У меня в компьютере два файла со своими стихами (помимо текущих набросков, в большинстве своём плавно переезжающих с рабочего стола в какой-нибудь дальний архив, когда становится ясно, что запал прошёл). Один называется Poems, и в нём лежат, по большей части, тексты, которые я опубликовал или готов опубликовать. Другой называется Rhymes, и это рифмованная силлабо-тоника, которой я перестал заниматься всерьёз хороших два десятка лет назад — но иногда случаются исключения. Исключения эти двоякого рода: отчасти — совершенно прикладные стишки на политическую злобу дня, отчасти — сентиментальная лирика более или менее приватного характера. Кажется, что примерно половина этой последней писана преимущественно для себя и второго персонажа, как своего рода заметка для памяти. Плохо ли это? Само по себе нет, но внутренне, для меня, это такой даунгрейд, использование старой формы и старой меланхолической интонации в готовом виде, как если бы императивный мандат актуального искусства не требовал непременного сдвига и нарушения. Впрочем, какое-то нарушение ведь всегда есть.

* * *

Что-то молодость затягивается,
А уж вроде смерть близка.
Мальчик трепетно дотрагивается
Языком до моего соска.

Ну, смелей! Еще мне впору сбацать
Танго по горизонтали, сухопутный брасс.
Если вычесть твои двадцать –
Мне останется буквально в самый раз.

Папуас мой маленький, расти большим и сильным!
Даром, что ли, мы от Клары сберегли кларнет?..
Ну а был бы ты мне сыном –
Я б тебя любил сильнее или нет?