I

Краткая характеристика поэзии В.Тарасова: Пластичая-эстети-созерцкань, совмещение разнопланов словесно сладостной утонченности скульптуры трагедии. Цитирую:

Назови меня велением жизни, —
сказала любимая мечта
об укрощенном завременьи (вот она, на блюде лежит).
Я копаюсь в карманах..,
нашел..,
спички.
Фокус в том
как прикурить на ветру.

Первоплан:

рассуждение на тему: Дай Бог, чтоб абстрагированная лошадь укрощенного времени, а именно: любимая мечта скрытой от внешнеаналитика конкретизации стала естественно-необходимой, т.е. биологической природой художественного менталитета. Это примерная расшифровка (по- моему) в семистрочьи первоплана-трехстрочника — пожелательная сентенция.

Второй план:

неожиданное овеществление первого: “(вот она, на блюде лежит)”. Такой внезапный переход от абстрактно-пожелательной сентенции к наглядному удобству на блюде вызывает огненное вкусожжение. съесть жареную утку. Однако… дабы не вмяссить словесную созерцкань в антиэстетику мяса, отворачивается на улицу.

Третий план:

Я копаюсь в карманах..,
нашел..,
спички.

Стоп. Почему лицо на улицу? Профиль, сказано, копается в карманах.

— А потому, что третий план — распахнутая дверь — я выбежал, попал в четвертый — там ветер. Там абстрагированная лошадь укрощенного времени задумалась: Как возгореться на ветру?

Как трудно утыкать перья орливетра носами-спичками с песчинками из-с-писка птичек на жаркой подушке. Проще: как совместить (пластически олицетворить в слове) планы:

1. Пожелательно абстрактный
2. Блюдо-мясной
3. Спичечно-комнатный
4. Скульптуро-мечтательный
5. Спиче-фокусно-гамлетный
6. Орлиро над веером — над веером ветер.

Итак, г-да пониматели, олицетворило, олицетворило словопластно стихотворение Тарасова эти шесть планов.

Это анализ (образно-ассоциативный) стихотворения В.Тарасова “Назови меня велением жизни…”, эпиграфа к книге Terra Nova.

II

Стихотворение первое из “Красного змея” (сб.Terra Nova, стр.9):

Найдя осколок новый
я узнал ухмыл
в лицо плеснувший откровенно, маска —
язык развоплощенный,
сущность звука.
Вселившийся в актера дикий хохот
кривит мне губы —
я
еще не смерть.

Первомысль:

развалина. Ухмыляется. На губе осколок — то ли бутылки, то ли — краснеющий камень.

Мысль вторая:

фигляр — «язык развоплощенный» — карикатура на сокровенность в маске.

• Почему карикатура? И может она — мнимая? Ведь без развоплощенного языка сокровенное — язык белой простыни (без письменного знака). То есть: недоязык чистой биологии.
• Думаю, карикатура потому, что сокровенное вовсе не слово — оно цветозвук.

 — Но цветозвук на ощупь бесплотен, а след. — ниже словопластики, которая мало того, что цветна и звучна, но ещё воображает прикосновение. Однако душа словопластики не видит доказательства своего вещественного превосходства над цветозвуком, ибо она несравнимо глубже словарческой возможности любого доказательства, а поэтому — качается к самоубийству.

— И на этом все.

 — Нет-нет! Осталась третья мысль: хохочущий актер — самовнушенье: смерть ещё за красной доской, а на белой подушке зелёная улыбка.

Это был образно-ассоциативный анализ стихотворения “Найдя осколок новый”.

III

О стихотворении Тарасова “Череп всё это хранит как чан…” на шахматной (т.е. 64-ой) стр. сб. “Азбука”. Цитирую:

Череп всё это хранит как чан —
тягучий напиток,
и тленья зерно,
перебродив, вер дурман
смешало
и терпкое слова вино.
Что ж! — воскликнет душа, — труды —
не секрет:
как тельца мертвых бабочек наши попытки
невесомы,
да сыростью смазан портрет
той, искренней жизни, увы — 
и зыбкой.
Значит нам — на ветру,
и сочтем за честь
подарок — колеблемый стебель хрупкий...
Я склонился
в жилках листвы прочесть — 
иди, ненасытный,
стынут полные кубки.

…Gimil’ (гим’иль) — духовное состояние, которое можно охарактеризовать как: томительно-последовательное ожидание откровения мыслеобраза за медленно открывающейся дверью. А если взглянуть сверху: на дне черепа- чана, а для колокола: голубой чашечки, серебро с окошком прозрачия, открылась створка.

