НЕБОЛЬШОЕ ПРЕДИСЛОВИЕ
«Одуванчики» («dandelions»), «битва гладиатора и цветка» («the wrestle of a gladiator and a flower») и «Венера» («Venus») переведены с английского на русский. Стихотворение «DNA Results» («результаты текста ДНК») придется оставить без перевода – по край мере, в настоящее время. И наконец, «Обманщик» («Catfish») – стихотворение, переведенное (мной же) с русского оригинала на английский.
DANDELIONS
surprise!
a beautiful usurperess
dandelions
are ours
beautiful flowers
made of iron
spikes, touch them
and splinter
your finger
with a rusty needle
ОДУВАНЧИКИ
сюрприз!
прекрасная узурпаторша
одуванчики
все наши
прекрасные цветы
сделанные из железных
колючек, дотронься
и занози
свой палец
ржавой иглой
THE WRESTLE OF GLADIATOR AND A FLOWER
gladiator, face your death
I am a beautiful gladiolus
gladiator, I am back
I am a daffodil, eerily dandy
gladiator, you are nihil
I am a glorious orchid, gladiator, dark and radiant,
I am a wondrous oleander
you are a dead man, gladiator
БИТВА ГЛАДИАТОРА И ЦВЕТКА
гладиатор, видишь, смерть
я прекрасный гладиолус
гладиатор, я вернулась
я – нарцисс, прекрасно странный
гладиатор, ты ничто
я прекрасная охидея, гладиатор, темная и сияющая
я – волшебный олеандр
ты – мертв, гладиатор
DNA Results
“My DNA results just came; it’s official”
-Twitter meme
G I’
L M
A
D D
A I
F A
F T
O
R D
F I
A L
C E
E
R Y
I O
L U
Y R
D
E A
A N
T D
H Y
VENUS
No, never mind,
No one
Is made of sand,
No river could be set
On fire, I
Would not kill an ant,
Orpheus ascended the Aid
To cast the last glimpse at Eurydice,
And a cactus in an antique ceramic pot
Grows under the warm sun
And blooms of purple, its tentacles wave into
A strange sculpture, which in the semi-dark
Reminds me of Venus; all reminds me of Venus,
Except for Venus,
Which reminds me of Mars.
ВЕНЕРА
Неважно,
Никто
Не сделан из песка,
Река
Не может быть
Подожжена, я
Не убила бы и муравья,
Орфей спустился в Аид
Бросить последний взгляд на Эвридику,
И кактус в старинном керамическом горшке
Растет под теплым солнцем
И цветет пурпурным, щупальца распустив и заплетя
В странную скульптуру, что в полутемноте
Напоминает мне Венеру, впрочем, всё
Напоминает мне Венеру, кроме
Венеры,
Которая напоминает мне о Марсе.
CATFISH
One girl had a friend in Missouri.
He sent her portraits of Missouri tigers,
all tigers looking alike
and looking like the girl’s friend—
the friend sent
self-portraits
passing them on for the portraits of Missouri tigers.
ОБМАНЩИК
У одной девочки был друг в Миссури.
Он слал ей портреты миссурийских тигров,
тигры все похожи друг на друга,
и на друга девочки все похожи — автопортреты
шлёт друг девочки девочке,
выдавая их за портреты миссурийских тигров.
ОТВЕТЫ НА ВОПРОСЫ «ДВОЕТОЧИЯ»:
- На каких языках вы пишете?
Я пишу на трех языках: русском, украинском и английском.
- Является ли один из них выученным или вы владеете и тем, и другим с детства?
