SENTENCES

How I love it let me tell you since you ask
As the dictyostelium we’ve collected under our collegial microscope
As a completely unmetaphorical voice of visceral childhood recollection
So our circle’s subsequent celebrant shall pronounce for the common edification
I wished for my very favorite flavor and however did you know
As the natural unpolished speech in the world
Any profession that demonstrates my strength of conviction
As a metaphor for how to write about memory
But remember it is all a simulation you can never know for certain
As like the travel magazine’s chirpily objective description
As I and you are he and me so we all come together
As mere form of poetic description, full of rhythm and soundplay
We all remain oxen free just so long as you can say anything we like
All we ask is give us a grey mist on the sea’s face that and merry yarn enough

LOVE POEM (The Object of Affections)

My love has lungs
and fingerprints
and microflora-filled intestines,
knuckled, white-pressed, nervy little fists,
and nary a gene
that’s not recessive.

My love has knees
and rounded calves
and crooked darling digits, splayed awry.
O, count the orifices!
– there’s that darting tongue
of birthdaycandle razorwire.

My love has tits
and shoulderblades
and little feet that inward turn,
ramrod hips,
a heart that beats,
the rending breath
that in my innards burns.

CRACKING

To be shorn well-locked and true
In the sheltering manifold of the unparted
Waves of what knot after knot is forever
Snarling out only the one false combination
To no other thing under the unrisen and sightless sun

To return to turn to look back in instinctive recognition
On and on to safe arbors and on the river
Running in tacit plastic peace a space
Rippling in place and on and through
That locus it is one still enfolded in jeopardy
Of murderous distended suspense of animation
Of the mechanical replaying of a simple dream
In which one keeps retracing steps to locate
A trace of one’s native neatly pale-limned figure
Stranded to the skull in sea-grass wafting
Stranded bones swaying in hypnotic concurrence
To the long practiced siren-call of the undistressed
Before wind on the water the turn of the sundial
Loosing the concealed antique tumblers
Granting prophecy or depravity
Tremulousness or temerity
You either will – or not.

ОПЫТ

Историю поведать нужно.
Из утробы тепла и от дней однотонных ушел,
От очага подальше – печенек, родни, милоты и уюта.

С копьем отправился туда, где произвол,
Гнев и смерть секлись люто,
Воином биться с братьями и забытьём.

Там с народом, таким мудрым и грубым, я вкупе
Опустился – вглубь, во мглу царской шахтной темницы;
Тут спящий глашатай роняет семя рождающейся бури.

Примкнул к кораблю экспедиции
В сердцевину тропической тьмы
Там, где слиты немытые мифы и люди.

В краю, где чужих и наших осаждают впритык,
Посреди обреченных повстанцев читаем
Как разыгрывается удел человеческий… стало быть.

Курятся холмы чужеродного края.
Умирал, молчалив – маниакально, от ревности,
Любопытнейшие феномены повторяя.

После огреха, плевка верховного (налицо околесица)
Скрылся в лесу, сомнительный, главарем-прощелыгой
Приступил к принципиальной правды вершению.

Островок одинокий на долгие страшно годины
На собственный лад ум устраивал жизни порядок
Там и снился мне старик с колокольчиком, свечкой и книгой.

Ведь на этом берегу кто-то да живет.

КТО В ТЕРЕМЕ ЖИВЕТ

Владимир Великий и Ярослав Мудрый,
Боголюбский, Большое Гнездо, Калита,
И где-то там Невский… и где-то Донской…
И Иван (иль Василий), кто Третий, Великий,
Да Иван наш Четвертый, да, тот же, что Грозный,
Из другой, простите, оперы – Борис Годунов…
А там Петр, – и первый, и снова Великий,
Екатерина Великая, хотя и вторая,
Александр Сергеевич Пушкин
И Гоголь,
Там за ним – Достоевский, а далее – Толстой,
Затем Чехов и Блок,
А потом же Ильич,
Вместе с Лениным – Троцкий,
Джугашвили, ну, Сталин,
И Хрущев, потом Брежнев,
Наконец – Горбачев,
Мельком – Ельцин, вот Путин…

[БЕЗ НАЗВАНИЯ]

Злободневностью звеня,
Нос вздерем перед зарёй
(о закатах нет и речи).
Речь о том, чего не делать –

То дело пылью коки бесит,
То не предвидится и плачем,
Или каркаем, как кречет,
Что потерянный в подотделе ипотек.

