* * *
На пороге мертвецкой я пьян мертвецки.
Меня знобит самая мысль о тебе.
Всё, что рискнуло притвориться серебром, обернулось золотом.
Вот я и проснулся, чтобы записать эти строки.
Я был пленён тем взглядом, что открылся мне в твоём взгляде.
Вот меня и пытают на огне благочестия.
Разрозненные слова сами складываются в мелодию сердца.
Меня опять будут спрашивать, где же рифма в этой газели.

* * *
Стихи, которые я написал для тебя,
Может быть, были и не самыми лучшими,
Но я любил тебя. Асад, в пустых небесах
Тебе всё равно не будет прощения.

* * *
Мотылёк, сгоревший на пламени свечи, стал хранителем моей тайны.
И ещё — гуляки, что кричат о ней на каждом перекрёстке.
Ты говоришь, что зима выстудила твоё сердце, а весна всё ещё не пришла?
Приди же, подбрось хворост несбыточных желаний на костёр моего сердца!
Жизнь без любви не имеет смысла.
Но где взять силы, чтобы ещё раз сгореть дотла?
В день встречи ты узнаешь меня, увидев сквозь слёзы,
Как дрожит твоё отражение в моих глазах, полных слёз.
«Хороши тюльпаны весеннего сада», —
Вот о чём он подумал, замерзая среди вечных снегов.

* * *
Одной этой книги, одного её слова мне достаточно.
А какие слова нам к лицу, какие нет, пусть решает кто-то другой.
«Каждое слово — имя Бога», так сказал мудрец.
У твоего порога я от волнения позабыл, как тебя зовут.
Невысказанное слово — это осадок чистого вина созерцания.
Я ненароком пригубил его — и лишился слов.

* * *
Когда начинается ураган, Маджнун ждёт, что этот ветер
Поднимет хотя бы краешек завесы, за которой скрывается Лейли.
О Галиб! Ты семя, лишённое всходов, ты музыка на пиру глухих.
Взгляды тысяч красавиц повергают тебя во прах.

* * *
Эта бессильная трезвость — хуже беспробудного пьянства.
Она поймала меня в силки, привязала к ногам мельничные жернова.
Музыка продолжает звучать, но я не слышу внутренней музыки.
Птицы улетели на юг, опустела клетка моего сердца.
Два крыла у птицы Хума, две стези у того, кто ищет:
Путь вспоминания и путь забвения.

* * *
Далёк ли путь до тебя или нет — это зависит от выбранной меры.
Фархад пробил дорогу в скале, но был погребён под камнями.
Я зашёл в такую пустыню, где и колючка под ногами — сокровище.
Искандер сбился с пути, источник живой воды где-то рядом.
С приходом весны пустыня вспыхнет алым цветом тюльпанов,
Но мне дороже голубые нарциссы — глаза виночерпия.
О, виночерпий! Меняется мир, а ты остаёшься таким же юным.
Число стоянок ничего не прибавило к сущности одержимости.

* * *
Удивительной была эта встреча с тобой!
Вернувшись домой, я снова оказался на чужбине.
Роза спросила у соловья: «Могу ли я измениться в одно мгновение?»
Праведник помнит о том, что мир возрождается во всякое мгновение.
Сердце моё трепещет от страха, когда восходит солнце.
Исчезает росинка, воды Ганга сливаются с морем.
Сердце надлежит сравнивать с мячом, локон — с клюшкой для чаугана.
Но лучше будет отбросить всякие разговоры о двойственности.
Асад, не грезишь ли ты наяву?
Был разрушен Ирем, и не нашлось Худаля, чтобы возродить его.

* * *
Праведники после смерти попадают в сад наслаждения.
Но я предпочёл бы увидеть тебя и умереть от радости, поверь мне.
Отшельник зажигает свечу и пьёт вино своего одиночества.
Но если ты посмотришь на него, вино станет горше полыни, поверь мне.
Галиб дал зарок не писать стихов на трезвую голову.
Но разбился кубок моего сердца, и я позабыл о своём обещании, поверь мне.

* * *
Время течёт, как вода, однако солнце остановилось на небе.
Я не могу понять, как такое могло случиться?
Я не могу тебя забыть, узелок моей памяти
Затянут слишком прочно, чтобы кто-то сумел его развязать.

* * *
Хорошо живётся тем, у кого за душой нет ничего, кроме печали.
Но ещё лучше — тем, у кого и её не осталось.
Я рисую на боку своей бочки весёлую рожицу.
Ты прошла по другой улице, а ведь могла бы и улыбнуться!

* * *
Белый лист бумаги — как океанская гладь.
Жемчуга таятся на дне, ожидая ныряльщика.
Ты — свет моих очей. Вот и всё, что я хотел сегодня сказать.
Пересох источник, но весна напоила его живительной влагой.
И всё-таки молчание — это странный способ напоминать о себе.
Что подадут тому, кто изо дня в день молча сидит в развалинах?
А ведь Галиб так давно не держал калама в руке.
Наверное, многие решили, что он уже умер.

* * *
Я наслушался второсортных истин, меня от них мутит.
Открой мне такую истину, от которой я сойду с ума.

* * *
Хорошо бы выпить вина и всю ночь, не смыкая глаз,
Слагать стихи о разбитом сердце и опрокинутой чаше.
Когда луна глядит на землю с небес, я понимаю:
В мире не перевелись ещё ценители истинной поэзии.
Хорошо было заснуть и проспать всю ночь до утра.
О Галиб! Склонялась ли она к твоему изголовью?

* * *
Счастливы пылинки, пляшущие от дыхания твоих уст.
Счастлив тот, кто никогда тебя не видел.
Едва закатится солнце, я уже сижу в твоём погребке.
Музыканты ещё в пути, а я уже готов танцевать.
Небосвод — как чаша вина. Звездочётам не спится в такую ночь.
Семь подружек пляшут так, что любого сведут с ума.
Галиб написал ещё одну газель. Стал ли мир от этого лучше?
Кружись, танцуй, и ты узнаешь об этом сам.

* * *
Эта любовь, как роза в твоём саду:
Роза цветёт зимой в сердцах взыскующих.
Если всю ночь смотреть в небеса, наступит рассвет.
Предвечный закон небес вершится в сердцах тех, кто не спит.