(НАЧАЛО КНИГИ)

29 ноября 2017 г.

Меня спас фейсбук. Я стала писать маленькие заметки про Даниэля – зарисовки или сложный, очень больной момент.

И ночью, когда он просыпался, а я нервничала, что не сможет заснуть, или не захочет в комнату свою заходить. И вот я стала смотреть фб и писать.

В начале Даник мне не давал: кидал клавиатуру, отколупывал буквы, писал в штаны, стоя рядом, опрокидывал салаты… Но постепенно он очень полюбил фб. Вместе со мной смотрит картины (я художник, Даниэль 21, не говорящий). И главное, у меня улучшилось настроение, я вдруг смогла объяснять людям, при помощи этих зарисовок, и мне другие перестали казаться тупицами и бездушными, и многие друзья вернулись. Я могла потом спокойно рассказывать, а не искать слова, ловя воздух, и от обиды убегая.

И еще наши ночи из кошмарных стали приветливыми, и Даниэль стал реже просыпаться. Иногда целую ночь спит.

И еще, когда он неспокойный и все сбивается, я знаю, что на фб у меня появилось несколько верных друзей, я им пишу пару слов, и они меня поддерживают и смешат, или сами больные вещи рассказывают, могу плакать с ними. А я пишу заметки с рисунками. Заметки, зарисовки, рассказы. Показать, какая это огромная работа мамы с ребенком, с радостью побед и длиной дорогой со спотыканием, и все равно, мы идем!

2013 – 2014.

11 октября 2013.

Ночной стих: мышь грызет целлофан в ящике, Робин обгрызает игрушку, Даниэль рвет бумажки и не может заснуть. Я кормлю всех колбасой: мышь – чтобы попалась, Робина за преданность, Даниэля – может, уснет.

5 ноября 2013.

Нашелся хамелеон. Он шел вдоль забора и был на этот раз черный. Обычно он появляется в конце лета. Два года назад он отморозил две лапы и сам высох, как лист в гербарии, но жажда жизни победила. Я приносила к забору дынные корки, а может, он листьями питался – стал светло-зеленый, юркий и исчез. Сегодня на радостях принесла ему и черепахам дыни.

17 ноября 2014.

#Работа – художник

ОтБогятина. Приснился сон: рисую художников из фб синей ручкой без отрыва (чтобы лучше представить). Меня спрашивают: «Ну, как?». «Отсебятина, – говорю, – а надо – отБогятина».

21 ноября 2014.

«Да» и «нет». Когда Данику маленькому было очень плохо, он один раз смог вытащить из себя два слова: «Да» и «Нет». Как-то невнятно, но они проступали. В это мгновение падения и вихря безжалостного, ища спасения, мне их кинул. Может, смогу его за них, как за веревку, вытащить из ямы. Они – суть.

Не смогли мы никуда вылезти тогда. Самые главные слова не уменьшают боли. Но пришло сравнение – четырехбуквенное Имя. Больше Даник не говорит, но иногда мычит – поет. Вспомнила, так как в синагоге Рувен сегодня рассказывал о чуде, как трехлетний мальчик неговорящий, после посещения могилы праведника воскликнул: «Мама дай!», и начал все просить. Хотела привести много примеров про подводную речь – указывают и мычат неразборчиво, или отвечают кивком и гуканьем. И еще про речь – заклинание В школе у Даника был мальчик, который говорил четко: «Я Иоси, я люблю маму». Он говорил это всем: крану, когда хотел воды, или калитке, чтобы открылась. Но вдруг подумала: «Нет, Рувен не поймет». А может, да? Нет…

Даниэль схватил джахнун и пустился убегать, и вспомнила я, что мир – качели «да – нет». Их Даник мне открыл!

2015

15 мая 2015 г.

Даниэль и кактусы. Одно время Даниэль повадился гладить кактусы. И не те самые опасные, что с с пучками иголок, они вихрятся и остаются на кактусе, а коварные – мягкие. Даниэль, морща брови, протягивает мне ладонь, утыканную мелкими иголками – ногтями не подцепляются, а как вытащу зубами, то и губам и языку несдобровать. Ходим и мучаемся неделю (иголки добываем), и зорко я высматриваю кактусы на балконах и заборах. Но стоит отвлечься, и Даник быстрым и нежным движением гладит новый кактус.

10 июня 2015 г.

Кассета. Даниэль очень общительный, а аутизм – это обсессии, сильнейший страх, неровные весы: от радости до отчаянья меньше шага. Не говорит, не понимает речь, но очень музыкальный, с чувством юмора. И эта музыка нас то спасает, то норовит погубить.

Вечер. Без комнаты не заснуть, но чтобы комнату не бояться, все любимые тихие песни на страже. И вдруг шаббатние начинают заедать и хрипеть. Все перешли на диски, но Даник умеет только с кассетами, это его поле: он сеятель и жнец. Я бегу к Ч. с двухкассетником, он обещает переписать, а мы с каждой ночью погружаемся в пучину: ни Окуджава, ни Визбор уже не спасают, наш одинокий ночной парк, лучший целитель, с трудом сдувает и разгоняет волны страха. Я забираю кассету обратно (Ч. забыл, не переписал), счастливый Даниэль, мотаясь туда-сюда весь вечер, вдруг с изумлением на меня смотрит: «Порвалась?!». У всех, у всех диски! Два дня я молюсь, на третий в Эйн-Карем, на опушке, на куче мусора нахожу шаббатнюю кассету. (Мы поехали с Даником в лес, чтоб самим не впасть, не обезуметь). И вот она — кассета! Вот моя молитва. Возвращаюсь в сильнейшем обалдении. Ставлю кассету, Даниэль напряженно слушает (другой порядок и исполнение). Вдруг (ему неимоверно трудно сделать три последовательных действия) встает, вытаскивает кассету, подходит к окну, открывает и с силой выбрасывает эту Неправильную штуку! Все… все… И тут я зло и безнадежно хватаю пластырь и невероятно точно заклеиваю крошечным кусочком – и она играет. Усталое измятое чудо возвращается в наш дом. Даник засыпает под скрипучие, пищащие, но Правильные песни.

Прошло четыре года. Даниэль потихоньку приучился к дискам и новым песням.

24 июля 2015 г.

Белый шоколад. Когда я была маленькая, в саду на даче меня кто-то навестил и подарил плитку белого шоколада. Я попробовала, а дети все квадратики растащили и осталась… мечта.

Никто не верил, что белый шоколад бывает, а мама верила: то конфеты «снежок» принесет, то суфле. Но я не поддавалась, я ждала мечту. Примерно лет через семь мама наконец радостно принесла побелевший от старости шоколад. И я сдалась, сказала, что я все выдумала – так мне стало обидно и ужасно.

А через год в прихожей появился иностранец и принес плитку белого шоколада – порадовать нас, храбрых отказников.

16 августа 2015 г.

Психолог и казенный суп. Когда Данику было три, мы поехали к первому психологу (нам велели от спец. садика). Но у Миши была лекция, и мы решили погулять в Ботаническом саду. Потом он нас закинет на место, так как все это в Тель-Авиве. «Погулять два часа – не так ужасно», – промолвил муж, и мы отправились осваивать этот чудесный сад, по возможности избегая водных пространств. И вот, ученики заходят в тропическую теплицу, я тянусь за ними, крепко держа Даника. На слове «ампельное» – «оленьи рога», не выдержав соблазна, я тереблю эти зеленые полукруглые рога, а Даник – «хоп», и устремился! Я, как в комиксе: пытаясь схватить его за майку, носом внедряюсь в австралийскую сосну. Чешуйчатые иголки, зелено в глазах, а Даник несется, лавируя среди пышных и колючих, я почти нагоняю, но тут он в решительном прыжке исчезает в квадрате водоема. Голубая майка пузырем, и я «хоп – хлюп», вцепившись в это голубое, одним рывком его к себе! Даник чихает ряской, хохочет. Я выношу его и сажаю в шестиместную поилку, отмываю, вешаю ботинки на кактусы. Нам пора бежать дальше, к мужу, он отвезет нас, а сам вернется на лекции. Мы у психолога, совсем без сил. Там спец. садик, милые воспитательницы предлагают мне суп. Съедаю три порции. Приободрившись, захожу. Огромная психологиня, подмигнув Даниэлю, между двух кубиков проводит третий кубик-бревно. Даник чмокает. «Умник! – восклицает психологиня, – сказал «Ууу»! Правильно, это поезд!». Я хочу возразить, и тут замечаю, что она пишет: «Мама с разбегающимся взглядом, привела босого ребенка в феврале, и ела казенный суп». Даник чихает. «Чик-чик! – правильно, кричат колеса, умник!» – восхищается психологиня. Но я не спорю, а тихо увожу Даниэля, думая, как нам спасаться от ее записи «Срочная проверка родителей».

