Я люблю города
которым не хватает денег
на новые небоскребы
где старые дома наполовину разрушены
а во второй половине
еще кто-то живет
и собака скребется в хозяйскую дверь.

Я люблю города
где в бродячих собак не кидают камнями
и кошки не делают стойку
при виде прохожего
рассматривающего их котят меж развалин.
Я скучаю по Риму
до реставрации Колизея
там тоже сотни кошек грелись на солнышке
в царственных позах.

Я люблю заходить во дворы
где ветер треплет белье на веревках
среди деревянных сараев
и трава прорастает меж булыжников гладких
или полуразбитых
где в окнах по-прежнему
стоят горшки с геранью
душистым горошком и мятой
и старушки разглядывают
незнакомых прохожих
приподняв край серой льняной занавески.

В этих колодцах памяти
живы еще предки
запахи домашней стряпни
на деревянной лестнице
предвещают праздничный ужин у тетки
по телевизору передают концерт
первомайский.
кушетка застелена атласом в розах китайских.
Мама перед выходом красит ресницы
и душится белой сиренью
отец за чаем шуршит вечерней газетой
темноволосая робкая девочка
пишет письмо мальчику Коле
с которым в каникулы
целовалась всю ночь напролет
на московской кухне.

Дворы трубообразные
в средневековых улочках– колодцы памяти
там прошлое зеркальное застыло
на темных деревянных лестницах
шаги скрипят
и тени прячутся родных
там на веревках сушится по-прежнему белье
и покосившиеся деревянные сарайчики
пока стоят
а между ними вольво и фиаты
в окружении горшков с геранью
и с новомодными нездешними цветами.
Под фотографией на стенке
на Жемайтийос, бывшей Страшуно
из тех, которые нашли между обломков
в гетто уже после Понар
графитти
без свастик, но со скромной надписью-Зиг Хайль!
Но фото –группы семейные,
детишки на диванах ножками болтают в сандалетах
и на траве смеется молодежь на шутку фотографа
а птичка все еще не вылетает.

* * *
Городок на берегу Адриатики
Горы, сосны, прозрачная вода
толпы восточноевропейских
туристов прохаживаются
по тропинкам вдоль моря
туда-сюда.
В парке на лавочках
рядом с отдыхающими
сидят пятнистые котята
их вообще тут в подворотнях
средневековых много.
По столу антикварной лавки
гордо расхаживает
еще один усатый мушкетер—отменный экземпляр.
Бухта среди гор окружена
прилепленными к склонам
ласточкиными гнездами
постройками класса люкс
там по вечерам зажигаются огни
и музыка играет
рок перебивает джаз.
Фестивальные поэты
на открытой сцене
вперемежку с показом мод
развлекают местных
потребителей культуры
и, в поисках спонсоров
всегда на каблуках,
хоть и на пляже,
но в свежем макияже
Наташ и Лен,
в то время, как закат
раскрашивает небо в охряно-медные цвета
библейских сцен.
Помню, как в девяностые
полет из JFK в Венецию
был задержан
из-за бомбардировщиков
гудевших в небе
летевших в Сербию
во время конфликта в Косово.
А за пару лет до этого
в нью-йоркской клинике психиатрической
для беженцев и иммигрантов
босниец рассказывал мне
как его сына при нем
жестоко пытали бывшие соседи
во время междоусобной резни,
а за стеной
на групповой сессии
девушки боснийские делились
с терапевтом Викой
деталями сексуального насилия
когда односельчане с вилами
шли друг на друга
и дома соседские лихо жгли.
В отельчике
милая горничная-черногорка
с крупными крестьянскими чертами
мне улыбается,
в ресторанчиках над водой
курортники поедают
щупальцы морских гадов
запивая сливовицей
а русские экс-паты
то бишь, бывшие патриоты,
просто торгуют винами
а кто-то акварелью
пишет морские пейзажи
и осваивает скалолазание
в Черных с белыми вершинами
Горах.