1.
дай волю крошкам и чаинкам,
губы трубочкой: «на кухне»
сложи и чай твой враз остынет,
газ устанет,
затрещит электричество, раздувая
невесомые лампочки и лучи,
рассмеётся одежда неживая
горстью мелочи.

это выходной: шаги, шаги, мебель.
подбираю сдачу жёлтую, белую,
разменяв хрустящую неделю
в чёрной кассе неба,
марку на пустой конверт наклеиваю
с адресом всамделишным,
где ни разу не был.

2.
в Киото тихоходном, педальном,
таком двухместном, что странно в гости,
я снюсь полиции туристом нелегальным
и документы ветер в парке носит.

этот сон беззвучен, безвоздушен
пейзажем переполненный разбухшим,
непостижимым городом двудольным:
экспериментом школьным
посередине скручен
росток.

не верится, но только так и можно
в него проникнуть: через альвеолы
по юрким коридорам сна и школы
под самым носом у мембран таможни

потом проснёшься — скажешь: он сургучный
со срезанным верёвочным росточком
под маркой скучной —
почерк. и получишь
уведомление
немедленно.

3.
плотная бумага, согнув колени,
обнимает себя сама за плечи,
голову склоняет с готовностью.
в получившемся конверте
даже от руки описанные вещи
запечатываются полностью.

дата текст гипнотизирует. постскриптум,
откачав последний воздух, как из шприца,
капелькой сомненья всё-таки забрызгает
то, что мы писали набело, руки не отрывая.
и лежал словарь орфографический с краю,
зная все подробности от А до Я.