ТАЙМЛАПС*


утром весь город собирается у воды 
что-то всегда движется по Ярре в обратном направлении
трамваи – короткие зеленовато-желтые реки – 
уступают друг другу на перекрестках
Ярра – старейший трамвай Мельбурна 
едет без остановок 
бегущие вдоль реки обгоняют течение
но всегда проигрывают на финише
небоскребы на берегу так высоки
что в реке отражается лишь половина этажей
когда над Яррой идет дождь
чайки и люди на скамейках мокнут одинаково 
каждый ребенок Мельбурна
рождается в Ярру-реку
одетым в bather или tog**
или остается обнаженным
остается обнаженным


***
не верь всему тому что написано на ACDC Lane
пустой переулок больше не повод выйти 
и заполнить его
уличная музыка никогда не звучала так громко
как пение птиц на Аллее английских вязов в Fitzroy Gardens
первый посетитель пьет пикколо
три бизнесмена не принесли с собой обед и выглядят голодными
на темном фоне Russell Street
невеста – сорванный белый цветок – 
спасается из собственных лепестков
на площади Федерации некому читать
пожалуйста не кормите птиц
ребенка забытого на подземной парковке Mad Max
выпустят только после локдауна
молчание научило его говорить
но ему некому сказать и слова


***
у реки только один берег
второй
возникает лишь
когда делаешь шаг на мост
вода внизу —
жидкий эскалатор
на который не успеваешь встать
самый длинный в мире
он бежит без тебя
унося вымокшую серую школу
сгоревший дом твоего деда
послеобеденный свет уезжающий на пропущенном поезде
заплесневелый хлеб
выцветшую одежду
обшарпанную мебель съемных квартир
автомобильные номера твоего города
они держатся на поверхности
опытные пловцы
вода никогда не попадает им в уши
повинуясь движению реки
как вдох повинуется выдоху
они качаются
спасательные круги
чайки с криком набрасываются
на свежую добычу
заклевывая ее до неузнаваемости
все идущие по мосту поют одну и ту же песню
слов не разобрать
кроме двух — повторяющихся —
вчера и завтра —
вчера и завтра —
такие песни поют в темноте
всё что бросаешь в реку
застревает в решетке
а вода бросается в океан
канализация — главная сокровищница города
обернувшись
не видишь моста —
только эскалатор
бегущий в обратную сторону
 

***
Письмо мельбурнскому дереву Snow-in-Summer (Мелалеука Льнянколистная) ID: 1031209*** 

дорогое Snow-in-Summer
я не умею писать письмо дереву
пишу на ощупь на человеческом языке
но может ты знаешь только язык деревьев
вообще то мне есть кому написать
по крайней мере один человек ждет моего ответа
но я почему-то пишу тебе
надеюсь ты все еще существуешь
говорят вас стало слишком много
хотя и после рубки ты будешь жить еще долго
в отличие от твоих белых холодных цветов
тающих быстрее снега
принято ли у деревьев оставлять письма без ответа
у людей принято
я не ответил на письма
по крайней мере одного человека
но я все-таки расскажу тебе о самом страшном утре
когда я шел по задворкам чужого города
они были так пусты как будто там никогда не ходили
так тихи словно голоса не существовало
из только что открывшегося кафе
официант с сигаретой в зубах вынес стулья
включил музыку
она громко и небрежно рассыпалась по задворкам
меня вдруг охватила сильная боль
я почувствовал что не имею к этой музыке никакого отношения
что уйду отсюда а она продолжит все так же громко играть
что голос существует
ускоряясь я надеялся — она замолкнет
но она не переставала
не отдалялась
это я — отдалился
твои корни наверное так же бесконечны
как тоннель Burnley в Мельбурне
и возможно даже торчат с противоположной стороны земли
соединяясь с тем деревом
под которым сижу я
Summer-in-Snow
водитель почтовой машины
забирает письма из уличного ящика
куда я мог бросить по крайней мере один конверт