Мой основной язык – русский. Я родилась и выросла в России. Однако, каждое лето я проводила у бабушки, в прекрасном Украинском селе Дударков. Моя мама выросла там. Отношения с украинским языком в семье были непростые. Бабушка говорила на украинском, ее дети обращались к ней на украинском, а между собой и со своими детьми разговаривали на русском. Говорить на русском поощрялось, а вот говорить на украинском нас расхолаживали. Украинский высмеивался, вышучивался. Украинский ассоциировался с деревенским, необразованным, отсталым. Русский, напротив, с городским, образованным, передовым. Всё это делалось понятным непрямым образом. Дихотомия не объявлялась, но подразумевалась. На дворе стояло позднее Советское время. Много позже мне стало понятно, что это была стандартная ситуация для колонизации, в которой образованный колонизатор говорит на языке, превосходящем язык колонизируемых, а то, что происходило у нас в семье, называется «сменой кодов», когда много раз на дню, иногда в течение часа, люди много раз меняют регистры разговора, общаясь со своими различными родственниками, в зависимости от того, какой у них социальный статус в данной иерархии. Украинский язык мой далек от совершенства. Говорение на украинском не поощрялось, но я читала на украинском и, конечно, воспринимала его на слух. Чтение на украинском не было актом какой-то «гражданской сознательности» – я была компульсивным читателем и читала всё, что попадалось. В доме были газеты и журналы, а также прекрасная библиотека – собрание классиков русской и украинской литературы. Моя самая юная тетка, Людмила Кузьменко – филолог и многолетний преподаватель в школе. Она закончила педагогический институт по русскому языку и литературе, а преподавала уже украинский. Украинский язык и литература преподавались в школе и ранее, но в Киевской области, по-видимому, им уделялось не столь большое внимание, как русскому языку и литературе. Я говорю на украинском с сильным русским акцентом и большой примесью руссифицированных форм. На этом же украинском я и пишу – очень редко и немного. Я написала всего несколько стихотворений на украинском, но считаю этот опыт важным для себя и считаю опыт своего взросления билингвальным. С большим опозданием я осознала, что являюсь «наследственным» носителем украинского языка. Украинский язык всегда будет мне дорог, и я всегда буду лелеять мечту о том, чтобы заговорить и записать на нём в полную силу, но увы, многие возможности упущены навсегда.
Что до английского, я учила его в школе и искренне не любила уроки языка, которые по сути были уроками грамматики и скучных школьных заданий. Я с ужасом осознала лет в четырнадцать, что если я собираюсь поступать в МГУ, мне придется сдавать экзамен по английскому. Я уговорила родителей купить мне курс Илоны Давыдовой – был тогда такой широко рекламируемый шулерский курс. Помню, Сергей Есин его рекламировал по телевизору, и говорил что-то о том, что самостоятельно он учит язык уже более двадцати лет, и курс Илоны Давыдовой ему удивительно помог. Создатели курса утверждали, что, помимо звука, записывают на магнитные кассеты какой-то сверхъестественный гипнотический сигнал, который помогает запоминанию. Это, конечно, была чушь. Тем не менее, я сделала неплохой выбор, как выяснилось, поскольку английские фразы были записаны носителями языка. Десяток кассет (или около того) я заслушала до дыр. Я учила английский в том же Дударкове, целое лето я слушала кассеты, как зомби, и долбила грамматику. Второй курс той же Илоны Давыдовой включал отрывки из классических произведений, прочитанные на русском (трата времени) и на английском. Я прокрутила и эти кассеты миллион раз. Там были отрывки из «Лолиты» и, кажется, «Войны и мира». Это было долгожданным вступлением в мир английского языка. До письма на английском оставалось семнадцать лет.
- Когда и при каких обстоятельствах вы начали писать на каждом из них?
Я начала писать на русском в раннем детстве. С детства я знала, что буду писателем.
Я знаю дату, когда начала писать на английском языке. Это случилось 11 ноября 2012 года. Хоть и до этого я писала сочинения для разных случаев, я считаю день, когда я написала первое стихотворение на английском языке, днем начала своего письма на английском. К тому времени, я уже около двух лет жила в англоязычной среде и много читала на английском. Писать на русском вне языковой среды мне было чрезвычайно трудно. Ничто не дрожало, не вибрировало во мне. Когда это нечто задрожало и завибрировало на английском, стихотворения полились потоком – таков был мой способ освоить язык. Я радовалась каждому дню, приносящему всё новые и новые идеи для письма. Может быть, это странно начать писать на языке со стихотворений. С другой стороны, стихотворения не подвластны никаким долженствованиям. Поэтому писать было легко.