8 сентября 2015.

Мяч и ключ. Когда он был совсем маленький, то любил все круглое: круги, мячи, рассыпанные бусы – и глаза моего мальчика загорались желто-зеленым огнем. «Какой умный, он смотрит в душу», – сказала врач. Но тут он стал тянуться к колесам мчащихся машин. Я крепко его хватала, а он так же крепко на меня сердился. Он сбрасывал одежды и писал по кругу, он всем телом в грязь вдавливался, рисуя ногами и ладонями дуги, и ему становилось легче, и хаос уходил за занавеску. Только грязь, а не карандаши и краски.

Потом пришел другой век, другое тысячелетие, и он оставил своего идола – мяч, круг, шар. Они унеслись в другие галактики. Кидаешь мяч, он стукается о плечо или об ногу… и взгляд удивления, как незнакомую дверь откроешь. Все круглое стерлось из памяти и понимания. Новый идол утвердился на престоле, его имя – Ключ, простой ключ от двери. Когда он не мог успокоиться, бегая по ступенькам, приходилось брать его в комнату и вместе запираться, и сердясь, он все-таки отдыхал, иногда на кровати, иногда на матрасе и на подушке, или забивался в угол и свешивался вниз головой с дивана. Но взгляд следил за этой крошечной диковиной, что делала его узником. И он внимательно кидал ключ на разные предметы, и вслушивался в звук. И эта любовь его заставляла кричать от боли, так как ключ надо выпустить из руки, чтобы услышать звук. Выпустить – расстаться, расстаться навсегда, даже если это минута. Ждать он не умел, весь искажался от ужаса, руки закручивались над головой. Потом находил ключ, и тонко держал на ладони эту плывущую лодку. И так до бесконечности. А еще он по звуку, не глядя, определял, где я кладу или прячу ключ.

23 октября 2015 г.

Короткий путь через Кнессет. Давно, когда Ягломы жили на улице Яркон, а девочки были мелкими крикунами и обожали жареную картошку, я решила к ним приехать со Шмуликом, и всех вести в Музей, так как если вовремя не начать, дети огрубеют, одичают и превратятся в репейники. Элка бодро сказала, что через Кнессет наискосок – самый короткий путь. В музее нам попалась выставка Шагала, в скульптурном саду мы играли в статуи Родена, а на обратном пути (все жутко усталые) захотели страшную сказку.

«Он ехал на коне, и деревья хватали его за плечи…». «И за ноги», – добавила Рутя. «Но он все равно шел вперед, и увидал камень», – это уже я. И тут я увидала дырку в заборе. «Вот и наискосок», – мелькнуло в голове. «Конечно, странно, что наш парламент такой дырчатый, зато скорее доберемся». И мы полезли на уступы, поросшие красивыми кустами, как огромные зелено-малиновые ступени. Наверху маячила детская площадка («Вот так Кнессет!»), а еще дальше – сторожевые вышки с огоньками. (А наш герой шел по полю. Трава затаилась и всхлипывала совой, но он шел). Тут домики, что на площадке, вдруг зашевелились, и я внезапно очутилась в фильме ужасов: над головой проходила леска, лески расходились лучами, а из домиков выходили огромные псы, позвякивая цепью. Шму ринулся бежать, Рутя падать, но я схватила их обоих, и замерла на месте, так как перед нами возник бело-пепельный дог выше плеча. Я устремила взор на лампочки стражей, но они нас не засекли, и откуда ждать спасения? Дог пытался уткнуться мне в плечо, а я медленно пятилась, уходя из зоны его влияния, и таща детей, крепко прижавши по бокам от себя. Вдруг я поняла, что леска позади, мы выбрались из заколдованного круга. И тогда, в каком-то безумии свободы, я птицей ринулась вниз головой. Но, слава религиозным женщинам, берет на голове меня спас – я повалилась, перекувырнувшись, в центр мягкого куста, все его веточки сломались. Дети озадаченно всматривались, пытаясь постичь, что происходит, и вдруг оба прыгнули мне в руки. Одного поймала, второй вылез из соседнего куста. Но внизу нас ждал забор: высокий с зазубренными и Целый. Впрочем, худяки-дети пролезли в отверстия, и я велела им бежать домой. Тут Шму, остановив Рут, велел мне, опираясь о сосну, лезть. Я отказывалась, а он шаг за шагом руководил, не сомневаясь, строго подбадривая глупую маму. И я смогла. Всю дорогу мы из меня вытаскивали мелкие колючие ветки. А дома Рутя воскликнула: «Мы были в сказке, еще лучше, чем у героя, в страшной и настоящей!». И мы ели жареную картошку.

31 октября 2015.

Няня на вечернее чтение. В Москве я каждый вечер молилась, прося Иерусалим, и иногда он появлялся – серый с жестяными домами – мой город. Это был Нахлаот, район за рынком, но тогда я этого не знала. У меня была открытка Старого города, и я на нее ориентировалась. А однажды был вывернутый дом – окнами внутрь, на лестницу, невероятная сумрачность, и части лиц в маленьких окнах. Проснувшись, два раза омыла руки.

Двадцать лет назад у Ягломов появилась высокая няня-барби Ядвига, бывшая жена торговца наркотиками. Она весело играла с детьми, а Яглом смеялся, что она как Золушка, но героев выбирает из низкопробных боевиков. Ягломы жили в Нахлаоте за рынком, и бродя вокруг, я каждый раз у них оказывалась. И вот, походив с маленьким Шмуликом по рынку, уже сворачиваем на Яркон, как тут машина сбивает кошку. Я резко поворачиваю Шму в другую сторону, и тут же вспоминаю, что ягломовские девочки сегодня у Ядвиги, и даже возник ее адрес. Это где-то рядом, и я тащу туда Шму, преодолевая ямы и помойки, и высматривая номера домов. Вдруг Шму вцепляется в меня, не дает ступить. Смотрю под ноги: огромная лужа крови и капельницы пакет, на тротуаре полицейская машина, мелькает, или это кажется, в решетчатом окне лицо Ядвиги. И кто-то уносится, или это раньше, когда мы только подходили? Я открываю дверь подъезда, и вдруг мой сон кидается навстречу. Я обнимаю его, успокаиваю, и рассматриваю лица: туалеты окнами выходят на лестницу, жильцы припали к амбразурам… Иду наверх, а Шмулик тянет вниз. Вдруг слышу: «Хорошо, хоть девочек забрать успели». И мы бежим по Иерусалиму от страшного дома к Ягломам. Дохлая кошка все еще на дороге. Но мы входим в дом и узнаем, что бывший муж защищал Ядвигу, и его ранили в живот, но он успел выскочить на улицу и заорать. (Потом узнали – он выжил). А дети играли, а я, как приходящая няня, читала им сказку перед сном.

9 ноября 2015 г.

#автобусы

Укротители автобусов. С банкой-флягой для джина я залезаю в машину, и муж везет меня к тель-авивскому автобусу. По дороге девушка на ветру читает молитву «минха», муж не останавливается, а я считаю, что всех надо подбирать, мы спорим, я в гневе вылезаю из машины, и принимаюсь ловить тремп (попутку). Проходит минут пятьдесят и никто не остановился. Вдруг автобус, наш редкий гость. Он пытается удрать, лишь благодаря солдату открывает дверь, ругается и, передразнивая мой русский акцент, швыряет сдачу. Чтобы не зареветь, обращаюсь к девушке (той самой), прервала ли бы она молитву, чтоб влезть в попутку? «Нет, конечно», – радостно отвечает она, и мы начинаем обсуждать флягу, подарок, который я везу. Я говорю, что еду к Хони на свадьбу – подарок успеть вручить, и интересно, когда последний автобус? И вдруг водила вмешивается: «Я приезжаю и тут же разворачиваюсь, это и есть последний, а ты что – на свадьбу для подарка, а не пожрать?». Я молчу, и тут он обращается к пассажирам: «А что если мы пропустим два города из маршрута, и сразу на скоростную в Тель-Авив, полчаса ей выиграем: она на свадьбу, подарок дарить?!». И все соглашаются, и мы мчимся, как стая птиц, и дальше я бегу по мановению руки водителя: все время наискосок, и успеваю выпить бокал вина и обнять Сару-Хасю, Хонину сестру – всего пять минут. А это и есть моя старая молитва. Из-за моего сына-аутиста, который не умеет сам засыпать, я прошу Бога помочь мне очутиться на веселых праздниках. Пять минут, мне больше не надо. А ночью мне снятся огромные елки, под ними наш автобус, и мы под лопухами собираем каких-то заблудившихся людей.

