Для фотографии надо было подстричься
– так считал дед и целое семейство –
Поэтому меня привели к соседу –
        он переговариваясь с дедом
        вынес из хаты старое кресло
        старательно вытер его ладонью –
        прикрикнул на кур –
и усадил меня –
        кресло было высокое на тонких ножках
        и мои ноги болтались над землёй –
парикмахер сказал что это кресло кто-то привёз
        то ли из Вены то ли из Кракова
        когда вернулся из Германии с заработков –
        после первой войны.
Он вынул замотанную в белое полотно машинку
несколько раз нажал на серебристые ручки –
        заскрежетали металлические детали –
что-то продул –
        расчесал мои волосы и начал стричь:
или машинка была не смазана
        или он только выдавал себя за умелого парикмахера
но всякий раз когда он –
        словно коршун – нырял в мои волосы
у меня выступали слёзы и не было сил терпеть
        дёрганья этой машинки.
Минут через 15 – измучив меня –
        позволил встать и пощупать остриженную башку –
тогда была такая мода: всё выстригали –
        оставляя лишь клок волос –
        который называли «гривкой»
Возле венского или краковского стула
        лежали остриженные космы
        в которых уже ковырялись куры.
– я знал о парикмахере почти всё:
        и то что он бросил первую супругу –
        и что потом нажил ребёнка
        с кем-то ещё из своего села –
– и что к нашему прибился недавно –
        женившись на засидевшейся девахе –
        у которой была только старая бабка –
        и недобрая слава.
Из-за этого я не любил у него стричься,
        но дед считал его хорошим мастером.
Дед приглашает его «на сто грамм»
        ведь денег за это никто не берёт
а его некрасивая – но уже на сносях – жена
        наказывает чтобы баба пришла нанизывать табак.
У меня за шеей полно прилипших волос и я всё время
        пожимаю плечами и стряхиваю их ладонью.
В воскресенье – после похода в гости –
        на скотный двор выходит наша ближняя и дальняя родня –
        фотографа ждали долго –
        он опоздал и был не слишком трезвым –
        Всё семейство становится бок о бок –
        чрезвычайно серьёзные – в праздничной одежде
        и пристально смотрят в зрачок фотоаппарата –
        несколько щелчков – и готово.
Но моя баба кричит фотографу
        который собрался было уже уйти:
        надо сфотографировать ещё и малόго.
И меня причёсывают – поправляют ворот рубахи –
        дед застёгивает пуговицу под самой шеей
всё семейство советует где лучше встать.
Я выпрямляю – как воин – руки – задерживаю дыхание –
        готово: говорит фотограф.
И ждёт когда его позовут в хату на магарыч.
На каждой детской фотографии я был подстрижен
        и от меня пахло одеколоном.
Конец 60-х:
именно тогда разводились родители –
        кажется – это было в 1968 году.

Перевод с украинского: СТАНИСЛАВ БЕЛЬСКИЙ