Я стала писать на украинском в 2014, когда между Россией и Украиной началась необъявленная, «гибридная» война. Война это прошла прямо по мне, хотя я и была географически удалена от событий. Письмо на украинском было попыткой сшить мою расползающуюся идентичность по кускам.
- Что побудило вас писать на втором (третьем, четвертом…) языке?
О мотивах письма на том или ином языке можно говорить много. Однако, всё это будет лишь рационализацией. На самом деле мы не знаем, что побуждает нас писать на том или ином языке.
- Как происходит выбор языка в каждом конкретном случае?
Возможно, выбор языка и вовсе не выбор. Письмо происходит само по себе – или не происходит. Нет, конечно, в определенных случаях можно сказать, почему и как автор выбирает тот или иной язык. Например, я отвечаю на эти вопросы на русском (отмахиваясь от английского, который предлагает более удачные обороты). А Ph.D. диссертацию свою пишу на английском, потому что именно на английском мне предстоит ее защищать. Письмо на украинском не является частью моей рутины письма, и это предмет моих сожалений. Я расшифровываю «устные истории» или, как я называю их, «устные географии», собранные в Сибири, на русском языке – потому что если расшифровать их сразу на английском, непередаваемая фактура речи будет навсегда утрачена. Однако, я перевожу их на английский – в сжатом виде, самую суть – потому что на русском англоязычный читатель никогда не получит к ним доступ. И так далее. Но когда дело касается свободного письма, а не сектора работы (а свободное письмо я люблю больше всего), то выбор для меня часто зависит от первого слова, от фразы, приходящей на ум, а еще от того, каким я воображаю в данный момент своего читателя. Потому что мои англоязычная и русскоязычная воображаемые читатели очень разные, и я пишу для них совершенно по-разному.
- Отличается ли процесс письма на разных языках? Чувствуете ли вы себя другим человеком\поэтом, при переходе с языка на язык?
Процесс письма на разных языках, действительно, различный, поскольку активирует разные аспекты личности. Например, украинский язык для меня невозвратно связан с моим детством, с самыми прозрачными, чистыми, летними воспоминаниями. Как-то режиссер арт-хаусного кино в Техасе сказал мне, что на испанском он очень веселый человек, а на английском люди не понимают его шуток. Я это очень ясно почувствовала, потому что юмор – это, наверное, последняя область перевода, последний рубеж невозможности перевода. Я могу сказать, что мое письмо на русском гораздо более «реалистическое», чем на английском. Это зависит от языкового контекста, не только от автора. Краем письма, его границей, на русском и на английском языке являются разные вещи. Соответственно, в зависимости от того, на каком языке идет речь, автор будет исследовать разные области письма. Пишущая персона бесконечно многообразна и различна даже в зависимости от того, о какой, к примеру, платформе или о каком медиуме письма идет речь – пишет ли автор в Твиттер или от руки в тетрадку. У меня много рутин письма. Я пишу каждый день многими различными образами, в разных жанрах. Я не всегда знаю, что такое я в каждом конкретном случае и зачем оно.
- Случается ли вам испытывать нехватку какого-то слова\понятия, существующего в том языке, на котором вы в данный момент не пишете?
Со мной это происходит постоянно. Причем, если сначала русские выражения предлагали себя в качестве альтернативы в процессе письма на английском, то сейчас происходит обратное. Многим вещам бывает трудно подобрать точный синоним в другом языке. Очень часто эта синонимичность приблизительная, и о многом невозможно сказать на другом языке в точности так, как это было на языке оригинала. Приходится ежеминутно пересотворять миры.
- Меняется ли ваше отношение к какому-то явлению\понятию\предмету в зависимости от языка на котором вы о нем думаете\пишете?
Языковые конструкции на самом деле часто довлеют над тем, как мы думаем о предмете. Лингвист Беньямин Ли Уорф отметил эту особенность, возможности и невозможности языка, вещи, которые язык позволяет и не позволяет. Положим, на русском невозможно сказать «я встретил соседа/соседку» и оставить пол соседа или соседки в области нерассказанного. На английском же невозможно в данном предложении передать информацию о поле без дополнильных лингвистических девайсов. В русском языке, я укоренена в классической литературе, прочитанной на языке оригинала и усвоенной в раннем детстве. Англоязычную классику в оригинале я читала уже во взрослом возрасте. Соотносить эти вещи чрезвычайно трудно. Но помогает непрестанная практика двуязычного письма. Между англо- и русскоязычной культурной территорией всегда идет напряженный культурный диалог. Участвовать в нем и медиировать процесс помогает понять, что многие вещи, которые дискурс якобы описывает, в действительности конструируются в дикурсе. Мысль не нова, еще Фуко озвучил ее в «Археологии знания», но когда постоянно ныряешь из языка в язык, видишь это воочию на множестве примеров.
