СЛУЧАЙ В КЁПЕНИКЕ И/ИЛИ ДРУГАЯ ЖИЗНЬ ШАЦА

одиннадцать лет назад в Гамбурге был февраль пополам с мартом. Город лихорадило. Это становилось особенно заметно ночью, когда во след всем без исключения ночным огням тянулись маленькие светящиеся хвостики мелкой дрожи. Берта Марковна, старательно прикрывая глаза, заставляла себя сосредоточиться на каких-то давно стёршихся из памяти пейзажах, на блестящих чернобоких кораблях в порту, на смуглых мужчинах в казино на Рипербане, старалась сообразить, каким мужским именем зовут собор, жадно вмещающий в себя сразу три органа, и всё время спотыкалась взглядом о велосипед, облокотившийся о фонарный столб посреди пустынной улицы, вымощенной выпукло и блестяще.
от тех времён осталось в памяти только настырное «wann begint die Regata?», а так хотелось нащупать нечто совсем другое, тёмное, тайное, поскуливающее от прикосновения. ничего не было. скорый поезд вылетал из Гамбурга стрелой и тут же оказывался городским берлинским составом, перемахнувшим через десяток лет.

– кажется, эта женщина в полиции, она записала не тот телефон – Марта Марковна заискивающе и немного виновато смотрела на мужа. – они там были рядом, на Г: Гамбург и гостиница.
– глупо – муж с готовностью подхватил игру в слова.
Марте Марковне никогда не удавались воспоминания. Куда лучше выходили у неё сны и планы на близкое будущее. Из прошлого же она умудрялась захватить самые нелепые, бесполезные и неожиданно неловкие безделушки, делать с которыми было решительно нечего. Так привезённая с морского курорта покрытая лаком клешня краба начинает дурно пахнуть от жары ещё в дороге и все вещи в чемодане оказываются непоправимо измазаны душком скончавшегося сувенира.
«Было бы смешно теперь его встретить, — подумала Марта Марковна. — Тем более смешно, что погода стоит такая хорошая.» Тут ход её мыслей оторвался сам от себя, вспомнился какой-то очень близкий и понятный, но никогда не встреченный в жизни человек, который один на всём белом свете умел радоваться ясному солнечному дню, точь-в-точь как она сама. Потом почему-то возник страх, приведший с собой мысли о внезапной болезни, потом она вспомнила, куда и зачем они едут и нащупала внутри ставший уже привычным за последние несколько часов, тупой угол тревожной тоски, вписанный в полукруг полусна.
Берта Маратовна покосилась украдкой на мужа. Тот, увлечённый историей дома Гогенцоллернов, почувствовал, однако, взгляд жены и улыбнулся нижней частью лица, верхней продолжая сосредоточенно поглощать длинное предложение, нафаршированное датами и названиями из географии.

время внутри предложения тянется
как ожиданье в заброшенной мельнице
как выяснение обстоятельств
небольшого происшествия, снятого мыльницей.

если фотограф-любитель не остановится –
нынче не те времена чтоб опутывать плёнкой улицу –
несколько лиц против воли окажутся в передовице
вон мелькает его спина. нужно поторопиться.

фотограф всё удаляется, сильно сутулится,
ныряет в подвальчик, снимает пиджак,
мыльницу прячет, заказыват Крушовицу.
к нему, расталкивая танцующих, спешат.