Fishing at Montsalvat

РЫБАЛКА В МОНСАЛЬВАТЕ

Автомобиль повернул, следуя извиву горной дороги, и взору Греве предстал белый замок. Воздушный, с изящными башнями и округлыми арками дворец венчал самую верхушку отвесной горы, сияя на фоне поросших сосняком мрачных изломанных скал. Дорога петляла, поднимаясь вверх, к этому сверкающему замку, чей силуэт вырисовывался на ярко-голубом небе. Все вверх и вверх поднимался доктор Парцифаль Греве по крутому серпантину, возносясь к своему царственному пациенту, который ожидал его там, в блистающем замке на вершине горы.

Греве неподвижно сидел на заднем сиденье. Его седая раздвоенная борода вольготно покоилась на груди, большое дородное тело было свободно и расслаблено. Только голубые глаза пристально следили за проплывающим мимо ландшафтом. Зоркие эти глаза немедленно углядели разительный контраст между великолепным замком и окружающей его безотрадной местностью. Кучи мусора вдоль дороги и в запустелых полях, желтые осыпающиеся сосны, пораженные неизвестным недугом, брошенные дома с провалившимися крышами, жители, глядящие со страхом и тоскою, – путь его пролегал через бесплодные земли.

И вот наконец замок Монсальват вырос перед ним.

У огромных чугунных ворот с двумя башнями по бокам выстроилась в ожидании – кажется, бесконечном – вереница автомобилей. Ворота были закрыты, но стоило появиться автомобилю Греве, как гигантские створки дрогнули и медленно распахнулись, пропуская машину во внутренний двор, обрамленный изумительным садом. Вблизи точеная красота Монсальвата выглядела совсем по-другому. Замок оказался громадным, гнетущим и совсем не белым – скорее светло-серым. Автомобиль подъехал к колоссальному пятиэтажному кубическому зданию с высокой остроконечной крышей –самому древнему строению в замке, где располагались жилые покои.

На подъездной аллее ожидала группа мужчин. Один из них, пожилой, обходительный, с седыми бакенбардами, выступил вперед и с приятной улыбкой произнес:

– Добро пожаловать в Монсальват, доктор Греве. Я – граф Карл Гурнеманц фон Ноймайр, премьер-министр его величества. Благодарю, что так быстро откликнулись на мой зов.

– Ваше превосходительство, – с поклоном отвечал Греве, – мне хорошо известно, что это вопрос исключительной срочности, поэтому я отложил все дела и немедленно выехал сюда.

– Крайне признателен за это, доктор, – произнес фон Ноймайр. – Его величество король очень нездоров, посему вопрос и впрямь не терпит отлагательств. Вам сейчас же покажут вашу комнату. Отдохните немного после долгой дороги. Я буду ждать вас наверху через час. Нам следует многое обсудить.

Комната Греве располагалась в западном крыле замка, которое выходило на близлежащее горное озеро, Корбинзее. С каменного балкона открывались потрясающие виды на озеро, нежно-голубое, все в легкой дымке, раскинувшееся под лазурными небесами. Дверь на балкон была открыта – и свежий, душистый ветер с альпийских лугов гулял по комнате. Греве закрыл дверь и стал в задумчивости, глядя на озеро.

Он знал, что власть короля не простирается за дальний край озера, который был западным пределом королевства. Монсальват был крошечным государством, состоявшим лишь из замка да нескольких горных деревушек. Сотни лет его границы были закрыты для всех чужеземцев, и мало что было известно о том, что происходит за этими непроницаемыми рубежами. Знали лишь о том, что правитель королевства болен – болен уже много лет, и никто не может ему помочь.  Когда-то король повелел созвать всех знахарей и лекарей, и мужчин, и женщин, но не было из них ни одного, кто сулил бы ему выздоровление. И поскольку ни один местный лекарь не мог ему помочь, король позвал лекарей из-за рубежа, и многое множество целителей прибыло, чтобы осмотреть его, но никому не удалось придумать, как справиться с его хворью.

Так что Греве давно знал, что скоро его призовут в Монсальват. И он терпеливо дожидался этого далекого зова, сидя в своем большом доме на одной из самых тихих венских улиц, который казался ему таким пустым уже несколько лет, с самой смерти жены. И вот наконец зов прозвучал. Время настало.

