1
И вот спустя пятнадцать лет до Праги колдовской я взял билет. Вернулся. Волосы мои седее, реже. Мне любопытно, так ли точно время прошлось и по тебе, оставив знаки те же. Лечу я к площади завороженной, к волшбе тех башен, что взмывают, как на бал, всё выше, выше, к рубиновым тем крышам. Вот оперенье света золотое пробилось у меня и озаряет все живое. Со всех сторон сияет, изо всех пустот, меж стен, меж бездн и меж ресниц, чтобы собраться в царственной темнице, в соборе на горе, мой голос вознося туда, куда уносит ветер – за реку в серебре.

2
В кафе на улице Широка холодное и темное пью пиво «Велкопопо́вицкий Козéл» и кнедлик ем из теста мягкого с рикоттой и со сливовой подливой. Со стенки бравый Швейк смиренно на меня взирает. И я вот так же наблюдаю, как горят глаза у всех со мной сидящих за столом. Вижу, что и у них, и не на шутку, какой-то занимается огонь, снедает плоть, а руки их тянутся тайну раскрыть в ручках замка́, обнаружить в садах запечатанный источник. И хотя не всякий, кто прибавит, от тебя убавит, ты как мать и сестра гостей принимаешь, не прежде, чем роса ночная на их головы ляжет, соберешь и укроешь с миллионами любовников в своем лоне, искушая вернуться. Но, увы, под ласковой красой я уже почуял твои когти. Мне от них не спастись, кидаюсь в клюв коршуна, а на той стороне улицы Кафка оседлал плечи своего безголового отца, отлитого из бронзы. Что привязывает к тебе мое альтер эго? Только взгляни, как дух К. меня надвое делит.

ПЕРЕВОД С ИВРИТА: ГАЛИ-ДАНА ЗИНГЕР