Но Духоразум /efigrant (ефигрант)/, смешав веру (религиозную) с интуицией (поэтической) в фарфоровом бокале меланхолии (лироодиночества), поднялся бело-синим орлом над крыльями слов и выражений инфляционных, ставших тельцами мёртвых бабочек. Но из-за двери — портрет поэта, у подножья устеленный сыростью, той, от тонко­зыбкой нити, той, сиротливца -жизнедушевца.

И поэтому — ворота… аналитической мысли отданы ветрам, и хрупкостебель анальграна (аналитической мысли) — подарок нам, хоть мал, но — к чести — рады. А когда склонился, — в малости прочесть чуть более широкое, чем чан, — золотая нервожила в темнозелени — отблеск зеркала — зазерчала уходи, ненасытиц, бокалы застыли заполнение, позволь осушить из далёка идущим, из унылой — без проблеска капли — пустыни.

IV

Ацлар стихотворения “Бабочка Фаины”. Цитирую:

Стихотворенье высвободив из небытия
я трепетом его был тронут.
Живая бабочка сознания,
утонут
его созвучия во мгле.
На дне их
я
и ты
наш силуэт.
Бесплотна память.

Освобождение стихотворения, как самой нежной, хрупкой части сознания

— бабочка. И потому что сознаю, что эта хрупкость бесполезна, так холодно, почти состоронно говорю о тронутости её трепетом.

— Почему бесполезна? Разве бабочка в намёке “бесполезности”?

— Несомненно, и утопает во мгле созвучий кроме того.

— Но ежели на дне созвучий наш обоюдный силуэт, это — в намёке — серебристый диалог.

— Понял: серебристость здесь велика именно потому, что не названа. В стихотворении вообще не названы цвета, но по ассоциации (семантической) — оно серебристое с черной площадкой перед крыльями. И потому — за ними. Фон. А крылья — мимолётность: лик память — перелёт… бесплотных…

V

«Воин» (рельеф), сборник «Азбука», с.31.

 Это стихотворение — чёрная выпуклая гравюра на жёлтой меди. По мере чтения видно, как автор её вырезает. Из меди режет, из медлительницы-камня. Да. А — к концу стиха металл овладевает камнем. В начале ткань — о чешуя на лицах! А отойдёшь на жёлто-метр, увидишь в золоте горящий чёрный ветер. Цитирую:

Кольчуг чешуйчатые ткани
опущены на лица,
нетерпенье
сталь конницы колышет.
Выйдя вперед
стрелки образовали ниши
в рядах...
Он — среди первых.
Зной обливает плечи,
подан знак.
Зажатый в пальцах круглый камень вынимает из мешка
и медлит
словно взвешивая
его рука —
таков обряд:
он должен уложить снаряд в ячейку кожаной пращи
и крикнуть смерти вслед —
Ищи
опоры в теле, черный ветер!..

И ты увидел изгиб его спины в… И разрезан след — так брошен круглокамень, — пружина-жизнь, как вы заметили. С некоторого ракурса фигура воина отделяется от гравирматериала (камнемеди), округляясь скульптурой. А поэтому стихотворение рассчитано на вирольт (virol’t — круговой обзор), т.е. обзор с разных сторон деталей словопластического изображения. Стихотворение “Воин” Тарасова выглядит то плоским рельефом, то выпуклым, то круглоскульптурой, то, наконец, динапружиной от первого к третьему (к третьей степени выпуклости)… Не постановите ли коллекционировать это стихотворение Тарасова, т.е. оценить как шедевр — словизопластц-цвив-зизобразетц.

VI

Сб. Terra Nova, стр. 28:

Лицо —
я снова о его чертах —
лицо —
тень образа
чей неотступный свет —
живое искаженье воли света.
Вещей прозрачных нет.
Прозрачно слово.
Душа вещей — 
моей — глагол — хвалы.

Итак: душа вещей прозрачна, ибо только слово — душа вещей. Посредник между образом и словом — лицо.

Лицо — лишь тень, тень живообраза… Но даже живообраз — искаженье животворящей воли тонкосвета.

— Но почему “глагол хвалы”? Нужна ли здесь приподнятость? Без меры?

— Нужна, мон шер, мой друг французский, для контраданса — разноречья духа.

VII

Сборник Terra Nova, стр. 70:

Культ просторечья ущемляет ум.
Живая ткань таит следы соблазна.
Душа невинная невинно наобум 
перечит-клонит — все ей безотказно.

Но образ свой (вот — искус бытия!)
 она препоручила воле звука
Уверенного точного литья
все линии, все молоточки стука

как дань земли восприняло перо,
и наконечником отточенного тела 
на шкуре памяти поставило тавро — 
невинная в тот миг лгала и пела. 

Rirant (рирант) — разъяснение, рецензия.

Как я понял (и если понял) речь тут о двух видах поэзии:

1.Аналитической / интеллектуально-филологизированной

2.Просторечной-лирико-звукописной.

