Вот ожерелье рифм, и в нем раскрыта
Грамматика прекрасного иврита.
Сложил ее изгнанник в Сефараде,
Шломо бен Йегуда, младой пиита.

Аз вознесу хвалу и воспеванье
Измерившему пядью мирозданье,
Бог людям дал язык и речь вложил в уста —
Венец великолепья и сиянья.
Вложил Он ум в людей, чтоб мы могли познать
В сем мире и в ином Его деянья.
Гласит Шломо из Сефарада, что собрал
Святой язык для племени в изгнаньи.
Днесь вижу я народ Могучего, смотрю
На уцелевших беглецов собранье.
Едва на них взглянув, я понял: истреблен
Святой язык почти до основанья.
Живут они с чужою речью на устах
И нет у них иврита пониманья,
Забыли свой язык, у них Эдома речь
Или Агари горькое звучанье,
И замкнуты сердца, и тонут, как свинец
В пучинах вод, без смысла и без знанья.
К своей добавил я народа боль, и жгут
Меня как пламена его страданья.
Лью слезы, как киннор, о неразумьи их,
И как Киннерет, поднялись стенанья.
Молитв и книг святых не могут понимать,
И как они прочтут сие посланье?
Неужто не поднять слепцов из бездны? Кто
Спасет в беде корабль своею дланью?
О том рекло мне сердце: «Ты прозрел, а твой
Народ во тьме влачит существованье,
Пусть будешь ты — язык для тех, кто нем, за то
Тебе от Бога будет воздаянье.»
Рек я ему тогда, что я еще юнец,
И так сказал ему в негодованьи:
«Совсем я несмышлен: кто в девятнадцать лет
Гордится, тот достоин осмеянья».
Тогда замолкло сердце, я ж увидел сон,
И раздалось над градом восклицанье,
Услышал я в ночи: «Восстань, исполни! Бог
Тебе поможет в этом начинаньи,
Флаг старцам ли нести? Восстань, не говори,
Что ты юнец без силы и влиянья.»
Хоть мал годами я, возвысился мой рог,
Я понял — было то небес призванье.
Цель мне дана, ее достигнет разум мой,
В руке людской свершенье упованья.
Что делать мне? И вот, задумал я создать
Грамматики еврейской описанье,
Шатер создать святому языку. Зане,
Превыше прочих он, то это зданье,
Щедротами его, я, пользуясь, писал
На нем самом: ведь он — язык избранья.
Этот я труд сложил размеренным стихом,
А также в рифму, для запоминанья.
Юн, но искусен я: пусть рифмы путь тернист,
Но больше всех достоин почитанья.
Я труд мой разделил на десять глав, ему
Вступленье предпослал, как увенчанье.
Шлю изреченье я за изреченьем вслед,
Подобно самоцветам их сверканье.
Любому оку мил мой труд, он словно сад
Для наслажденья и для любованья.
Отраден этот сад, найдешь в нем тень дерев,
И мирта, и лилей благоуханье.
Мои стихи, как ожерелье — людям дар,
И «Ожерелье» — дал я им названье.
Оно как будто дождь в день засухи лихой,
И в зной — росы прохладной излиянье,
Будто премудрость, у ворот оно стоит,
На перепутьи глас его вещанья,
Его цена превыше злата и всего,
Что б ни желал себе ты в обладанье.
Насытится стыдом глупец, пусть он богат,
А мудрым труд мой — вспомоществованье.
Им препоясайтесь, мужи, оставьте лень,
Ведь в этом — ваших душ предначертанье:
Еврейской речи преимущество познать,
Ведь выше прочих всех — язык Писанья.
Глаголят в небесах на нем деяний честь
Того, Кто носит свет, как одеянье.
У всей вселенной был один язык — иврит,
До поколения размежеванья.
Дал Эверу лишь Бог исконну речь, когда
Смешал наречья, людям в наказанье.
Аврам, ее приняв, потомкам завещал
Для сохраненья и для поддержанья.
Где б ни были они, язык свой берегли,
С ним претерпели рабства истязанья,
Его словами огнь Учения зажжен,
На нем рекли пророки прорицанья,
В Земле Красы, на нем великие певцы
Слагали песнь под струнное бряцанье
Иакова сыны, осудит Бог вас, коль
Забудете язык обетованья,
Разве забыли вы, как он карал отцов
За нераденье и за пререканья?
Он посрамит вас, и пророчества Его
Даны вам будут в виде лепетанья.
Лень не к лицу мужам! Старайтесь: наш язык
Не стыд, а дорогое дарованье.
О, как же вы, поток оставив, стали рыть
Колодцы? Суждено им высыханье!
Жестоко гневался Нехемия на тех,
Кто предавал родной язык попранью,
Елико мог, карал их в ярости своей,
И бил их, и ругал суровой бранью.
Рабыня свой язык хранит, а госпожи
Народ свое оставил достоянье!
Еще скажу: кто свой, оставив, сад, хранит,
Чужие — тот достоин поруганья.
Лишь Бог исполнит срок, и мы заговорим
Прекрасной речью, вместо бормотанья.
И я Его молю, и верю я вполне,
Что Он свое исполнит обещанье.
Его же верному рабу внимайте все,
Итак, я начинаю толкованье.

Перевод с иврита: ШЛОМО КРОЛ