22 ноября 2015 г.

#Бейт-Арье

Титаник. С Даником хорошо подслушивать: ходишь по синагоге кругами, жуешь печеньки, и как будто тебя нет.

Это было год, а может и два, назад. Джоу хватает рава за плечо, и трагически: «Вы дали мне броху (благословение), а «Титаник» прогорает!». Титаник – полукруглое кафе на въезде в Бейт-Арье, к тому же, единственное. «Я и шницели детям удешевил, и шипучку». Рав, сурово: «А как ты назвал свое дело? Каким-то иностранным словом!». «Но рабби, это фильм с Ди Каприо, очень известный!». Рав: «А кто этот твой Дикаприо, мафиозо итальянский? И вообще, это какой-то корабль нееврейский, полный всякого разврата! Верно? Подумать страшно! А дети идут после школы на шницели!». Джоу: «Но, рабби, это такой фильм, там страшная буря, Титаник разламывается! А Ди Каприо выбегает на палубу, и он не один… Он…». Тут, видимо, поняв, что рав совсем не в теме: «Он держит… книгу Рамбама, и он… начинает углубляться в «Мишне Тора»! Корабль разламывается, а он стоит и учит…». Рав, изумленный, бережно обнимает Джоу: «Не плачь о кафе, не для тебя это. Продай, не завышая цену, и поплывет наш Титаник, как в прежние времена!».

24 ноября 2015 г.

#«путь домой»

Теракт. Вчера утром в Иерусалиме нет трамвая, и народ вереницей по рельсам и рядом бредет так покорно и упрямо. В этом зрелище для меня открывается древняя память. По дороге в разных местах сидят и дрожат несколько пожилых свидетелей теракта, а медбратья их поят водичкой. К одной женщине подбегают корреспонденты с причиндалами, и она им, запинаясь: «Мы древний народ», и показывает рукой в сторону крошечной демонстрации, в которой пляшет хабадник, размахивая бархатным флагом с короной. На обратном пути проезжаем мои любимые горы – лиловые и белые пласты наискосок, как крутящаяся юла и, о ужас, опять теракт. Три «скорые помощи» уже на месте, и там, через дорогу, что-то, чего не должно быть, и все новые машины останавливаются. А я, заведенная игрушка, пою Данику про растяпу, что в кофе мешает лук и корицу. Проехали. Даниэль берет меня за щеку, смотрит в глаза.

25 ноября 2015 г.

Место, где сползают одеяла. Проплывают верхушки деревьев, там на прищепках между домами застряли перины и ночные рубашки прошлого века из местечек. Короче, улица Бар- Илан. Я протиснулась вверх по ступенькам в лавку с идишским названием и множеством чулок серых и коричневых оттенков и длинных носков. Впялилась в фотку на стене: владелец в юности и без картуза обнимается со львом. «А, это я в Кении подружился со львом!» – он сразу обрадовался мне, как лучшему другу. Я искала кожаный ремень, и он тут же достал за десять шекелей (невероятно дешевый!). Но дома выяснилось, что и на Даника этот ремень не лезет. Муж, мрачно: «Я большой мужчина, а не крошка от пирога». Я отправилась (через месяц) исправлять содеянное. «Мой муж очень большой мужчина». «Н-да…», – грустно ответил продавец. Мимо проплыл йешиботник, огромный, как бочка. Я задумалась, но продавец уже скатал новый ремень, запихнул в черный, без картинки, пакетик. А дома муж обернул себя два раза этим ремнем. На следующей неделе пойду снова менять.

1 декабря 2015 г.

Парк. Даниэль вдруг меняет ритм и направление, я иду от него на расстоянии, не мешая быть немного одному, и самостоятельно решать, впускать меня в свой мир или нет. Он чувствует, что куст загородил его, и там две дороги, я не могу знать, какую он выбрал. Он исчез, но я слышу странное шлепанье. Я учусь по звуку определять, где он. Иногда, когда мокрые листья, звук сильнее, я угадываю. Бегу. Вот его силуэт в темноте, он лавирует между кустами, но как-то медленно. Длинная шея, голова напряжено стремится вверх, касаясь макушкой веток – это его игра. И вот он весь. Чем-то шуршит по листьям. Вдруг понимаю – слабая резинка, с него упали штаны, он этого не заметил. Мой милый аутист, ты умеешь прятаться, как сыщик, а обычных вещей совсем-совсем не видишь.

6 декабря 2015 г.

#Люди – судьбы #Кция

Кция, Мишина бабушка, встречала нас в Израиле в 1988-ом, с огромным медведем и стихами на идиш. Она родилась в Вильно, в двадцать два переехала с семьей в Берлин, так как ее отец издавал журнал на иврите, а в Вильно его запретили. Занималась биологией и ботаникой и, веря свято в коммунизм, в тридцать два уехала в Россию. Чудом уцелела, мечтала об Израиле и, наконец, очутилась тут в 1972-ом, после двух лет отказа, а дочь с мужем в том же отказе просидели до 88-ого. Но зато ее внук успел заняться в Москве ивритом, там-то мы и познакомились, и устроили хупу (свадьбу). Кция в свои девяносто четыре, читая мне стихи перед Ханукой, задумавшись, приоткрывала покрывало: «Вообще-то, большинство наших родственников умерли в Хануку, но это не повод пугаться, и не радоваться прекрасным свечам». Она умерла в четвертую свечу. Я не плакала, а стояла и думала о ней, но тут маленький Даниэль вдруг, схватив вязаного слона, с силой запустил, и ханукия – волшебный лес – разлетелась на брызги деревьев и птиц, а подсвечники покатились, как в боулинге шары, и слезы пришли.

7 декабря 2015 г.

Поедатель растений. Как я сердита на Даника! Сегодня вернулся из школы с твердым намерением перепробовать все ростки, все ветки и колючки в саду. Каждый раз, делая круг, возвращается с чем-то невообразимым во рту. Олеандр вырубили, когда он был совсем маленький, черные каллы вырываю, но они прячутся в траве, лимонные листья представляются доброжелательными соседями. Он, как многие аутисты, хорошо различает только сильные вкусы. А сегодня решил все выросшее после дождя испытать на себе, не успеваю за ним. Вдруг в комнате с увлечением грызет книгу. Книга без обложки. Отнимаю, гляжу: «Справочник растений». Он, уловив мое недоумение, назидательно кивает, тут же пытаясь утянуть из помойки шкурку авокадо.

13 декабря 2015 г.

Я собирала теплоту. Письмо Г. Даниэлю два года, ты звонишь маме и объясняешь, что он совсем не в порядке, мама на тебя дико кричит. Ты и сейчас не понимаешь, почему я, если все видела, не пыталась рассказать маме и Мише. А я собирала теплоту. Я видела, что мы приближаемся к ледниковому периоду, и он неизбежно наступит. Да, он оказался намного тяжелее. Когда ребенок страдает и мечется в обсессии, а муж закутался в отчаяние, то надо дожить до завтра, и протянуть еще час, и суметь петь, так как это – то, что связывает нас с Даниэлем как-то, хоть нитка хилая, и рвется постоянно.

И вот тогда, глядя, какие они счастливые в неведении, я набирала радость и теплоту в сундуки, и крепко их запирала. Меня этому научили еще бабушка с дедушкой своими шагами шаркающими, и историями, и тем, что не мешали мне играть, и даже обрывать цветы из вазы. А мама крутилась с маленьким Даником на карусели, и он ей в такт кивал. Она играла ему несколько аккордов на пианино. Когда был приступ обсессии, все, выученное с невероятным трудом, слипалось комками и укатывалось из памяти, а эти аккорды сохранились, и Даниэль лукаво улыбается, как только я их заиграю. Новый учитель высказался: «Я думал, Даниэль овощ, а это такой мальчишка, да еще с чувством юмора, как это возможно?! Учу его язык». Конечно, издалека не разглядишь, но это – то, что я собирала тогда.

15 декабря 2015 г.

#Люди – судьбы (Дина Я.)