Странным образом он не чувствовал усталости после долгой дороги. Голоден он тоже не был, оставив нетронутым обильный обед, изысканно сервированный для него на маленьком столике. Напротив, он ощущал необыкновенную бодрость и собранность, словно накануне важного экзамена, и он едва смог дождаться, покуда минет час, и он может спуститься вниз, чтобы встретиться с графом фон Ноймайром.

Наконец явился ливрейный лакей и провел Греве сводчатым, похожим на галерею коридором в огромную, великолепно отделанную гостиную, где уже ожидал его премьер-министр со своей свитой. Стены гостиной были расписаны фресками и убраны гобеленами, запечатлевшими турнирные сцены и облаченных в доспехи рыцарей.

– Это наш Зал рыцарей, –  с любезной улыбкой произнес граф вместо приветствия. – Его величеству нравится все, что связано с рыцарями.

– Эти фрески великолепны, – восхищенно отозвался Греве.

Фон Ноймайр согласно кивнул.

– Надеюсь, вам удалось немного отдохнуть, – сказал он.

– О да, вполне.

– Очень хорошо. Вы с нетерпением ждали вас, доктор Греве. Королю уже сообщили о вашем приезде – он ожидает вас.

Греве взглянул на фон Ноймайра, потом на окружавших того придворных.

– Если не возражаете, я хотел бы задать несколько вопросов перед тем, как осмотреть пациента, – сказал он.

– Разумеется.

– Пользуется ли его величество услугами докторов?

– Ах да, – произнес премьер-министр. – Я должен был рассказать об этом прежде, чем торопить вас на встречу с его величеством. Скажем так, у короля было много докторов. Не ошибусь, если скажу, что все врачи из Монсальвата, один за другим, перебывали в этих стенах, пытаясь излечить короля. Увы, это не удалось никому. Тогда мы стали приглашать других, но уже из-за границы – и те точно так же не справились, по вполне понятным причинам.

– Но кто пользует его сейчас?

– К сожалению, никто. И это одна из причин, почему мы пригласили вас, доктор Греве. Сейчас нам нужен настоящий авторитет в своей области.

– То есть все те врачи оказались…

– Буду с вами откровенен, доктор Греве, – сказал премьер-министр. – Большинство оказалось обычными шарлатанами. Как ни печально, мой предшественник на этом посту был слишком мягок и доверчив – или, быть может, слишком жаден. В итоге нам необходимо не только поправить здоровья короля – необходимо поправить нашу репутацию. Вы же заметили машины перед воротами?

– Конечно.

– Эти коновалы обложили нас со всех сторон, пытаясь проникнуть во дворец всеми правдами и неправдами. Кажется, они до сих пор уверены, что им удастся перехитрить нас. Боюсь, нам придется применить силу, чтобы их изгнать.

– Вам надлежит действовать со всей решительностью, – сказал Греве. – Я много сталкивался с такими людьми. Это стервятники. Я рад слышать, что вы намерены покончить с этим злом навсегда.

– Именно так, доктор Греве, – сказал премьер-министр. – И на моей стороне весь совет министров, готовый всецело поддержать это решение.

После короткой паузы Греве спросил:

– Но ведь это же в первую очередь решение короля?

– Безусловно.

– На ваш взгляд, его состояние ухудшилось после вмешательства горе-докторов?

– Мне кажется, он и вправду еле это выдержал, – кивнул премьер-министр. – Я не врач и не могу оценить их методов, но некоторые лекари советовали втирать в его рану ртутную мазь. А один прописал медовую диету.

– Медовую?

– Именно. Его величеству надлежало есть один мед, и больше ничего.

– Боже правый! – вырвалось у Греве. – Но зачем он это прописал?

– Ответ очевиден, – ответил премьер-министр. – Мы слишком доверились недобросовестным людям. Посему сейчас дорога каждая минута. По моему скромному мнению, дело не в его ране. Она – лишь следствие. Все идет из его головы. Возможно, он просто противится лечению – по неизвестной мне причине. Назвать ее должны будете вы, доктор Греве. Мы наслышаны о ваших новаторских методах. Вашей изумительной архетипотерапии. И я прошу вас применить ее, прошу от имени всего королевства.