Первую (аналитическую) назовем anal’part (анальпарт), вторую же (звуко- лиро-просторечную) ziriel’t (зириэльт).

Разумеется, автор эльвы (el’va — стихотворение) на стороне первой. Т.е. Тарасов, разумеется, на стороне анальпарта.

— Почему разумеется?

— Потому что, полагаю, анальпарт — его стиль.

— А Вы что, — сторонник зириэльта?

— Смотря какой анальпарт и какой зириэльт. У анальпарта превосходство в нюансировке мысли, у зириэльта — настроений. И всё-таки хочу защититьзириэльт, поскольку анальпарт уже защищён самой статьей. Эта статья — ацлар (atslar) — ассоциативно-образная рецензия на анальпарт именно тарасовский.

Итак:

1.Душа зириэльта (просторече-лири-звукописице-тудши) — мелинх (melinh): звукопластическая меланхолия (слова) — полутона настроенческих взаимопереходов словозвука — основана на ещё не выясненных (ввиду их чрезвычайной психо-ассоциативной сложности) законах взаимозависимости словозвука (loazund, loaz, load, lond) и настроения, а следовательно — эмоций, более того — словозвука и образа, мысли, мыслеобраза, мыслечувства, мысленастроения.

2.Мелинх вызывает адинф (adinf) — добавочную информацию, часто ничего общего не имеющую с общепринятым значением слова, и даже противоположную ему. Например: у Алексея Хвостенко в посвящении поэту Леониду Аронзону слово “уныние” вызывает празднично-изящное настроение (вопреки словарю):

Я уезжаю Вашими трудами и мне хулить напрасно паровозик что бегает над зимними садами уныние по городу развозит.

Этот хвостенковский дисконк (diskonk) — настроение противоположное словарному значению слова (речь об “унынии”) — объясняется изумительно изящно образо-слово-звукопластическим эффектом смещения мыслеприятия в начальной кварте (kvarta — четырёхстрочник) и, разумеется, архитектоникой сонета (а эта эльва — сонет) в целом. А именно: присутствует подмысль: поскольку мои стихи рождены Вашими трудами (т.е. благодаря Вашему новаторству в поэзии), я не могу их — труды — хулить, хотя и наводят они на меня уныние. Но у Хвостенко эта простая подмысль — в фарфоровых аксессуарах, она выражена элегантно (бегающий над зимними садами паровозик…), для автора эта замёрзшая серьёзность садов поэтики Аронзона аналогична отсутствию у Аронзона тонкоюмора, эстетски развитого (филигранного, филолого-филигранного) у самого Хвостенко. А поэтому читатель, видя уныние, которое развозит паровозик над зимними садами

бегающий (туда-сюда), прыгает от снующего в словах веселья.     Итак,

мелинх — звуко-пластическая меланхолия как бы сокращает филолого­аналитическую насыщенность стиха, сообщая тексту адинф — добавочную информацию. В этом стихотворном контексте слово настроенчески не ‘‘соответствует собственному значению; бывают случаи адинфа, когда слово не соответствует своему грамматическому значению, скажем, глагол может выполнять функции определения, существительного… и наоборот.

…Весьма часто новация воспринималась как хаос, безвкусица, дичь и проч. Вот стихи из моей книги “Блики волны” (страницу не помню, это из второй части фантазии “Ашонта”, которая именуется: “Вступление к трагедии искусства”):

Плохих поэтов нет теперь, я знаю,
Из равноценных строк
Составить стих нетрудно,
Труднее правила грамматики нарушить,
Чтоб вышла интонация живая, 
безвкусицу ввести в строку умело...

В книге, кажется: “ты знаешь”, а не как здесь “я знаю”...
— Мы откатились от темы. Что ещё хотите о стихотворении Тарасова “Культ просторечья...”? Ввиду того, что эльва заключительная сб. Терра Нова полемична (поэтически, конечно), в ней особенно заметна специфично тарасовская интонация, она, повторяю, чисто личная, приблизительно можно определить её как интонацию учителя филологии, а отчётливее — учителя филологии поэтической.
— А не думаете Вы, что эта эльва — дуэт двух поэтических душ поэта? (Поэтическая душа: pol'ren, polina — польрэн, полина). Одна Полина наобум поёт, не считаясь ни с какими законоправилами эстетики, это — Полимела (Polimela), Полина мелодики, иллюзии и взбалмоша. А другая — Полина-Полистарта (Polistarta) — поэтическая душа аналитико-филологической последовательности (в стихотворении). А их тантлар (tantlar, единый образ) — это и есть своего рода портрет стихотворения.
— Повидимому это так.
— Точнее: это точно так.