Случайная книга. Когда я учила талмуд у рава Стриковского двадцать лет назад, он как-то заметил: «Я ученик Гилеля (своей долготерпимостью прославившегося), но когда ученики появляются через час или два после учителя, это чересчур». Я решила не забегать в магазинчики перед уроком и мчаться прямо к цели. Тогда я экономила на автобусе, и полчаса бежала напрямик по улице Яффо.

И вот, уложив дурное начало в дальний ящик и камнем придавив, бегу, не глядя по сторонам, так целенаправленно, и хоп – светофор. Я смотрю в ожидании зеленого и примечаю – новый магазин «Стемацкий». Книги. Дурное начало, он же йецер, выпрыгивает, играя на дудочке и на цимбалах, и уж готов в пляс, но я ему строго: «Хорошо, я зайду, но на пять минут, точно на пять». И вот в магазине я вижу нераспакованную коробку, наискосок – уцененные. Шквалом их ворошу и выбрасываю, ухватив на четвертой минуте «Женщины-художницы в Русском новом времени». На хвосте пятой распахиваю дверь магазина. Весь урок я сижу у окна – такие толстые рамы, так приятно листать, задевая за них страницей. Вскакиваю и лечу, боясь опоздать, на последний, единственный автобус. Потом мы месяц болеем, и когда возвращаюсь на урок, на окне записка А. Дело в том, что сестра Дины Яблонской – искусствовед, выпустила книгу в Англии, и вскоре умерла. Дина пыталась эту книгу заказать, но она разошлась. Пыталась связаться с покупателями, предлагая им немалые деньги, но все срывалось; и вот, в обшарпанной конторе в Маханаим, где-то в центре Иерусалима, где она вела урок гиюра (переход в иудаизм), однажды с подоконника ей усмехнулась эта книга. На вопрос «Чья?», был ответ: «Ничья», так как вечером там совсем другая публика. Но религиозный еврей знает, что так не бывает, конечно, у йецера свои отговорки. И все-таки книга меня дождалась. Я не продала ее за сто долларов, как предложила Дина (сама я купила ее за пятнадцать шекелей), просто месяц рассматривала и потом подарила. С Диной мы тут же подружились, а когда через пять лет Дина умерла, я, зайдя в букинистический, вдруг вытащила с полки эту книгу.

23 декабря 2015 г.

#Работа – художник

Акварель из-под скатерти. Часто новые дети очень радостно и открыто реагируют. А через пару раз вдруг не приходят и все. Иногда это мамы – они с недоумением смотрят на всякий нелокальный цвет. Дети быстро отчаиваются, они привычны к похвалам. Но когда мне было шесть, и мама меня отвела по совету Риты Позняк к какому-то живописцу в студию, я нарисовала петуха-павлина на золотом фоне и тонущий веселый корабль на белом, оба – гуашь и акварель. Дядька-художник радостно хвалил, какие-то дети, отвлекшись от больших досок, хмыкали и утыкались снова в свое. Но я твердо решила не ходить. Дома ждали акварелька пересохшая и карандаши. А это было слишком непонятно, и как на сцене, а мне хотелось спрятаться и подглядывать, как у бабушки с дедушкой под круглым столом со свисающей скатертью. Потом у мамы был конкурс на работе – всем выдали по три карандаша, я сразу возликовала, и капли дождя стали медленно заполнять лист. Взяла второй листок и, смеясь, нарисовала какое-то куриное семейство со странностями. За куриц получила первый приз, а мама радовалась моему дождю.

29 декабря 2015 г. ·

Ханука и Новый год. Когда мы были в отказе (нас много лет мурыжили, не выпускали в Израиль), то и письма из Израиля к нам не доходили, их перехватывали, все проваливалось в кроличью нору. Но мне не удавалось туда нырнуть, только иногда хлопья снега, похожие на открытки, вечером на воротник садились, или летели дальше в темноте, или во сне. И вот, в Хануку, в год свирепств Андропова, когда люди один за другим оказывались в тюрьмах, а письма – это ерунда, и неважно, где они оказывались, они просто исчезли как категория, на полу в подъезде я увидела открытку на иврите – поздравление с Ханукой и пожелание «держаться». Кто это, и почему в слякоти у двери? Но открытка была нам. Они просто перепутали квартиру, вместо номера пять написали шесть, неровный почерк – и она обошла цензуру, и подмигнула ханукальным чудом. Чудо Есть! И тут произошла еще одна встреча-перевертыш. Я вспомнила, как с плачем неслась бегом, когда мы жили на Девятой парковой, мне было семь, и коварная бабулька-соседка, на мое признание, что Дед Мороз меня слышит, когда я подхожу к окну и шепотом загадываю желание, а больше никто не слышит, хихикнула. И я внезапно поняла, что мама, пока я шепчу, обнимает меня за плечи, и значит – нет Деда Мороза, и чуда нет, и снег пустой и гадкий. В тот вечер Хануки бабулька провалилась в снег и растворилась.

2016

1 января 2016 г.

Кораблик. Когда Данику исполнилось три, мы начали бегать по врачам. За два дня до Нового года попали к профессору Г., видной светиле. Миша, как всегда в шутливой манере: «Когда этот разбойник начнет говорить? Он так внимательно смотрит, уж не математик ли?». Гросс бодро заявила, что голову нам морочить не собирается – у Даниэля тяжелое слабоумие, и ни разговаривать, ни понимать он не будет и, скорее всего, еще и другие проблемы, и никаких пустых надежд.

Миша до того верил нашей старушке – доктору Рахель, она обожала Даниэля, и считала, что в нем есть что-то необыкновенное, но никак не может проявиться. А тут… Внезапно Миша обнял Даника и стал с ним прощаться. Я пыталась понять, что происходит. «Мне надо побродить», – и он выбежал за дверь и куда-то исчез. Вечером наступал миллениум, а я, что давным-давно не праздновала Новый год (с двенадцати лет в СССР, когда обнаружила, что есть еврейские праздники), вдруг затосковала по каким-то ёлочным игрушкам. А вечером появились родители. Они ничего не спрашивали, а привезли квашеную капусту, пироги, вино и мелких подарочков для детей. И тут я как-то опять прониклась Новым годом.

На другой день Миша вернулся, притащив несметное множество пакетов, набитых снедью. Шму и Шу развеселились, но Миша их не замечал, он бегал за Даниэлем по дому, подкармливал его всякими вкусностями и пел ему «Кораблик».

3 января 2016 г.

Туалет. Даниэлю три с половиной, мне говорят, что научить его ходить в туалет невозможно. И чем он старше, тем это кажется более невероятным, он как тайфун, организм работает подобно летящей карусели, и писает каждые 15 минут. Сейчас ему 19, и он невероятно гордится, что ходит в туалет, хотя это все еще очень сложный вопрос, но мы продвигаемся, семьдесят-восемьдесят процентов удач. Но бывает, его взгляд – он общается взглядами, а я должна их различать – на прогулке вдруг лукавый и подарочный: «Ты не знаешь, какой я тебе заготовил подарок!!!». Именно три восклицательных знака, а не два – и точно не один. Я вдруг путаюсь – обнимаю, треплю за нос, пою и щелкаю языком (в знак общей радости!!!), и только когда лицо Даниэля выражает глубокую печаль, до меня срочно доходит. Но он, вздохнув, уже смотрит снисходительно и мило (так я его прощаю и смотрю, когда он уронит хорошую пиалку, или наступит на свежую картину), и уже журчит ручей, и надо домой спешить переодеть.

А недавно я сделала выставку с портретами детей из школы, не реал, а образы, и с унитазами и просто рисунки на тему. Они у меня в таких деревяшках, и в лестницах, ведущих в замок, а на крыше или балконе, или дереве – унитаз (их сделала моя подруга-керамист). Как важно растабуировать эту тему «туалетную».

5 января 2016 г.

Лекарство. Настроение – так себе. Бурбусик-Даниэль вчера двигался с трудом, иногда лекарство вдруг дает сильный побочный эффект. Надо снимать, но при лекарстве он и спит терпимо, и радуется жизни, изучая мир. А без него – мрачность и обсессии. Помимо жизни внутри банки, наполненной страданием, они плохи и опасны попыткой вырваться наружу – или наесться листьев, красок и другой гадости, или убегать, или смотреть: «Мама, немедленно спаси!». Есть второе лекарство, посмотрим.

15 января 2016 г.