Однако прежде чем Греве успел ответить, дверь распахнулась, и в комнату ворвалась высокая, стройная, красивая женщина. Она была бледна и заметно встревожена.

– Граф, – произнесла она, задыхаясь, – мне сказали, что в замке посторонний. Кто этот человек? Что он здесь делает?

– Ваше величество, – отвечал премьер-министр, – позвольте представить вам доктора Парцифаля Греве. Мы с вами обсуждали его визит несколько дней назад.

– А! – вымолвила королева, приходя в себя. – Рада знакомству, доктор. Так вы наконец прибыли.

– Да, ваше величество, – ответил Греве с поклоном. – И теперь полностью в вашем распоряжении, ваше величество.

– Прекрасно, – произнесла королева. – Но что держит вас в этом зале? Пойдемте же. Вам нужно осмотреть его немедленно, доктор Греве.

– Собственно, мы обсуждали методы лечения, примененные другими докторами… – начал граф.

– Нечего об этом беспокоиться, – перебила его королева. – Пойдемте быстрее. Нельзя тратить ни минуты.

Королевские покои располагались на верхнем этаже в восточном крыле дворца – путь туда лежал через бесчисленные коридоры и галереи. Изнутри дворец казался еще больше, чем снаружи, – лабиринт переходов, лестниц и залов, некоторых – совсем заброшенных, некоторых – со следами незавершенного ремонта и мешками штукатурки вдоль голых стен. Наступил вечер, и за окнами уже сгустились сумерки, но дворец был ярко освещен, хотя и пуст. По пути в восточное крыло им не встретилось ни одной живой души.

Наконец они добрались до высоких позолоченных дверей. Королева с силой толкнула их, и они вошли внутрь.

За дверями была маленькая душная комната. Прямо напротив дверей на кровати лежал король – глаза его были закрыты, большая спутанная борода уставилась прямо в потолок. Он дышал шумно, с трудом. Комнату наводнял отвратительный запах гниющей плоти.

Королева приблизилась к нему и позвала:

– Лютц!

Он не пошевелился.

– Лютц, дорогой!

Король открыл мутные глаза.

– Августа, – проговорил он.

– Да, дорогой?

– Воды.

Она принесла ему воды в чашке, и он осушил ее одним глотком.

– Лютц, пришел доктор, – сказала королева.

– Еще один? Вышвырни его к чертям!

– Это другой, хороший, которого мы ждали.

– А есть хорошие? – проворчал король. – Ладно, пускай подойдет.

Греве выступил вперед и поклонился. Король смерил его долгим взглядом.

– Тебя я еще не видел, – сказал он.

– Мне еще не приходилось здесь бывать, ваше величество, – ответил Греве.

– Что удивительно, правда? – сказал король со смешком. – Меня навестили коновалы со всего мира, а единственный настоящий специалист до сих пор как-то не заезжал. Как нам удалось разминуться?

– Мы не разминулись, – сказал Греве. – Я здесь и готов помочь.

– Не поздновато ли?

– Об этом я смогу сказать через несколько минут. Позвольте осмотреть вас, ваше величество.

При помощи королевы и премьер-министра он стянул с короля исподнее, невольно морщась от чудовищного запаха. Под исподним обнаружилась несвежая, испачканная гноем повязка. Когда Греве удалил ее, перед глазами его предстала страшная распухшая нагноившаяся рана в паху короля. Греве непроизвольно отшатнулся.

– Что, не нравится? – прохрипел король.

– Боже! – пробормотал Греве, глядя на язву. – Могу ли я спросить, как долго вы больны, ваше величество?

– Целую вечность.

Греве не мог оторвать взгляда от раны. Никогда за свою долгую медицинскую практику ему не доводилось видеть таких жутких язв. Король наверняка испытывал страшные мучения. Греве сказал ему об этом.

– Да ничего я не испытываю, – бросил король небрежно. – Привык уже. Иногда, конечно, досаждает, а потом могу неделями не вспоминать.

– Невероятно, – произнес Греве. – Невероятно.

– Ну да, – сказал король. – Предыдущий доктор тоже это сказал. Перед тем, как я приказал выкинуть его вон.

