СОН О БОГОМЯКОВЕ

Приснилось –
ко мне в гости
в Новосибирск
приехал поэт Богомяков
и я принимал его дома на кухне,
но в какой-то странной,
почти коммунальной 
квартире, 
несколько захламлённой,
где жил не понятно с кем –
то ли с женщиной,
то ли с каким-то животным –
котом или кошкой,
а, может быть,
ещё обезьяной или медведем, 
но скорее бобром,
понастроившим
баррикад.
Жил когда-то,
но теперь вспоминаю об этом,
как о чём-то,
чему не до́лжно было случиться,
но случилось,
и теперь всё всегда происходит во сне
преимущественно
в этой квартире.

Богомякова посадил за обеденный стол,
который, кажется, был покрыт
белой клеёнкой с крупными астрами.
Что-то дал ему поесть как коту
и выпить как человеку,
приехавшему издалека,
а потом подумал:
надо дать что-то
более существенное,
например,
накормить его супом,
и пошёл к холодильнику,
который стоял тут же
на кухне.
Да где ж ему быть-то ещё?

В холодильнике было много разных банок
и свёртков,
но были и две кастрюли,
стоявшие чуть поодаль
друг от друга.
Они были немного
разных размеров,
поэтому одна стояла
более-менее прямо,
а другая
была втиснута наклонённой –
боком стояла
на каком-то пакете,
прости меня, Господи.

По красноватым 
остаткам на одной из кастрюль
я понял,
что в ней, может быть,
находится борщ.
«Вы не против борща,
Борис Леонидович?» –
обратился я к Богомякову.
«Владимир, называйте меня
просто Владимир, –
не обиделся Богомяков, –
нет, я не против,
мне нравится кушать борщ.
Как говорится –
борщ так борщ».
Кем так говорится,
не уточнил.

Я достал 
поочерёдно обе кастрюли.
Открыл крышку первой,
где уверенно знал,
что там будет борщ.
Однако борща в ней было не много –
несколько ложек.
Впрочем,
вторая кастрюля тоже оказалась с борщом,
но в ней его тоже
было не много,
зато лежал кусок
похожий на мясо,
но так же похожий 
на пончик.

Я поставил обе кастрюли на стол
и стал убирать на грязной плите
сковородки,
чтобы включить её 
и разогреть Богомякову борщ.
Но которую выбрать кастрюлю?
С мясом
или без мяса?
Ведь не случайно
борщ находится в разных кастрюлях.
Наверняка,
тот что без мяса –
вегетарианский, для йогов.
И ест ли такой Богомяков
совсем не понятно.
Вопрос!

Так бы то взять
и слить оба борща воедино,
перемешать от души,
как раз бы тогда получилась
отменная порция,
и поел бы её Богомяков.
Но вдруг он не ест
ни того, ни другого –
ни мяса не ест,
ни пищу для йогов?
Смотрю на него–
он сидит за столом и пристально смотрит
в пустую тарелку.
Голодный и грустный,
сразу видно –
приезжий.
И что мне с ним делать
я дальше не понимаю.

«Осип Эмильевич, –
говорю я ему, –
пойдёмте гулять
и плавать в озёрах,
ежели вдруг
таковые случатся нам по дороге».
«Владимир, –
отвечает поэт Bogomyakov , –
зовите меня
просто Владимир».

Я просыпаюсь
и понимаю,
что поблизости
совсем нет озёр.

СОН О ВИКТОРЕ I.

Всё раздражает, всё.
И невозможность описать бессонницу
и сон – особенно.
Пытаешься идти
и неуклюжими шагами
всё месишь, месишь пустоту
и ни черта не понимаешь.

Я этот город на холме
пытался сохранить.
Я на него смотрел и удивлялся –
он был одновременно не знаком
и будто бы я в нём 
родился.

Я пробовал его
сфотографировать смартфоном,
но сумерки мешали –
не наводилась резкость.
Какие-то прохожие пошли –
вот только был один,
а тут взялись толпою.
Деревья стали закрывать
удачный ракурс.

Тогда решил стоять,
смотреть на сколько хватит сил,
запоминать.

Итак.

Приснился Виктор –
никогда не снился –
а тут –
как путеводный путник
или,
как там в том кино,
где за котом и дьяволом
бежал поэт,
но так и не догнал.

Я вижу в точности –
это его спина и он идёт
своим излюбленным маршрутом
в те места,
в которые всегда ходил –
его там ждут и любят,
или он
кого-то любит там.

Он шёл, 
наверно, в город Виноград
из города Антон.
Вполне возможно, 
он хотел короткую дорогу показать.
Да точно,
так и было.

Он ждал меня сперва –
откуда-то мы вышли.
Сначала он, 
обидевшись на что-то,
потом и я,
чтоб не терять его.

Он ждал меня
или как будто ждал.
Я вышел, 
он меня увидел
и мы пошли.
Не вместе –
он впереди,
а я за ним,
не беспокоя,
но не терял из виду.

Я иногда почти бежал,
но близко не давалось очутиться,
к нему примкнуть
и вместе дальше
туда идти,
где, может быть,
полюбят и меня.

Не сокращалось расстоянье,
а он уже идёт
невдалеке вокзала,
такого только,
что может быть бывает
в таком, вот, сне, нигде ни больше –
не то вокзал, не то театр,
не то столица мира.
Или:
тюрьма, гостиница, больница.

А Витя знает,
что идёт туда,
куда он знает и знает только он –
и он уверен,
а это видно по спине
и по спокойствию походки –
такой он лёгкий пешеход.

Он в чём-то светло-сером
или бежевом – светлее
среди других людей,
которые случились по пути.

Но вдруг исчез из вида,
я потерял его и не могу найти.

Я растерялся, но...

А надо ли искать?
Я эту знал дорогу,
я тоже там ходил,
я знаю этот город –
сейчас вон там он кончится
и будет новый
такой же город только на холме.

И я смотрю вперёд и вижу –
город
весь светится домашними огнями,
уж ночь давно,
а он как вечный праздник.
Не город,
а мечта потерянного детства
или рая.
Не город,
а рождественский пирог.

Я просыпался медленно и, честно
признаться, не хотел
проснуться.