Бассейн. Серия 1. Бумажки в носках. Когда я оказываюсь в бассейне, из носков и ботинок вываливаются маленькие кусочки книг, картинок, включая яркие кусочки наклеек от чая и всего, что Даник за ночь настрижет-нарвет, и что меня наполняет. Пожилые гордые дамы (это университетский бассейн), без одежды, но в шапочках, и одна еще в очках, обсуждали какие-то функции, выделяя особенность «Ласточкин хвост». За их спинами солдатка вешала форму на крючок – девушка точных майоливских форм, с черными волосами во всю спину. Дамы смотрят с изумлением и укором, а я пытаюсь прочесть эти загадочные послания, прежде чем собрать и выкинуть, преодолевая страстное желание бежать, или сделать вид, что я ни при чем. А ночью долго укладываю на лист своих героев. С тех пор у меня появилось много зарисовок и картин бассейна – это поистине волнующая тема.

19 января 2016 г.

#Люди – судьбы. (Фима Г.)

Ханука в Бней-Браке. Это случилось, когда математик Фима Г. пригласил нас к себе, не побоявшись маленького Даниэля, устроителя большого хаоса. Мы почти ни к кому не ходили, так как Даник в ужасе метался и все хватал, или в рот, или бросал, но до того мы вместе были в отеле Мертвого моря (последний наш отель). Там был математический ужин, Даниэль немного осмотрелся в столовой, и начал бросать вилки на пол, прислушиваясь к звуку «дзынь». Подбежавший официант замахал салфеткой, я сказала: «Это особый ребенок». «Это вы особые», – съязвил он, и Миша в ужасе бросился вон, повторяя: «Нам нельзя с людьми!». А Фима Г, видя, что я плачу, подсел на краешек стола и запел «Ойфн припечек». Так он сидел, играл вилками с Даниэлем, и пел на идиш.

Сам Фима случайно оказался в Бней-Браке, безумно религиозном районе, дешевом и близком к Тель-Авиву. Соседи присоветовали перед отъездом на конференцию пойти получить благословение от рава Каневского. Фима, ради шутки, пошел. Рав сидел, спал и не слушал. «А вот, еще у жены грипп», – улыбнулся Фима. И тут рав взял его за руку: «Наконец ты заговорил. Отменяй билет, ты остаешься, и я все время с тобой… знай». Несколько испугавшись, сделали анализы. Они были нормальными. Но Фима пришел к раву сказать, что тот его напугал. «Езжайте в больницу, я за вас всю ночь молюсь». И они, на всякий случай, поехали. И тут оказалось – менингит. Все перевернулось, врачи сказали, что случай очень тяжелый, а рав повеселел, и сказал: «Двигаемся правильно». «И ты знаешь, она совсем поправилась и даже родила!», – тряся бородой и подкидывая ложки, досказывал историю Фима. И тогда он, надевши шляпу, начал учить Талмуд. В университете ученики шарахались от него, как от бешеного таракана, писали доносы, что педагог туп и необразован, а раньше приезжали из других городов на лекции. Но Фима не растерялся – взял спецкурсы, а там другой уровень студентов.

В тот вечер в Хануку в Бней-Браке был теракт, гудели сирены, мы искали Фимин дом, а потом Фима с детьми танцевал гуськом мимо ханукии. Даниэль ухватывал печенья и суетился, но в меру, а мы немного расслабились.

29 января 2016 г.

#Работа – художник

Ничего не упускать. Когда мне было пять, я медленно брела за мамой и художницей Машей Годяевой, подслушивая что-то чрезвычайно важное. «Вот Машка, маленькая, с таким увлечением все рассматривает, рисует, а вырастет и ничего помнить не будет».

Я с ужасом оглянулась назад: глубже трех лет – несколько маленьких туманов и черный мячик с полоской катится по наклонному полу, дощато-бревенчатому, и вспышки молний и открытая, не успели закрыть, дверь. Где? Почему? Я побежала к своим картинкам, нашла самую старую и потертую (три года) – медведь в малиннике. Когда-то мама ее повесила на шкаф, совсем блеклая. Перерисовала срочно, проверила всю прогулку, включая неровный люк с двумя буквами, и трещина от него как складка на юбке. Решила ничего не упускать впредь.

29 января 2016 г.

Зачем красят ствол. На Ту би-Шват (Новый год деревьев), двадцать восемь лет назад мы, наконец, оказались в Израиле.

Позавчера, накинув сюртук на пижамную кофту, вылетела вслед упархивающему автобусу и, да, успела! Недоумевая, куда, вдоль сизого неба, зеленых ярких холмов и еще более похожих на гигантские зубы камней, учиться про Ту би-Шват в Иерусалиме. Удалось встретиться, включить полуоглохший комп. Звук то исчезал, то скрипуче вопил, но я, как известный в народе кудесник, положила ботинок на провод с наушником, и заработало. «Человек – полевое дерево. Если дерево болеет, красят красным ствол». «Ясно, – бодрый ученик, воплю я, – от жуков освободить!». «Не верно. Мудрецы говорят, всякий прохожий, увидев покрашенное дерево, посочувствует в сердце и помолится, как за больного».

И тут одна давняя история из жизни в Гиватаиме слетает мне на плечи. Вечером я прячусь от тоски и убегаю от детей в маленький парк Корчака. Там есть одно засохшее дерево, что как-то на меня похоже – у всех сердечкообразные листья, а это красивое, пустое. Достаю краски и почти на ощупь рисую его, кисть – метла, бумага – промокашка, но свет и темень точны, а цвета – красный, синий, зеленый – меняются местами. Пусть. Все! И поймавши музыку, возвращаюсь домой. Через неделю иду – дерево ожило.

1 февраля 2016 г.

Бассейн. Серия 2. Утка в бассейне. Сегодня в тель-авивском бассейне огромная зеленая утка заглянула через открытую дверь. Обычно Тель-Авиву свойственны вороны, чайки, но не утки. Утром в 7.30 было жутко холодно, и пар причудливой формы играл с низкими лучами и брызгами. Только движения воды и пара, и исчезающие люди в мощных воронках света. Старая худая женщина в коричневом халате улыбается навстречу закорюкам света, и сбросив халат, походкой балерины спешит к краю бассейна. Она без одежды. Она украдкой улыбается изумленному мужчине, и вдруг, поняв, уходит тревожно, подхватив халат. Я много вижу раздевающихся аутистов и привыкла помогать, но тут вначале растерялась. Выскакиваю за ней следом. Она снова появляется в халате, с загадочным взглядом. «Вам помочь?». Она приоткрывает халат, под ним купальник, и, тихо поблагодарив: «Не надо», спускается в воду. Утка шлепает в раздевалку.

4 февраля 2016 г.

#Люди – судьбы. (Дина Я.)

 Кусок пирога с кремом. 1991-й. Я еду на автобусе в запустелый (все кусты не политы, все газетами заросло) район Неве Яаков. Зато пустыня до Мертвого моря играет тенями облаков. Одна остановка до дома, до конечной. Пожилой человек в шляпе дорогу не может перейти. Какой-то мамкинский инстинкт меня к нему бросает, отодвигая неотложных дел и спешений поток. Он с удивлением смотрит, как я подвожу его к переходу, и вдруг: «Мне просто тяжело на душе! Вашу улицу без машин я сам перейду, если захочу», – высвобождая от моей руки плечо. И оглядев меня, с доверием: «У меня умирает жена, а я не понимаю, что говорит врач». Я тут же нанимаюсь в провожатые, велю маме пасти до вечера маленьких Шму и Шу. А мы пьем с ним и его чудесной женой Меудой, великим искусствоведом, зеленый крепкий чай, напротив, в доме ее сестры. Впрочем, сестры нет, и по рассказам, она совсем полоумная. «Оставила интересную работу в Москве, жениха в Париже, и устремилась в киббуц на Голанских высотах, еще в 73-ем. Их все время обстреливали, а она выращивала – окучивала яблони, борясь с гадюками. Потом у нее появился другой жених, и вскоре погиб, у нее половина друзей погибла, а она писала счастливые письма, и не говорила, что заболела раком. Врачи оставили ей месяц жизни, а она сменила имя на Дина, решила последний месяц только заниматься Торой с любимыми раввинами. Там, в киббуце Кешет, где персидские евреи умеют не кричать на детей. Для нее это высшая благодать». Они оба засмеялись. «Через месяц она пришла к врачу, метастазы исчезли, она пошла на курсы маляров и опять счастлива. И вот живет в этом захудалом Неве Яакове». Внезапно они замолкли, и мне передалась их тоскливость, их чуждость, их отлученность. «Почему?». Она не переводит им слова врачей, они тоскуют по дому, вчера их, правда, пригласили в Иерусалимский музей, в запасники, замечательные коллекции. «Возьмите меня!», – «Но мы вчера еще не познакомились». И мы вместе засмеялись, вздохнули и поехали в больницу. После сновиденческого блуждания по неимоверно длинным коридорам, в серо-белом свете высокий тающий силуэт, доктор Катани – их врач. Он все сказал, оставаться не было смысла, они просто вздохнули и обняли меня. Они хотели взять меня в кафе, но все мы очень устали. «Мы так рады, что можно услышать правду, ты увидишь мои картины и поймешь». Он художник. Они улыбались так радостно… А потом я купила седьмой номер «Панорамы искусства», и наткнулась на его картины – Москва шестидесятых, желтый свет от полукруга булочной у метро, как точно!