Греве помог королю принять сидячее положение. Сейчас тот выглядел лучше, словно уже получил какое-то лечение и теперь пошел на поправку. Его карие глаза блестели от возбуждения, большой крючковатый нос покраснел.

– А ты, доктор, я вижу, староват, – заметил он. – Я и то выгляжу моложе.

И он засмеялся. Греве еще не наложил новую повязку, и рана оставалась на виду. Однако король, казалось, этого не замечал. Он продолжал веселиться.

– Хорошо, – произнес Греве. – Хорошо, ваше величество. Позвольте мне обработать рану. Будет немного больно.

– Боль! – произнес король презрительно. – Что ты знаешь о боли?

Греве бросил на него строгий взгляд.

– О боли я знаю очень много, ваше величество, – сказал он. – Я ведь все-таки врач.

Он попросил премьер-министра, чтобы послали за теплой водой, и открыл свой чемоданчик. Король наблюдал за ним с ироническим выражением.

– Ты в точности как все остальные, – неожиданно заметил он.

Греве не мог больше этого сносить.

– Помолчите, ваше величество! – взорвался он, однако тут же взял себя в руки и произнес тише: – Старайтесь не говорить много. Это истощает.

– О да, конечно, – согласился король с горькой улыбкой.

Греве занялся обработкой раны. Король возопил от боли.

– Я говорил вам, ваше величество, – произнес Греве.

– Больно! – каркнул король. – Но не думай останавливаться.

– И не думаю, – ответил Греве. – Даже не думаю, ваше величество.

Окончив перевязку, он выпрямился и посмотрел на короля.

Тот улыбался.

– Лучше, – молвил он. – Много лучше. По крайней мере ты умеешь очищать раны.

– Каково ваше мнение, доктор? – с тревогой спросила королева.

Греве не ответил. Он вглядывался в темное окно, пытаюсь разглядеть – что? Снаружи была кромешная тьма, да и озеро из этого окна все равно не было видно. Но Греве думал о нем – и собирался с духом, чтобы сказать.

Внезапно король заговорил.

– Даже не думай с ними шептаться, – громко произнес он. – Скажи. Скажи мне правду. Докажи, что ты не похож на всех остальных.

Греве взглянул на королеву. Та кивнула.

– Мне очень жаль, ваше величество, – сказал Греве, – но я не вижу оснований для благоприятного прогноза. Язва слишком запущена. Удивительно, что пока обошлось без заражения крови.

Королева разрыдалась.

– Да хватит тебе, Августа! – рявкнул на нее король. – Ты каждый раз ревешь при этих словах. Другие тоже это говорили. Я уже слыхал это не знаю сколько раз! Заражение крови! Запущена! И так без конца. Уже бы сдохнуть поскорее!

– Не говори так, Лютц! – воскликнула королева.

– Вы уверены, что прогноз настолько неблагоприятен? – осведомился премьер-министр.

– О да, – ответил Греве. – Если только не попробовать одно средство.

– Какое? – спросили королева и граф фон Ноймайр в один голос.

Греве помолчал, обдумывая ответ.

– Мне известно, что в Корбинзее водится одна редкая рыба, – сказал он. – Вы могли слышать о ней. Она зовется королевской рыбой.

– Королевской рыбой, – повторила королева, глядя на него в изумлении.

– Да, ваше величество, – сказал Греве. – Ее зовут еще рыба-чаша, очевидно благодаря ее форме.

– Ну и что, что дальше, доктор? – нетерпеливо спросил король.

– Просто она… – начал Греве, но запнулся, глядя на короля.

Тот не слушал. Он спал.

Все на цыпочках вышли из спальни и остановились в коридоре.

– Так что там рыба, доктор Греве? – спросил премьер-министр.

– Мне кажется, нам не стоит это обсуждать без участия его величества, – ответил Греве. – Лучше продолжим завтра утром.

Фон Ноймайр кивнул.

– Мы ждем вас здесь завтра в восемь, доктор Греве.

Поворачиваясь, чтобы идти в свою комнату, Греве уловил недоверчивый взгляд королевы.

Вот сейчас он чувствовал голод и усталость. В комнате ждал его простывший обед. Греве поел и выпил бокал вина. Несмотря на усталость, поужинал он с наслаждением – еда и особенно вино были превосходны. Он не переставая думал о своем пациенте. Поразительно, что этот человек был еще жив, несмотря на тяжесть своего состояния и годы плохого ухода. По-видимому, не все врачи, которые его лечили, были шарлатанами.