И холодильный список
Рябью песочной мерцает
Штабелем шпал озадаченных
Уходящей железно дороги
В царство мертвых и живых.

ОТВЕТЫ НА ВОПРОСЫ «ДВОЕТОЧИЯ»:

1. На каких языках вы пишете?

На русском, на английском, побаловался в разное время на французском, украинском, валлийском. Часто – на суржике из этих компонентов, впоследствии выстраивается сообщение на избранном языке.

2. Является ли один из них выученным или вы владеете и тем, и другим с детства?

Да, почти все. Если правильно подойти к родному языку, то даже и он подпадет под категорию «выученных».

3. Когда и при каких обстоятельствах вы начали писать на каждом из них?

Или в университете/аспирантуре, или ситуативно, когда приходится по той или иной причине взаимодействовать с новым языком, или же просто так, для себя.

4. Что побудило вас писать на втором (третьем, четвертом…) языке?

Постановка вопроса уже словно предполагает, что процесс течет от конца к началу. В жизни все наоборот, ответ один: побуждает к этому то, что возникла идея, замысел на этом языке.

5. Как происходит выбор языка в каждом конкретном случае?

Жизнь в мире этого языка – внутренняя, внешняя, общественная, личная, умозрительная, практическая, политическая, читаемая, воображаемая — приводит к возникновению интересу/желанию/необходимости что-то написать. На этом языке. В этом смысле собственно и не приходится ничего выбирать.

6. Отличается ли процесс письма на разных языках? Чувствуете ли вы себя другим человеком\поэтом, при переходе с языка на язык?

Пространный, широкий разговор, которым и является искусство на каждом языке, в мире этого языка – свой. Разговоры эти пересекаются сегодня больше, чем обычно бывает в истории, но суть при этом остается неизменной. Реплики на разных языках – разные, потому что разговоры разные.

7. Случается ли вам испытывать нехватку какого-то слова\понятия, существующего в том языке, на котором вы в данный момент не пишете?

Кажется, нет. А когда занимаешься переводом, то – да, конечно.

8. Меняется ли ваше отношение к какому-то явлению\понятию\предмету в зависимости от языка на котором вы о нем думаете\пишете?

Наверняка. Надо об этом подумать!

9. Переводите ли вы сами себя с языка на язык? Если нет, то почему?

Нет, пусть это другие при желании делают. А бывает что-то, что могло бы показаться похожим на это. Иногда «суржиковые» произведения становятся произведениями на разных языках. Переводов в таких случаях нет, все тексты – оригиналы.

10. Совмещаете ли вы разные языки в одном тексте?

Почти никогда. Обычно это не очень красиво. Для кого бы такое писалось? Однако в определенной обстановке такой ход может быть к месту, запросто. Если замысел требует именно этого.

11. Есть ли авторы, чей опыт двуязычия вдохновляет вас?

Вдохновляет абстрактно? В том смысле, что их достижение вызывает восторг? Конечно. Очевидные примеры – Набоков, Конрад…
А если речь идет о прямом влиянии, то… а может быть и да. Можно сказать, например, что провалы что-то нам говорят. Провалы – скажем, Бродского на английском, или (положим) Рильке на русском. Почему так получилось? Несостыковка говорит о многом. Набоков самый удивительный пример, напротив, успеха, но и там своего рода «провал» – при сопоставлении русского и английского текстов Лолиты, мне стало ясно, что хоть английский у Набокова прекрасен, «экстатичен», как говорил Чивер, по-моему, все-таки он не совсем понимал, не совсем правильно чувствовал стиль, который он-то и создал на английском. Все эти случаи действительно любопытны. И полезны.
Хотя в конечном итоге значение в целом имеют исключительно осмысленность и блеск результата.

12. В какой степени культурное наследие каждого из ваших языков влияет на ваше письмо?

В огромной степени. Это и есть контекст, в котором живет (почти что в биологическом смысле слова) письмо, словесность, поэзия, проза, литература. Разговор ведется в контексте, включен в контекст, исходит из контекста, «происходит» как проявление этого вечно развивающегося контекста, а потом становится неотъемлемой частью этого контекста.