- Переводите ли вы сами себя с языка на язык? Если нет, то почему?
Мой сознательный выбор – не переводить себя, потому что говорить дважды одно и то же мне неинтересно. Не интересно разгадывать кроссворд, подбирая точное соответствие, когда в то же самое время можно написать нечто совершенно новое. Однако, я переводила себя для разных оказий и для экспериментов с английского на русский и с русского на английский. Резюме: то, что написано на английском, востребует совершенно другого образного ряда на русском, как верно и обратное. Я вчуже восхищаюсь людьми, которые способны переводить сами себя или придают своему тексту такое значение, так верят в его законченность, что способны взять свой собственный оригинал за некий канон. Но – я переводила несколько русских фрагментов для своей рукописи «Осколки утопии» (Debris of Utopia) на английский. Конечно, отступая от оригинала. Такое письмо одновременно на двух языках может быть продуктивным. Так Набоков писал свои «Другие берега» (Speak, Memory), по крайней мере, в нескольких эпизодах, где русский текст обогащал английский и наоборот. Но Набоков также переводил и свои собственные тексты, потому что верил, что лучше него никто не сделает. Он предъявлял огромные требования к переводчикам и был вечно недоволен их работой, касалось ли это его произведений или других вещей.
- Совмещаете ли вы разные языки в одном тексте?
Да, у меня есть опыт совмещения различных языков в одном тексте. Это некий огромный и бесформенный текст, поток сознания, в котором я насладилась различными способами письма, и который колеблется между прозой и поэзией. Он называется «голограмма и фламинго, наложенные друг на друга» (или «одно на другое»? hologram and flamingo, superimposed). Это очень странная вещь. В ней фрагменты русского без перевода были, на мой взгляд, уместны. У них была функция графически работать в тексте.
- Есть ли авторы, чей опыт двуязычия вдохновляет вас?
Для меня основной надоедливой двуязычной, а точнее, троязычной музой (поскольку он писал и на французском) является, безусловно, Владимир Набоков. Однако, я не большая поклонница его как автора. Я считаю Набокова поэтом, а не прозаиком. Но поэтом он был именно в прозе, поскольку его стихотворные опыты, включая опыт перевода «Евгения Онегина», это какая-то коллекция засушенных бабочек.
- В какой степени культурное наследие каждого из ваших языков влияет на ваше письмо?
Во многом, я считаю себя переводчиком, посредником между мирами. Я не занимаюсь профессиональным переводом, но мои тексты – переводы с языка несуществующего на язык существующего. То, что я могла ознакомиться с английским письмом в оригинале – литературой, философией, и, не в последнюю очередь, социальной наукой, включая, но не ограничиваясь социо-культурной антропологией, было огромной привилегией. Социо-культурная антропология на английском языке – это не сухой дискриптивистский вид письма, но тоже своего рода литература, часто приверженная определенной поэтике. Начиная писать на английском, я использовала уже знакомые мне к тому моменту практики и приемы письма на русском. Подобным же образом, освоенные на английском вещи влияют на продолжающееся русское письмо. Это касается как формальной стороны – жанров, форм и образов письма, так, безусловно, и мировоззренческой. Вопрос языка – это вопрос контекста. Существуя в смещающихся контекстах, на многие вещи смотришь по-иному, не так, как раньше, и не всегда эту инаковость и смену можно объяснить и приписать чему-то конкретному. То ли, что язык диктует формы мысли, то ли, что вы назвали «культурным наследием», влияет, или сказывается расширение горизонтов опыта? Может быть, влияет все вместе и затем еще что-то, не названное?
:
ДВОЕТОЧИЕ: 