После ужина Греве почувствовал, что засыпает, и еле дошел до постели. Он уснул, едва голова его коснулась подушки.

Озеро Корбинзее лежало перед ним – темная гладкая водная поверхность переливалась под яркой полной луной. Он был один на берегу, в руке – длинная удочка. Было холодно и промозгло, однако от воды исходило необычное тепло, будто озеро было гигантским теплокровным организмом. Он давно уже сидел на берегу, потому что рыба вела себя осторожно и не клевала. Он подумал: «Вот сижу и ужу, а что за спиной? Безводная пустошь. Отвратительная бесплодная земля».

Наведу ли порядок я в землях моих?

И в тот же миг он почувствовал, что у него клюет. Он радостно подсек и потянул удочку, чувствуя, что наживку схватила большая сильная рыба. И похолодел от страха, увидев, чтό было на конце лески.

То был череп.

Греве пробудился и до самого утра лежал без сна, весь в мыслях о страшных снах и мрачных предзнаменованиях.

Ровно в восемь утра он был в королевской опочивальне.

Королева и граф фон Ноймайр уже прибыли и ожидали его. Королева была все еще бледна и встревожена и бросала в сторону Греве краткие недоверчивые взгляды.

Король же выглядел на удивление хорошо. Нездоровый румянец покинул его лицо, взгляд стал острым и осмысленным.

– А вот и наш доктор! – возгласил он весело.

– Доброе утро, ваше величество! – с улыбкой отвечал Греве. – Рад видеть вас в гораздо лучшем здравии.

– Благодаря вам, доктор, – сказал король. – Благодаря вам. У вас прямо волшебные руки. Впервые за несколько месяцев проклятая боль отпустила.

– Это обнадеживает, – сказал Греве. – Я просто надлежащим образом обработал рану, и эффект сразу налицо. Уверен, что правильное лечение сотворит с вами чудеса.

– Мне кажется, – произнес король, – что я вчера уснул прямо посреди разговора. Я совсем не хотел вас обидеть. Просто из-за этой раны я иногда творю странные вещи.

–  Ваше величество, –  вкрадчиво вступил граф фон Ноймайр, – вчера доктор Греве как раз собирался высказать мнение по поводу того, какие средства употребить для успешной борьбы с болезнью. Не хотите ли продолжить, доктор?

Прежде чем ответить, Греве кинул взгляд за окно. Он был прав – из этого крыла озера совсем не было видно.

Он повернулся к королю.

– Я счастлив, ваше величество, – произнес он, – что ваше состояние за ночь значительно улучшилось. Буду откровенен – я не ожидал этого и думал найти вас в состоянии, близком к вчерашнему. Осмелюсь даже предположить, что вы уже можете ходить – или хотя бы попытаетесь. Это жизненно важно для полного выздоровления.

– Зачем мне ходить? – осведомился король. – Я даже не помню, когда я ходил в последний раз.

– Существует одно лекарство от вашего недуга, ваше величество, – сказал Греве. – Но его не так-то легко достать. Я имею в виду, вам придется доставать его самолично.

– Что вы хотите сказать?

– Слышали ли вы когда-нибудь о королевской рыбе? Она еще известна под именем рыбы-чаши.

– Да, – сказал король. – Говорят, она живет в Корбинзее. У нее есть и третье имя. В наших хрониках она зовется сангреаль.

– Та самая рыба, ваше величество, – подтвердил Греве. – Очень редкий эндемический вид, живущий только в этом озере и больше нигде. Это и есть лекарство, необходимое для излечения вашего недуга.

Король погрузился в молчание.

– Говорят, этой рыбы давно нет в озере, – наконец произнес он.

– Осмелюсь сказать, если позволите, ваше величество, – произнес фон Ноймайр. – Озеро безжизненно, как и земля вокруг замка. Бесплодие – бич нашей страны, доктор Греве.

– Вы забудете о нем, как только его величество поймает рыбу, – твердо ответил Греве. – Рыба в озере есть, что бы там в деревнях ни болтали.

