себе невозможно держать.
жизнь вокруг
усталости несоразмерна.
как мало нас стало.
а то, что внутри, не вмещается больше внутри.
растет темнота и засасывает пустотою.
Мне взгляда не видно.
бьёт свет контровой по спине,
бьёт свет по лопаткам.
сутулишься, мерзнешь. все тише
слова:
«не храни свою верность».
темнее,
темней.
и весь силуэт уже не различим между тенью,
асфальтом и воздухом,
долгой кирпичной стеной.

—
Отвергнутые любовники
собираются вечером
на скамеечке у пруда
обсудить,
какая Л красивая сука.
сумрак спускается на воду. по бульвару
плывет слабый запах дешёвого коньяка.
девушки в шортах фланируют вдоль воды.
лица пьющих все радостнее.
коньяк не горчит.
можно философствовать
о колене,
выше и ниже, не спускаясь.
мысленно письма писать
крымскому другу,
что-то проговаривать вслух,
играючи примеряя вечность.
воздух все холоднее.
всё ещё впереди, впереди,
если верить воздуху, если не верить себе.
пока она засыпает в горячей квартире,
слыша их бормотание,
сквозь крики пьяных под окнами.

—
Как наступит лето, посмотришь по сторонам:
сколько вокруг очень красивых женщин!
не говоря уже о сказочно красивых девушках,
о каких-то невероятно красивых девочках.
в моей юности столько красивых не было.
И откуда только они берутся,
все эти невероятно красивые женщины?
и что меня больше всего интересует,
что мне совершенно не даёт покоя –
все эти красивые женщины
должны же с кем-нибудь спать?!
где же все эти невероятные мужчины,
которые спят с этими красивыми женщинами?
где все эти преисполненные
достоинствами мужчины?
почему они не ходят по улицам?
где они пребывают летом?
или все эти красивые женщины
спят с красивыми женщинами?
или все преисполненные достоинствами мужчины
спят с мужчинами?
и поэтому ночью летом
такая прекрасная тишина.
я, красивая глупая женщина,
так люблю гулять ночью по улицам,
когда все красивые женщины
спят в обнимку со своей красотой,
а все преисполненные мужчины
спят в обнимку со своими достоинствами,
и царит на планете лето,
гармония и красота.

—
В три пятнадцать утра темнота становится серой,
антрацитовый цвет оседает привкусом пыли.
за горизонтом зрения трогаются колеса
неизбежности.
время останавливается
посмотреть на себя
с заветренной стороны.

Дворник-таджик протаптывает в тумане ход в будущее.
дворник-таджик загораживает рассвет оранжевой спиной.
он поет печальную песню:
«Как мне поверить, что тебя не будет в моем сердце?
неужели, когда-нибудь тебя не будет в моем сердце?»
В этом ускользающем пейзаже,
в звуках визгливой метлы,
в этой жилистой песне
столько подсказок, что не различить
ни вчера, ни завтра.
«Как мне поверить, что тебя не будет в моем сердце?
неужели когда-нибудь тебя не будет в моем сердце?»
во сне
хочется плакать над его опустевшим сердцем.
хочется плакать над его ещё полным сердцем.
Что
ты говоришь? я не знаю наречий.
что
ты поешь? я не слышу во сне!
мир
полон подсказок, но я не могу
выбирать из готовых ответов.
мир
полон и пуст за твоею спиной.
дай мне оранжевой робой забыть-заслониться.
дай мне нас всех переделать и переписать.
Нет здесь ни ритма, ни рифмы, ни правил, ни слова,
только движения стрелок, движенья метлы.

Дворник-таджик утром заходит в подъезд и
резко срывает листок на стекле, между двух этажей.
красный листок с телефоном техпомощи, «деза».
там, на стекле, остаются четыре последа
по уголкам, по периметру –как поцелуи.

—
На каждой ветке точка с запятой
то морось морза петельки и спицы
почиркивает в лобной теменной
из лужи выпить и к обеду спиться
под посвисты четырёxчасовой
визгливой и восторженной синицы
такая пьянь пошла во весь район
весна красна и весело бояться
я мог бы стать но мокрый стадион
я суперстар а ключ на 18
открыты шлюзы выпущен ион
свободный радикал течёт по пальцам

—
Самая длинная ветка метро
от прошлого до будущего
насчитывает столько станций
сколько ты любил
сколько раз не решился выйти
на кольцевой
между чужими плечами
сжатый опыт хребта
неизбежные прикосновения
с чужим
сидение на троих
запах бессонницы
скомканных сожалений
пот ошибок
с какой скоростью
терпит земля

—
Когда на рассвете вокзалы теряют черты,
одетые в белое, лёгкое не по погоде,
счастливые люди за хлебом из дома выходят.
позёмка поспешно стирает за ними следы.
и не было их, и не будет –тебе показалось.

сужаются улочки, сыпется небо взашей.
как тихо, как тикает пульс, как смеются подошвы.
ты —маленький мальчик, ты чувствуешь чистою кожей
как снег забивается в каждую дырочку шва.
по льду переулка идёт полусонная лошадь.
нам снится она. она призрак, она не жива.

как цокает пульс. это пульс. это белым поп-корном
на голову лопнувшим чудом спускается город.
везде появляются люди и в ногу идут:
и тётя с авоськой, и бойкая девочка с горном,
и бомж чудесатый, и дядя с боксёром усатым.
счастливые люди, которые просто живут.
не знают кто ты и откуда твой шарф полосатый.