У этого побережья ― метеонезависимость
И медузы немногие соглашаются выйти на берег
Я увидел их только, когда зашел в воду в конце сезона
Тебя же ― никогда не увижу ― метеозависим, как зонт

Лицо твое так песочно, что разлетается еще до того,
Как я успеваю его запомнить

Медуза смотрит на меня двадцатью четырьмя глазами, но
У нее нет мозга и сердца ― ей некуда меня положить
― некуда меня положить ―
В доказательство своей пустоты она прозрачна

Во мне много костей, сердце, мозг, твой леденец ―
тает ― и я остаюсь без него ―
много зубов, автоответчиков, нерасслышанных слов,
аэропортов, звуков под окнами, десен,
чужих рук и локтей, складок на шее ―
― прозрачного ― нет ― ничего.

***
он, как и его маленькая страна,
напоминал македонские сливы. напоминала
спина его кожуру, сшитую из старых рубашек
в просвечивающей коже тумана она меняла цвет и казалась новой
словами гнал рыб изо рта, гнал
и они падали в луковые кольца. падали
на грязный фартук рыбной торговки на летнем рынке
запускала она скользкую чешую рук в первый лед
доставала его жену. доставал
он кошелек, набирал мелочь и отдавал, но монеты
всегда были ветренны
брал ту рыбу, нес ее в церковь. брал
свечу и забивал сваю в песок. оставлял
на песке жену. чешуилась свеча
на скребущие воздух жабры

***
Эту субботу старый подстерегает больше прежней
Сегодня жена уходит не на рынок
что заняло бы всего часа два,
а на целый день рождения к кому-то,
кто обрадуется фоторамке и галстуку
В прошлую субботу он помахал жене в окно, ринулся к шкафу
И достал пенал,
куда еще во втором классе собрал снег,
смотря освобожденными от физры глазами на чужие лыжи.
Он высыпал снег из пенала прямо на пол в спальне –
Достал лыжи и елозил от двери к окну,
Огибая кровать,
как объезжали второклассники молочную кухню,
Чтобы срезать лишний круг.
Теперь он снова бежит к окну,
смотрит, как жена бросает в контейнер пакеты хлама,
поддавшись жаре, снимает кофту,
и устраняется в междомие,
подставляя шею поднятым ветром волосам.
Он запирается изнутри и по пути в спальню,
Расчищает лыжню.
За дверью шкафа опять ничего не найти –
Так всегда, когда жена убирается.
Коробки из-под туфель, старые пальто, сломанные вешалки
Пенала – нет –
Даже в том тайнике за мешком с детскими вещами
Пенала – нет –
Чуть не сломав запертую дверь
Он вырывается наружу и скатывается до первого этажа.
Шаркание двери подъезда заглушает шум мусорной машины,
опрокидывающей на спину вонючий бак,
Из которого вперемешку с туалетной бумагой, бутылками и объедками
Доносится снег,
Падая на его лыжные ботинки.

***
кричали птицы, мальчики молчали

молчали птицы, мальчики кричали
не знали, что в лодке стоять нельзя, поэтому стояли
и если бы могли, то называли бы
все те места, куда их весла не попали

меня сегодня на руки не взяли
сказал один ― завернут в одеяле
меня сегодня даже не качали
сказал второй ― в линялом покрывале
они друг друга сильно обнимали
кричали птицы, мальчики молчали

***
родила родную родила она
человека-человека
в дом несла
от реки к лесу дома везли
нянчили бревна, валили пни

— ты же, выворотень, меня любил
сети на рыбу ставил, цветы носил
— дура ты, старуха-старуха
то зима была
– на, милый – снега с того куста
все порастаяло, пока несла
снега-то снега в этом году
по своим следам до дома дойду

урожай стынет
и внук нейдёт
яблоня опадает
яблоко упадет

яблоня опадает
яблоко упадет

***

Ведь я смотрю не на тебя ―
На то, как русла рек мелеют,
На то, как высыхает пол в апреле
От ветра, сталкивающего две балконных двери,
На то, как вытирают стол в больнице
Или скребет ночами дворник,
Вдыхая спирт и сына в рукавицы.
На то, как остывает каша
У матери в промерзшей кухне,
Наматывающей месяцы на спицы.
На то, как оседает пыль на солнце
Танцует в паутине муха,
Готовясь в Рай, а не в паучье брюхо.
Ты смотришь прямо на меня,
Не видя, как на теле сохнет платье,
Как мнется белая ― от снега ― простыня.