Мне шесть лет, мы с мамой шли после получки от метро Щелковская и покупали кусок пирога с кремом.

14 февраля 2016 г.

Фонарик над выходом. После Шаббата Даниэль проснулся в одиннадцать и несколько часов не спал.

Он изменился за последние пять лет. Раньше, когда в душе была смута, я тихо напевала. Мы спим в одной комнате – то Даниэль у себя, на кровати, то на матрасе, то рядом со мной. И вот, сердясь, он ложился рядом, но очень больно – то на пятку мне наступит, то в бок локтем, то шею рукой придавит. А мне говорили: «Это не нарочно», и я не верила, так как у раздражения всегда точный слог. Но вот что-то тихонько меняется. И Даниэль сурово нависает, и «прыг» – перекатывается к стенке, даже не задев, или кладет руку на горло, не мешая дышать, но хмурясь сильно.

И еще о бумажках: «Как вы с ними боретесь?», – спросили в школе. Никак! Это самое важное. Вот, были новые гости, и я знаю – несколько часов он не будет спать ночью, и будет рвать книги на бумажки. И замечательно, это выход, это внутренний путь, дорожка к месту, где крутящиеся весы-качели успокаивают бег. И главное, что мы с Даниэлем знаем – только он может выпутываться и находить дверь, я же свечу фонариком и все. Сегодня ночью, посмотрев на меня, порвал толстые книги-картонки.

15 февраля 2016 г.

#бабушка Хана

Бабушка Хана. Сегодня первое адара. Этот год «беременный» – в нем два месяца адар, и ровно в такой год, первого адара, умерла моя бабушка Хана.

Бабушка маленькая и очень смелая и с сильным чувством справедливости. Во время войны она крох-дочек отправила со стариками в эвакуацию, а сама осталась в Москве, тушить бомбы-зажигалки на крышах.

Когда я родилась, она уже очень болела, но всегда нас собирала на праздники, дни рождения. А мне (я часто у них болела) читала всякие книги: Швейцера, Ходжу Насреддина, Винни Пуха.

Как-то сидя на столе с прекрасной скатертью – бегущие журавли, у них длинные малиновые ноги, и венчики и клювы – я вдруг поняла, что гвоздики в вазе имеют другой малиновый оттенок. Срывая лепестки и глядя на их полет – упадет ли красное на красное, краем глаза – бабушка, ее улыбка, доверие с удивлением. Я даже не заметила тетю Н., она схватила меня с силой со стола и, болтая в воздухе, возмущалась: «Машка обнаглела, некому ей витамина ж всыпать, Хана дряхлая, разве что-то может». Я дико орала, а бабушка, освободив меня, не накинулась на тетю Н., а только сказала мне: «Помни, Н. – хороший человек». Позже, после очередного моего возмущения бестактным поступком Н, бабушка рассказала, что в 35-ом у нее замучили отца, а она о нем узнала только перед получением паспорта, и эта несправедливость в ней с тех пор кипит. А меня бабушка от ненависти спасла.

Мои бабушка Хана и дедушка Иосиф были большими гуманистами. На днях рождения дедушка пел песни на десяти языках, дабы мы не испытывали пренебрежения к разным народам. Себя они называли: коммунисты-гуманисты. Как сегодня это смешно звучит. Когда-то у дедушки была полосатая мандолина, но я ее не застала.

А бабушка была из Бердичева, но все хасидское стерлось в песок, по странствиям и под убеждениями.

Бабушка в детстве выучила русский сама, и прочтя множество книг, начала говорить, когда смогла цитировать стихи без ошибок и акцента. Это спасло ей жизнь: как-то она, совсем юная, ехала в поезде. Зашли красноармейцы, и увидав ее, маленького роста, черноглазую, воскликнули: «А вот и жидовочка! Ну, прощайся с жизнью!». Хана влезла на коробку и начала декламировать стихи, начиная с Горького «Человек – это звучит гордо!». И не останавливалась, пока поезд не приблизился к ее станции (она ехала работать агрономом, после окончания Тимирязевской). Тут один из мужиков воскликнул: «Послушай, мы тебя проводим, такие времена, опасно девушке одной!». Но Хане удалось отвязаться и смело пойти в ночь под завывание волков.

Вот под такие истории я росла. Ну, и капельки смелости в себе собирала, как могла. Моя бабушка – мужественная, и главное, с нами очень внимательная, никогда не давила. И очень аккуратная, а дедушка ужасно растрепушный. И она только всплеснет руками: «Йосиф, как ты мог так одеться», – без насмешки. У нее я училась так принимать все странное и искать точки души. Может, это основа для наших с Даниэлем дорожек, по которым скачем.

Еще бабушка была убежденная коммунистка, но иногда в проговорках проскальзывал Бердичев с такими радостными хасидами! Как-то раз, со мной: «Машенька, ты можешь жениться, на любом: армянине, русском, немце, но только помни, не на миснагиде». «Бабушка, миснагдим (противники хасидизма) только в книжках остались». «Не на миснагиде! У них один только ум, разве видели они настоящую радость, разве видели они ребе, как он плясал со своими хасидами?! А я стояла на балконе, и все-все видела».

Но она только Россию видела своей страной, так что к Израилю любовь я из ее рассказов добыть никак не могла. Я сама, просто услышала в пять лет слово «Израиль» – и вся туда потянулась, без всяких знаний.

5 марта 2016 г.

#Шу

Школа «Рэут». Так получилось, что в одно и тоже время моя дочка Шуламит и сын Даниэль – аутист, учились в разных школах с названием «Рэут» – дружба.

Шуля училась в такой особенной школе (религиозно-познавательно-доброй), где дети с проблемами или большими способностями что-то вместе познавали. Это такой подарок небес, за маленькое доброе дело – у меня была карточка на автобус, а у женщины не было денег. Я пробила два раза дырки и вынужденно с ней тащилась, а вдруг ее оштрафуют, если я выйду. На ее остановке была странная школа, я туда заглянула – там дети с директором хороводом куда-то весело неслись, другие раскрашивали холл. Вот школа любви, дух близок к моей вечерней, и я решила срочно перевести туда Шулю, пусть живет в Иерусалиме у бабушки с дедушкой, может, это самое правильное. А мы в Бейт-Арье с трудом справлялись с маленьким Даниэлем – Шуля главный помощник, но тут я подумала, что мы все измучились, и Шулька больше нас страдает, и праздничная или просто радостная жизнь ей необходима. Вначале ее за стандартные ответы не хотели принять, но я взяла ее рисунки – тени и звери – и Габи, похожий на Симпсона учитель истории, потом они ужасно подружились, в восторге ими затряс и обломил стол. Так Шуляндрию приняли, и она учила философию во дворе под огромной пальмой, так как Ноам, ее учитель, понял, что в классе Шуля расползается и улетает в окно к деревьям. Но во мне остался страх звонков. «Вам звонят из школы Рэут», у меня падает сердце, неужели Даниэлю так плохо (у нас был договор, если учителя Даника не справляются, или он очень страдает, сразу звонят, и я к ним несусь).

8 марта 2016 г.

#школа

Красный день женщин. Буквы и цифры мне давались с большим трудом, но я их пылко любила. Особенно буквы, а из цифр – два и восемь, за их изворотливость и хитрый нрав. «Ребенок должен иметь секреты и учить этому младшего брата или сестру» – вот первая радостная заповедь тех годов, и мои друзья цифры-закорючки ее одобрили, и по секрету у бабушки стащили наливку, и мы с ними выпили. И тут нагрянул страшный праздник – 8 марта. Он нагрянул вместе с училкой-антисемиткой, впрочем, она невзлюбила всех «черненьких», и бывало, вызовет такого мальчика, покажет указкой на голову Ленина и начнет в ней чертить множество извилин, а потом стукнет мальчика по голове указкой и скажет бравым тоном: «А тут и на одну извилину места нет!». И загогочет класс. И я сообразить пытаюсь, что ужасней, когда вот так перед всем классом, или иногда мне на переменке: «Брагинская, жаль вас Гитлер не уничтожил». И вот она велела пузатую ровную восьмерку вырезать – без шеи, из двух бочонков. Мама вырезала, проведя кружки по циркулю, я была неловка и неточна. И я получила четверку с минусом, самую высокую свою оценку, но была к ней равнодушна, так как мои цифры на праздник круглых восьмерок не ходили.