– Деревенские даже не пытались ее поймать, – проворчал король. – Это королевская рыба. Только королю позволено ее ловить.

– Совершенно верно, ваше величество, – согласился Греве. –  И рыба сама позволит поймать себя только монарху, которому угрожает смертельный недуг.

– Так говорится в легендах, – фыркнул король – но было заметно, что его захватила эта идея.

Пока он напряженно раздумывал, королева позвала:

– Лютц!

Король перевел взгляд на нее.

– Лютц, – произнес она, – мне это не нравится. Озеро очень глубокое, вода в нем темная. Ты никогда прежде не ловил рыбу. Подумай хорошенько, мой король-лебедь.

После долгого молчания король ответил:

– Я знаю, что должен это сделать, Августа. Ты же видела, что происходит в стране. Я должен навести порядок в моих землях. А перед этим – привести в порядок себя. Если это единственный способ действовать, я пойду на это.

Объятая ужасом, королева только поднесла руку ко рту. Она просто стояла, ничего не говоря.

– Мой дорогой граф, – обратился король к фон Ноймайру, – пошлите людей подготовить лодку. Я отправляюсь на рыбалку.

– Лютц! – вскричала королева.

– Ни слова, Августа, – сказал он. – Все решено. Я отправляюсь рыбачить. Доктор?

– Слушаю, ваше величество, – отозвался Греве, выступая вперед.

– Мне нужно ее съесть?

– Вам нужно ее поймать, ваше величество, – сказал Греве. – И ваш недуг пройдет сам собой.

– Как вы узнали о рыбе, доктор Греве? – спросил король.

Греве взглянул на премьер-министра. Тот потупился.

– Я прочитал о ней, – ответил Греве. – Есть одна чудесная книга. В ней много разных историй про Монсальват.

– Ну что ж, – сказал король. – Увидимся после рыбалки.

– До свидания, ваше величество, – отвечал Греве.

Он оставил королевские покои и отправился прямиком в свою комнату. Он не видел, как отплыла лодка. Он все так же был в своей комнате, когда в четыре пополудни хлынул сильнейший ливень, и вся дворцовая челядь была отряжена на поиски короля.

Доктор Греве все еще был в своей комнате, когда опустилась ночная тьма, и люди вернулись с озера во дворец, так и не найдя ни короля, ни его лодки. К ужину Греве не спускался.

Рано утром он выбрался из своей комнаты и вышел из дворца. Дождь прекратился. Греве спустился к берегу озера и огляделся.

Было сыро и сумеречно, но он был упорен. Он пошел вдоль берега и вскоре увидел что-то в воде.

На мелководье лежало мертвое тело, наполовину погруженное в воду.

Это он и ожидал увидеть.

В следующее мгновенье он услыхал какой-то шум. К воде спускались люди из дворца, чтобы начать поиски заново.

– Сюда! – крикнул Греве. – Я нашел его величество!

Он остался на берегу, чтобы увидеть, как безжизненное тело короля вытаскивают из воды и укладывают на большой камень. Королеву, видимо, тогда же оповестили – он услышал наверху ее леденящий душу крик:

– Людвиг! Людвиг!

Вскоре на берегу появился граф фон Ноймайр, белый как смерть, в сопровождении дворцовой гвардии и приблизился к мертвому телу. Обернувшись, он посмотрел на Греве.

– Ведь вам известно, что произошло, не правда ли? – осведомился он.

И тогда Парцифаль Греве торжественно произнес, словно провозглашая древнюю формулу:

– Король-Рыбак нашел свою рыбу!

ОТВЕТЫ НА ВОПРОСЫ «ДВОЕТОЧИЯ»:

1. На каких языках вы пишете?

Я пишу на русском и на английском – последний год почти исключительно на английском.

2. Является ли один из них выученным или вы владеете и тем, и другим с детства?

Я родился и вырос в Ташкенте, в 26 лет перебрался в Бельгию, а сейчас живу в Англии. То есть всю свою жизнь, за исключением тех шести лет, когда я прожил в Москве (между Бельгией и Англией), я существую в иноязычной среде и постоянно слышу вокруг себя некое жужжание, белый шум – разговоры на языке, который не является моим родным. В Бельгии я выучил нидерландский, но он так и не стал языком, на котором я свободно говорю и пишу (хотя я сносно на нем читаю). А вот английский я начал учить еще в школе, потом на романо-германском факультете Ташкентского университета, и уже в Бельгии он окончательно стал моим вторым языком – я окончил англоязычные магистратуру и докторантуру, а потом стал работать в американо-британской консалтинговой фирме.