***
прождав этот декабрь весь год
он ехал по загруженной трассе
покидая город
где чувствовал себя как старая Стрелковая башня Купа в торговом центре Melbourne Central
в окружении разноцветных стен – фигур лего
если выехать рано утром в сторону полуострова Морнингтон
можно попасть в прошлое с его яблоками, вином 
и диким пляжем Blairgowrie
где длинные волны отстирывают берег
он купил пино-нуар в такой же бутылке
откупорил ее тем же штопором
в том же доме
где комната залита тем же солнечным светом
заглядывающим с того же белого балкона
тот же серый пикап с лодкой на прицепе
так же стоит у того же соседского дома
он достал из шкафа то же платье в голубую полоску 
погладил его тем же утюгом
что гладила она
но это было не то же лето


***
ночью в Docklands 
не отличить океанский лайнер от небоскреба
со светящимися окнами
какой из них отчалит следующим
чем темнее тем больше загорается окон
капитан или консьерж отдает приказ
и жильцы уплывают на борту
белый мост Webb жует людей 
выплевывая их в темноту




* Поэтическая серия написана в ходе работы в Виртуальной писательской резиденции в Мельбурне, организованной дирекцией Melbourne UNESCO City of Literature и Australian Poetry Organisation

** Bather, tog – в разных частях Австралии используются особые слова для обозначения купальников, купальных костюмов

*** Более 70 тысяч деревьев в Мельбурне пронумерованы, каждому из них присвоен  адрес электронной почты, и люди со всего света направляют им письма

СОН О БОГОМЯКОВЕ

Приснилось –
ко мне в гости
в Новосибирск
приехал поэт Богомяков
и я принимал его дома на кухне,
но в какой-то странной,
почти коммунальной 
квартире, 
несколько захламлённой,
где жил не понятно с кем –
то ли с женщиной,
то ли с каким-то животным –
котом или кошкой,
а, может быть,
ещё обезьяной или медведем, 
но скорее бобром,
понастроившим
баррикад.
Жил когда-то,
но теперь вспоминаю об этом,
как о чём-то,
чему не до́лжно было случиться,
но случилось,
и теперь всё всегда происходит во сне
преимущественно
в этой квартире.

Богомякова посадил за обеденный стол,
который, кажется, был покрыт
белой клеёнкой с крупными астрами.
Что-то дал ему поесть как коту
и выпить как человеку,
приехавшему издалека,
а потом подумал:
надо дать что-то
более существенное,
например,
накормить его супом,
и пошёл к холодильнику,
который стоял тут же
на кухне.
Да где ж ему быть-то ещё?

В холодильнике было много разных банок
и свёртков,
но были и две кастрюли,
стоявшие чуть поодаль
друг от друга.
Они были немного
разных размеров,
поэтому одна стояла
более-менее прямо,
а другая
была втиснута наклонённой –
боком стояла
на каком-то пакете,
прости меня, Господи.

По красноватым 
остаткам на одной из кастрюль
я понял,
что в ней, может быть,
находится борщ.
«Вы не против борща,
Борис Леонидович?» –
обратился я к Богомякову.
«Владимир, называйте меня
просто Владимир, –
не обиделся Богомяков, –
нет, я не против,
мне нравится кушать борщ.
Как говорится –
борщ так борщ».
Кем так говорится,
не уточнил.

Я достал 
поочерёдно обе кастрюли.
Открыл крышку первой,
где уверенно знал,
что там будет борщ.
Однако борща в ней было не много –
несколько ложек.
Впрочем,
вторая кастрюля тоже оказалась с борщом,
но в ней его тоже
было не много,
зато лежал кусок
похожий на мясо,
но так же похожий 
на пончик.