***
как в зиме ночью слышнее колотится поезд
так громче, когда уснешь, плачет соседский ребенок
его слезы ударяются о шпалы и доезжают до
спальни вторых соседей
чей младенец начинает плакать в ответ
будто уже все знает
туда-обратно плачет поезд через мою комнату

***
перекатываясь в голени изо рта
выпадает ― вот и пережита

у чужого во рту снежок
не лезет в лунку бильярдный шар
это ты столько намолчал
это ты не пел, а дитя качал

и все это ― у одного него
на ногах, в гвоздях и на голове
капли впитываются по сухой траве
и стоят варварушки на крове

поднимают на руки по ночам
я тебя когда-то не докачал

***
Когда включают свет в окне напротив,
Ты сидишь, будто ты ни при чем,
Но начинаешь смотреть туда,
Где ходит в майке человек и курит на балконе,
Как будто это – тебя – касается
А ведь это правда меня касается,
Потому что я тоже выхожу ―
Нет ― не на балкон, но в коридор
На босу ногу и смотрю в глазок
За старухой, которая живет напротив, ―
Седой фронтовичкой.
А она, как всегда, играет в удвоение себя
И повторяет:
Ну, что, мы сегодня пойдем гулять?
А мыться будем?
Кто это «мы»?
Она же одна живет, а сын ее умер раньше нее.
Все жду ― может, завела собаку,
И это ей она улюлюкает:
Мы пойдем гулять,
Мы пойдем мыться.
Но ни кошки, ни собаки нет,
А «мы» ― есть.
Да и все это чушь полная,
Ведь я же была у нее в квартире,
Пропахшей геранью, супом и лекарствами.
Она живет одна,
А когда я снова стою в майке и трусах у глазка
На носочках, ноги мерзнут,
Дверь открывается, и старуха опять
Мыкает, мыкает, мыкает,
То говорю себе:
Пойдем ― отойдем от двери,
Подсматривать нехорошо.
Давай отойдем,
Пойдем ― попьем чай,
Пойдем.

***
хоронить в майские праздники ― все равно, что в новогодней пустоте
когда во двор заезжает катафалк, машины уже роятся
жужжа распахнутыми дверцами
жильцы дома несут рассаду, мясо на шашлык,
мини-телевизоры, антенны, уголь
собак и кошек
почуяв горе, они убавляют музыку,
тихо закрывают дверцы и уезжают на дачи

когда отца принесли в дом,
его лицо было как будто в гриме того,
кто улыбался
это не он
это не он ― не он

его сестры плакали над ним
улыбаешься ты, улыбаешься
она выпила таблетки успокоительного
на несколько дней
и пошла в детскую спать
ночью ее будила тетка
иди ― попрощайся с папой, иди
это не он
это не он ― не он

солнце пробралось даже внутрь катафалка
за рулем был в костюме
кто рядом ― тоже
и пил иногда пиво
работа такая, что не объяснишь, чем занимаешься,
маленькой дочке,
с которой тебя узнают на улицах
родственники десятков похороненных тобой людей
смотри ― она что, уснула?
отца везем хоронить, а она спит
это не он
это не он ― не он

а теперь все могут попрощаться
иди подойди к отцу
попрощайся, иди
отец всегда жалел ее от похорон
и это были первые похороны,
которые она видела
значит, так это, оказывается, происходит
солнце грело все
кроме ямы
это не он
это не он ― не он

в конце мая они приехали в дом
который построил отец
для кого я строю
стоя в дверях, спрашивал он
кто будет в этот дом приезжать
на заборе дома сидел белый кот,
которого тут никогда раньше не было
через солнце кот смотрел на них
привычно
еще издалека увидел,
как они идут
это он ― узнала она
это он ― он

***
средь ног, средь тех, кто так играет в мячик
как будто мимо он не попадет
я буду первым, кто опять заплачет
когда он в брызгах в лужу упадет

я выучил всего четыре слова
они меня все время говорят
смотри, как все исчезнет – и воскреснет снова
и повторяю их по десять раз подряд

смотри, как все исчезнет и начнется снова
никто не умер, но уже воскрес
смотри, как слов набралося по горло
а можешь только квакать и пыхтеть

смотри, как все исчезнет и воскреснет снова
смотри, как мяч летит в тугую сеть
смотри, как дядя Ваня льет бездонно
из шланга воду на косую плеть

смотри, как все исчезнет и воскреснет
как с неба поднимается земля
смотри – я буду повторяться снова
как повториться в общем-то нельзя