3. Когда и при каких обстоятельствах вы начали писать на каждом из них?

На русском я писал со школы. На английском начал писать в 2015 году, через год после переезда в Англию.

4. Что побудило вас писать на втором языке?

Жена убедила меня, что я и раньше писал по-английски – даже когда писал по-русски. Такой Набоков наоборот – тот по-английски писал со свойственными родной словесности излишними красивостями, только перенесенными в другой язык, а я и на родном пишу без них, не по-отечественно Является ли один из них выученным или вы владеете и тем, и другим с детства?му сухо и сдержанно. Возможно, поэтому английский я чувствую более свойственным и логичным для меня языком письма.

5. Как происходит выбор языка в каждом конкретном случае?

Последний написанный мною рассказ – прошлогодний «Ленин в Тюмени» — нужно было делать исключительно по-русски. Его было бы очень сложно опубликовать по-английски – он бы прозвучал как сатира, а я этого не хотел. Поэтому писал по-русски, нимало не сомневаясь. Но следующие рассказы – а очередь у меня длинная – все будут английскими. Я просто чувствую, что они будут говорить по-английски. Мой следующий большой роман тоже вроде бы вырисовывается на английском – однако я еще окончательно не решил, на каком языке его писать. В каждом случае выбор языка основывается на ощущениях (которые очень трудно описать), а не на каких-то четких критериях.

6. Отличается ли процесс письма на разных языках? Чувствуете ли вы себя другим человеком\писателем, при переходе с языка на язык?

Нет, не отличается. И нет, не чувствую.

7. Случается ли вам испытывать нехватку какого-то слова\понятия, существующего в том языке, на котором вы в данный момент не пишете?

Ну, честно говоря, нехватку слов я ощущаю постоянно даже в русском. Может, даже особенно в русском. Сложно говорить на своем родном языке. И думать сложно, не говоря о том, чтобы писать. Все потому, что я постоянно задумываюсь о словах, и от этого происходят паузы в речи и в мыслях. Однако я совершенно не терзаюсь нехваткой какого-либо слова/понятия. Нету его – возьму другое, которое есть. Я работаю на двух равно богатых языках.

8. Меняется ли ваше отношение к какому-то явлению\понятию\предмету в зависимости от языка, на котором вы о нем думаете\пишете?

Нет.

9. Переводите ли вы сами себя с языка на язык? Если нет, то почему?

«Рыбалка в Монсальвате» – это как раз мой дебют в автопереводе. Планирую перевести и второй мой рассказ, написанный по-английски. А вот роман переводить не буду – даже когда его, наконец, закончу. Просто потому что он большой, а жизнь нам отпущена ограниченная.

10. Совмещаете ли вы разные языки в одном тексте?

Да, такое бывало, но не скажу, что это постоянный прием.

11. Есть ли авторы, чей опыт двуязычия вдохновляет вас?

Трудно сказать, что меня вообще вдохновляет. Сюжеты сочинений приходят ко мне либо во сне, либо из прочитанных книг – хотя, в сущности, это одно и то же. Могу сказать твердо – если меня что-то и вдохновляет, так точно не авторы, пишущие на нескольких языках. Если у них получилось, это не значит, что получится у тебя. К тому же у них были свои причины переходить на другой язык. Единственное, что меня подбадривает, – это то, что такое в принципе возможно. Можно с равной легкостью и тягостью писать на другом языке так, чтобы тебя понимали и печатали. Примеров тому предостаточно.

12. В какой степени культурное наследие каждого из ваших языков влияет на ваше письмо?

Язык – это и есть культурное наследие. И писать на нем – значит каждым словом заново открывать это наследие и воссоздавать его в своем письме. Я в равной мере сформирован двумя литературами и не задаюсь специальной задачей развести эти влияния, понять, какой абзац я написал, следуя, допустим, английскому течению языковой реки. Язык же – это такое культурное наследие, которое само по себе охраняет нас от бессмыслицы, безумия, безобразия.