11 марта 2016 г.

Майны. Думаю о майнах, это такие скворцы-разбойники. Всю Нетанию, по сообщению очевидцев, заполонили, вытесняя прочих птиц. В прошлом году малиновые горлицы подняли переполох, они выныривали из фиолетовой издарехет, но не летели к себе на чердак, а опустошенно бродили по теннисному столу, слетали в заросшую сорняками песочницу, или прятались за яблоней у шуршащих рядом черепах. Вместо мягкого пуха в их гнезде – в сломанной жалюзи на чердаке – коричневые палки в ряд. Но я отодвинула картину «Грустная Ханука 1985», и продула гнездо захватчиков, – и они улетели. Сегодня новый крик-стенанье, вопили все: колибри, сойки, горлицы, воробьи и мелкие птахи. И вот, с пронзительными царапающим скрипом, эти майны всех вытесняют. И, видя страх и беспомощность моих соседей-птиц, что живут в сломанных жалюзи на чердаке, я бросала в майн камнями – улетели. Интересно, продолжим ли завтра борьбу.

12 марта 2016 г.

#Шу.

Велосипед. Серия 1. Шуля с Уриэлем переехали в Тель-Авив и купили навороченные велосипеды, зеленые и блестящие. У Уриэля этот велосипед сразу украли, так как он пошел работать, и ему не дали его вовнутрь затащить, и привязал его Уриэль возле охранника цепью могучей, и не помогло. И Шуля в фб слезную песнь затянула (на иврите), и откликнулись други и спросили: «А почему ты, Шуламит, не пойдешь на воровской рынок, и не поищешь там». И адрес указали, добавив, что это минхаг – обычай тель-авивский – все пропавшее бегут искать туда, пока чужие не укупят. И Уриэль ринулся на рынок этот, и нашел свой велосипед, и сказал: «Я в полицию звоню». Тут позвонила Шуля (так как полицейские сказали, что заняты очень, «у пожарных дел полно: книжки, шашки, домино»). Но воры не знали, что это Шуля, и согласились быстренько за пятьдесят новых шкалей велосипед возвернуть. И теперь он снова дома.

13 марта 2016 г.

Ича Ленин. Я не помню, как умер Брежнев, мы тогда были в отказе, и был еврейский садик – все мои мысли и старания. Садик, как все самостоятельное, запрещенный, шатающийся от налетов ГБ. И каждый раз собирали камни: себя, детей, помещение – и начинали сначала. А смена и высыхание генсеков шло своим чередом.

А вот смерть Ленина я помню прекрасно! Пришла зареванная из сада: «Мама, сегодня такое случилось! Ича Ленин умер! Ты представляешь, он родился и… умер!». Мама пошла выяснять, нам рассказывали по порядку: в таком году родился, в таком не стало. Большие цифры я не воспринимала, но «родился и умер» меня потрясло – я проплакала весь рассказ, и с тех пор на пару лет он превратился в бедного Ичу, что не удержался на земле.

Позже выяснилось, что у Ичи Ленина была младшая сестра Марья Ульянишна, и – о, радость! – она работала нянечкой в нашем детском саду! Мама всегда приходила последней, всех детей разобрали, уже давно погас свет, я рассматривала желтые квадраты далеких окон. Марья Ульянишна – тихая сестра Ленина, приносила соленый огурчик, я брала горбушку из алюминиевой облупленной миски, а моя мама все опаздывала и бежала в своей прекрасной мохнатой с блестками медными куртке, к саду-пятидневке с кирпичными жирафами по фасаду. А прильнув к стеклу, ее ждали и жевали горбушку Маша с кривыми бантиками и Марья Ульянишна – младшая сестра Ленина (самого главного).

В саду нас в мавзолей не водили, наш класс должен был посетить мавзолей при приеме в октябрята. Я устроила жуткую истерику – я боялась мертвецов. Увидев всего лишь картину «Прощание с Лениным» в музее на Красной Площади, я не могла дышать, даже не запомнила храм Василия Блаженного. Мама пошла к нашей училке, антисемитке и гадине, уговаривать ее как-то меня пощадить. Но училка с презрением ответила, что принимать меня будут в последнюю очередь, с двоечниками, и в классе. Впервые я была ей благодарна. Я была спасена!

15 марта 2016 г.

#Шу.

Велосипед. Серия 2. Вчера сквозь гудки Тель-Авива слышу Шулин плач в трубку: «Мама, у меня украли велосипед». «Как хорошо, наш автобус проскочил раньше полиции!». В это время мы проезжаем аварию – на остановке машина наехала на уличного музыканта, слегка его придавив, он вытаскивает из-под колеса спальник и пюпитр. А Шуламит с Уриэлем отправляются в полицию. Там им читают нотацию, что воровской рынок нельзя разорять. (Прошлый дорогущий велосипед был украден неделю назад, найден на воровском рынке и вызволен за 50 шекелей). Ведь после разорения сердитые воры совсем замучивают жителей Тель-Авива, прямо средь бела дня в окна лезут, а представьте многострадальных стариков, или тетушку Масуду, к примеру, когда она в собственном окне видит вора, да разве ее сердце выдержит?! Но упрямые Шуля и Уриэль сегодня снова на воровском рынке, велосипед под вечер объявился. Шуля, дрожа, пытается бесплатно забрать его у воров, показывая фотографию с приметами. Воры тоже читают Шуле нотацию: «Да кто так привязывает велосипеды в Тель-Авиве, к забору, так, что выдрать – одну минуту, или, курам на смех – к кусту?!». Но Шуля и Уриэль, боясь побоев, выслушивают нахалов, и все же хватают и уносят, счастливые, свой велосипед домой, не заплатив.

17 марта 2016 г.

#автобусы

Шекели на билет. Смешное перед сном. Сегодня дала пять шекелей водителю, чтобы пускал безбилетного. А то у нас автобус раз в три часа, а раньше был три раза в день. Обычно все водители это понимают, и если кто кошелек потерял, или на мороженое половину растратил, добавляют из своих, не оставляют бедолагу. А этот – придира. Как-то заходят люди: у одного не хватает шекеля – я даю, у второго двух – я даю, а тут женщина с ребенком, им двенадцати шекелей не хватает. А у меня только три осталось, я все потратила на книги, там чудесный букинист был, и продавец мне с каждой книгой увеличивал скидку, а последнюю подарил. И вот водитель этот женщине с сыном говорит: «Я мимо твоего дома поеду, на минутку остановлюсь, а ты мне быстро деньги принесешь». И тут она начинает сумку кусать за ручку. Надо заметить, живем мы в поселении, и раньше автобусы останавливали не на остановках, а каждому у его дома, а то люди с огромными рюкзаками из города тащатся. А я в пустой сумке шарю, и вдруг из книжки пять шекелей выкатывается, и Бог мою молитву услышал. И люди, видя мою радость, по шекелю скидываются – вот и долг покрыт. Но она удрученно кусает свою сумку, и я дарю ей свой рисунок – там мальчик на карусели, похожий на ее сына. И она мне тихо говорит, что сын после операции, и их друзья забыли, не забрали. И мы обсуждаем линии и резкие штрихи в рисунке. В автобусе много доброго люда, но в рисунках они не смыслят, я даже не пытаюсь.

19 марта 2016 г.