Я поставил обе кастрюли на стол
и стал убирать на грязной плите
сковородки,
чтобы включить её 
и разогреть Богомякову борщ.
Но которую выбрать кастрюлю?
С мясом
или без мяса?
Ведь не случайно
борщ находится в разных кастрюлях.
Наверняка,
тот что без мяса –
вегетарианский, для йогов.
И ест ли такой Богомяков
совсем не понятно.
Вопрос!

Так бы то взять
и слить оба борща воедино,
перемешать от души,
как раз бы тогда получилась
отменная порция,
и поел бы её Богомяков.
Но вдруг он не ест
ни того, ни другого –
ни мяса не ест,
ни пищу для йогов?
Смотрю на него–
он сидит за столом и пристально смотрит
в пустую тарелку.
Голодный и грустный,
сразу видно –
приезжий.
И что мне с ним делать
я дальше не понимаю.

«Осип Эмильевич, –
говорю я ему, –
пойдёмте гулять
и плавать в озёрах,
ежели вдруг
таковые случатся нам по дороге».
«Владимир, –
отвечает поэт Bogomyakov , –
зовите меня
просто Владимир».

Я просыпаюсь
и понимаю,
что поблизости
совсем нет озёр.

СОН О ВИКТОРЕ I.

Всё раздражает, всё.
И невозможность описать бессонницу
и сон – особенно.
Пытаешься идти
и неуклюжими шагами
всё месишь, месишь пустоту
и ни черта не понимаешь.

Я этот город на холме
пытался сохранить.
Я на него смотрел и удивлялся –
он был одновременно не знаком
и будто бы я в нём 
родился.

Я пробовал его
сфотографировать смартфоном,
но сумерки мешали –
не наводилась резкость.
Какие-то прохожие пошли –
вот только был один,
а тут взялись толпою.
Деревья стали закрывать
удачный ракурс.

Тогда решил стоять,
смотреть на сколько хватит сил,
запоминать.

Итак.

Приснился Виктор –
никогда не снился –
а тут –
как путеводный путник
или,
как там в том кино,
где за котом и дьяволом
бежал поэт,
но так и не догнал.

Я вижу в точности –
это его спина и он идёт
своим излюбленным маршрутом
в те места,
в которые всегда ходил –
его там ждут и любят,
или он
кого-то любит там.

Он шёл, 
наверно, в город Виноград
из города Антон.
Вполне возможно, 
он хотел короткую дорогу показать.
Да точно,
так и было.

Он ждал меня сперва –
откуда-то мы вышли.
Сначала он, 
обидевшись на что-то,
потом и я,
чтоб не терять его.

Он ждал меня
или как будто ждал.
Я вышел, 
он меня увидел
и мы пошли.
Не вместе –
он впереди,
а я за ним,
не беспокоя,
но не терял из виду.

Я иногда почти бежал,
но близко не давалось очутиться,
к нему примкнуть
и вместе дальше
туда идти,
где, может быть,
полюбят и меня.

Не сокращалось расстоянье,
а он уже идёт
невдалеке вокзала,
такого только,
что может быть бывает
в таком, вот, сне, нигде ни больше –
не то вокзал, не то театр,
не то столица мира.
Или:
тюрьма, гостиница, больница.

А Витя знает,
что идёт туда,
куда он знает и знает только он –
и он уверен,
а это видно по спине
и по спокойствию походки –
такой он лёгкий пешеход.

Он в чём-то светло-сером
или бежевом – светлее
среди других людей,
которые случились по пути.

Но вдруг исчез из вида,
я потерял его и не могу найти.

Я растерялся, но...

А надо ли искать?
Я эту знал дорогу,
я тоже там ходил,
я знаю этот город –
сейчас вон там он кончится
и будет новый
такой же город только на холме.

И я смотрю вперёд и вижу –
город
весь светится домашними огнями,
уж ночь давно,
а он как вечный праздник.
Не город,
а мечта потерянного детства
или рая.
Не город,
а рождественский пирог.

Я просыпался медленно и, честно
признаться, не хотел
проснуться.