#автобусы

Автобус 468. Мой любимый автобус, исчезнувший в небытие из-за стараний компании «Эгед». Бени, коего дети считали лучшим водителем, преподнося ему запеканки на повороте бейт-арьевской горы, куда он с таким трудом взбирался – автобус бронированный от пуль, и потому очень тяжелый, хоть на вид мутно-стекольно-обычный. Когда всем водителям велели носить галстуки, Бени воодушевился, но за этим последовал указ: «Высаживать только на остановках, никого не ждать по пять минут и не подбирать старушек, едущих в Бней-Атарот – автобус дальнего следования, а Бней-Атарот не дотянули семи километров. Штраф – 2000 шекелей». Беню за неделю оштрафовали дважды! Хоть все водители были предупреждены, что за ними следят. Но он не мог усталых людей высаживать не у дома. К тому же, он курд и уважал старость, затаскивал старушкам сумки на колесиках, поил водой и восхищался их мужеством в шестидневную войну, когда граница проходила по их мошаву – старушки-йеменки любили вспоминать былую удаль. Детей, бежавших с последнего урока, он терпеливо ждал на переходе, чтоб те не вздумали ринуться на шоссе, и пока каждый сорванец не выпивал стакан воды, не пускал в салон, приговаривая: «Обезвоженным входа нет». Насчет политики он был самым безумным курдом – голосовал за Ципи Ливни, так как она перед выборами пошла на могилу Бабы Сали, завязавши на лоб платок. «Вот женщина, смирившая гордыню, в платке похожа на гуся, нет страшнее для политика, как выглядеть уродом! А для женщины!». Мы пытались спорить, но он кипятился: «Гордецы-ашкеназы, на могилу праведников не ходят, вот остановлюсь напротив деревни (враждебной), что с вами будет, а? Убьют вас?! Нет, вас не убьют, ведь вчера я был на камне у праведника (на могиле праведников), просил за всех своих пассажиров, и заступятся за вас на Небесах, не сомневайтесь!». Спорить он не умел, ругался и кричал зло, но передо мной тут же извинялся. Друзья перевели его на другой, обыкновенный маршрут, а я перестала рисовать автобусы.

22 марта 2016 г.

#Работа – художник

Выставка «Чертежник пустыни». 28/3/16. Иерусалим, ул. Гилель, 27. Зал «Гармония», 19:00.

Чертежник пустыни: материя как тряпка или плащ, нас защищающий от непогоды, подчеркивая очертания фигуры, где просвечивает характер, более, чем в обнаженном открытии через завернутость, и игра в прятки – обозначение, потеря, нащупывание.

25 марта 2016 г.

#Бейт-Арье

Арабы и китайцы. Пурим 10 лет назад. У нас чинят дом арабы, трое под предводительством нашего друга. Первый плотный как бочонок, в красивой зелено-полосатой рубашке – главный, второй – долговязый, с окладистой бородой, чем-то похожий на Достоевского, только в смуглом варианте, и третий – юный с улыбочкой-бабочкой, неприятный. Вдруг появляются двое новых – укладчики плиток, китайцы. Арабы с презрением их толкают, кофе не дают, а когда я приглашаю голодных китайцев в дом покушать супа или жаркого, негодование арабов переходит в активную форму. Окладистобородый подходит ко мне и доверительно сообщает: «Ты прекрасный человек, заботливо так с ребенком, я тебя прекрасно понимаю. Я из ХАМАСа, такая хорошая религиозная организация, нас учат внимательно к семье относиться. Но как можно чужаков (косится на китайцев несчастных, они опускают головы, быстро и громко хлебая суп), как можно чужаков в дом?». За ним подходит бригадир в зеленой рубашке, тоже несколько слов восхищения мной, и как кнутом, злобно: «Что эти тут делают, они работать не умеют, они не умеют достойно пищу принимать! Да, мы с вами эту землю любим, вы знаете, что это за земля! А эти собаки с хитрыми глазами! Что они пришли, и кто их убьет, тараканов?». Китайцы прятались за меня, когда арабы проходили, хоть и правда клали кафель не в разброс, как я их учила, а все рисунком в одну сторону, на юг. Они продолжали у нас работать, а юный араб забрасывал окурок в траву, когда китаец просил докурить.

30 марта 2016 г.

#Работа – художник

Бусы. Когда мне было пять, я очень любила мамины бусы перебирать в ларце-коробке. И вот, перебирая красные барбариски, черными запятыми-бисеринками разделенные, потянула и они рассыпались, разбежались, в щели паркета ушли – запрятались. Я ревела: «Бедная мама, как она без бус будет?». А мама взяла ножницы и стала резать все нитки бус. «Совсем помешалась от потери красных барбарисок», – горестно думала я, всхлипывая ей в такт. А мама на меня хитро взглянула: «Как мне эти занудные нитки надоели!». Тогда все бусы были одноцветными. Но мы весь вечер придумывали новые, цветные, разнокалиберные, небывалые. А потом я к рисункам стала делать цветовой ряд-бусы. Или наоборот, бусы-имя-рисунок.

2 апреля 2016 г.

День аутиста. Серия 1. Сегодня (или вчера) день аутиста. Мы отмечали по полной. Настал Шаббат – радостно пели. Так как наш милый аутист Даник был неспокойный, тревожно смотрел на свою комнату, дала больше лекарства (так делаю, чтобы избежать клаустрофобии и других страхов). И вдруг взрывная реакция – живот раздулся, как у беременной на седьмом месяце, и голова кивает, как у китайского болванчика. Миша, усталый до предела, просто вдруг уснул. Я вспомнила, что лет шесть назад выписывали лекарство от тиков. Нашла. «Давай – говорит муж, не открывая глаз, – хоть просрочено на пять лет». И я дала, обнимала, гладила по вздутой шее и по животу. Потихоньку стал спадать живот. Даниэль сразу заснул. Но в час проснулся и боялся своей любимой комнаты с диванами и матрасом, где по краям гвардия мягких игрушек, где с мягкими тряпками цветными абажур, и в остатках книг и бумаг пол, такие трогательные надписи нарвал перед Шаббатом. Боялся заходить, и даже затылком не касался абажура (это его любимая игра). Но я его кормила пастромой, пела песни, и главное, свой страх укрощала при помощи малых пророков.

Амос работал до пророческой поры окучивателем шикмы – такого огромного дерева, многоствольного, что раньше на дюнах Тель-Авива произрастало, а теперь вывелось, только песнь о нем осталась (любимая песнь Даниэля, кстати).

И вот мы начали веселеть и добреть от пророков, и часа через три страх отступил, и мы смогли вдруг снова полюбить комнату, но Даник заснул, наполовину сидя на матрасе, одной рукой держась за кровать с подушкой, ногой на второй кровати. Сегодня много гуляли. Сейчас спит. Пожелайте нам удачи.

3 апреля 2016 г.

День аутиста. Серия 2. Сегодня Даник всю ночь спал, только в середине от голодухи помчался к холодильнику, подкрепился, улыбнулся и заснул. А теперь приехала перевозка, у Даниэля (такой закон в Израиле) личное такси с водителем, что его хорошо знает и ставит любимые песни (но слишком громко), и школа (до двадцати одного года) в Иерусалиме. Мы ее выбрали, так как там замечательные учителя и долгие прогулки по району и в парк, куда приходили волонтеры, катали аутистов по таким веревкам с сидением на колесике, что натягивали между деревьями. Но сейчас все это отменили из-за террора. Прогулки внутри школьного двора. Правда, двор расширили. У многих учителей пистолеты, и они упрашивали дать возможность выходить тем детям, что обожают дороги, например два учителя с оружием и ребенок, в конце прогулки заход в кондитерскую, для увеселения и приобщения к магазинам. Даниэль первый на очереди. Пока отказали, но возят раз в неделю в ботанический сад.

3 апреля 2016 г.

День аутиста. Серия 3. На каком языке мы поем, разговариваем, спорим, если Даниэль не произносит звуков? Знак у него один – если поддержать снизу его руку, показывает, какой салат он любит. Но есть еще сто языков, и мы на них общаемся и поем. Кстати, художники тоже не пойми на каком языке говорят, а втянулся в разговор – и завертело… Такие воронки, или какие-то вещи легкие увидел. Одно из самых сильных качеств Даника – он дает ощущение, что ты самый умный и прекрасный. Стоит зафальшивить песню, и множество хитрых разнообразных взглядов, как легкие мазки, но точные, в твою сторону. И вот я знаю, что как Машиах всех могу спасти, и наш бег вдоль гор как лучшая картина. Даниэль то приближается – рукой стукает в плечо, то вместе с Робином убегает, но оглядывается; и все интересно – своим бегом, как морзянкой, настукивает интерес и удивление, потом пауза – моя очередь удивляться горам, колючкам, но только быстро, точно – и настраивать весь мир на ритм. Но как появится чрезмерная сладость – быстрый окрик Даниэля – чиркнет взглядом – я запнусь. И снова ловлю ритм, как перебрасываем мячик – разговор. Идем-бежим по вади – нижняя граница поселения, до скалы серой, и прозрачные огромные мальвы и всякие мелкие тонкостебельные, и наш черный Робин, постаревший, но не утративший прыгучесть, ловкий пес.