*
не волком
з в а т ь

там вывел –
где

переспел
чернотроп –

суховейный
л о п о т
неисходимый

госпиталей
карболовый

з а п а х

счисленье –
лежалое
и слепое

*
как лёд
под
сапогом
ходит

– до
живота
с у ш ь
чернеет –

отляжет
щебет
дресвяный

*
синей
лампы
пу́стынька –
убеганию

с р о д н а я

– к
натяжению
воздуха –

чертовы-
ж а б р ы

нетронутой
глины –
сталевой
ш е л е с т

*
в час
быка –
разрывная

чертополошья

– каким
от макушки
г о м о н

– теплый
и манный –

с к в о з н ё т

станет –
расклёван

*
теснит

– на
ребровое
колесо

– цветение
красное –

и
нержавейки
– сход

*

                                            Анечке

горенка
подорожника

пе-ре-до-ви-ца

ракушка
твоя
– словоток

а раненой
косточкой

– всё
белеешь

*
из каждой
были –

на зверолова

дом
глядит –
человечий

от
суглинка

– б е л о с т ь
его
осыхает

от
л у д
каменных –
сын

*
под
сводом
стопы –

не глуше
– примется

верчения
вышиванки

радения

мотыльков

*
зарницы
затаиваются

– ч е р е д а
череды –

как
т о ч н о
парных
кругов –

холодный
фронт
и белила –

крошевом
и песком
– восстали

но –
ручнее

переполоха
явлений –

приливно-
отливных

*
беличье
р ц ы –
сам
прицел

и свет
его
прост

когда –

шеи
вымпел –
ветрянка

*
вослед
их
ходить –

радужка
жжется

– а
б ы т ь –
створке

– как
проезжему
о б л а к у

*
век
нараспашку

– в о й л о к
молитва
дня

наземных
жуков –

сплошь
ловитва

и
вознесение
дыма

*
стал
волк

– а
е р у с а л и м
у воды

чем свет
– не
страх

*
                                            маме

куда
соберется
песок –

т а м
и спас –

где же
ангелы-
р ы б ы
твои

падающие

на
почву

*
в
стеклах
с у б б о т –

одно
горение
крестословиц

что
может
р е ч е т

куколки
и личинки

– а
п е п е л
ликует –

не прорасти
холмами

***
а скорбит ли цветение / строки /
/ времени скула / скула — разлука / разлука с укусом
скорости суки неопознанных мук
извечное с укоризной
копоть сознанием в борозде
что ранима адова
достаёт доскональной любви

чьих сестёр эта лёгкость и срам
шемахань — горячо
берега — горячо

***
линия жизни сбегает проворно
берестяных ломаных линий
проворные лапти сбегают
                                                        картина —
про Емелю один, про Ерему другого
горизонт и берцовая кость
                                                        сердцевина
в долгую почву земля обернулась
жизнь избегает
не про лапти
дороги знает

***
дума — трата
(над судном рассудка)
рану рыл / рану вымыл
другой искони
ипостась

куличом нет околышем
безутешных всполохом
то прахом, то ягодой
теребит
живую танца скорбь и тяжести щедрот
достаточный язык
участливой звезды нетерпеливой плоти
раненье — золото твоих мифологем
кратчайшим ртом родные лигатуры

изящного зверства в скелете родства
убегая покоя пустынь-голова

депозиты и финики

***
и днем и почерк этот буфер
и днем и почерк этот буфер
утраченных вещей
цветы врасплох
                                                        слишком памяти –
время – изделие
не молчит сверчок искренне:
«у болота нету дна не суети ее болот»
живой топчан

возьмите любовью люди их не съедают
горла прилежные камни
                                                        извлек
кромка в имени
филиппок горячечный (краснея впрок)

нежили – жали
сказкой в затылок
минет — холодец
                                                        перочинный угодник
хранит красоту во время пожара

такая пшеница

горечь – кружево

дыбом шевелятся. блестки

страшно и надо
душой не совпадают
ладони мои бережливо
и ее обувь
за кружево не болит

локоть – клик. локоть.

***
о доме домашних свое сулугуни
имперские чары ребяческих связей домашних
перманентные ядра и ведра домашних
в редчайшем откровении домашних
где гостем обитая меж домашних
усиленно домашних
спешил убивать. убивал в спешке

слезы по окошку
кто уже живой?

ИСТОК

выводить и выводить                            те же буквы
пастись и списать                                   те же буквы
скупать и пускать                                    те же буквы
спорить и просить                                   те же буквы
собрать и бросать                                    те же буквы
растянуть и устранять                            те же буквы
уладить и удалить                                    те же буквы
убавить и убивать                                    те же буквы
удвоить и уводить                                    те же буквы

ДЕТАЛЬ «Я» — БЕСКОНЕЧНОЙ ЦИКЛИЧНОЙ СЕРИИ

я                            оболочка №10                           приказываю оболочке №9                            прекратить
дрожать
я                            оболочка №9                            приказываю оболочке №8                            прекратить
пинать
я                            оболочка №8                            приказываю оболочке №7                            прекратить
пихать
я                            оболочка №7                            приказываю оболочке №6                            прекратить
толкать
я                            оболочка №6                            приказываю оболочке №5                            прекратить
топтать
я                            оболочка №5                            приказываю оболочке №4                            прекратить
сминать
я                            оболочка №4                            приказываю оболочке №3                            прекратить
смещать
я                            оболочка №3                            приказываю оболочке №2                            прекратить
сражать
я                            оболочка №2                            приказываю оболочке №1                            прекратить
вспоминать
я                            оболочка №1                            приказываю оболочке ядру                            продолжать
прекращать

ЛИЦО

Лицо –

покрывало
летучее
тонкое

накинутое
на мягкую
черепушку
ребенка

ЖИЗНЬ

Жизнь должна продолжаться, но не спектакль.
Она видит, как эта роль раскрывается.
Она видит лица, поспешившие подняться,
И спинку застегнутой наспех блузки.
Она видит укрепленные очертания,
укрепленные очертания гор,
укрепленные очертания, укрывающие

эту
без-
мерную
рану.

*
смерть умерла
и лихорадит лихорадку
и расстоянье не измерить
между упадком и упадком

*
Кто стреляет в хорошем финале?
Кто?
Кто?
Кто?
                                                        Кто стреляет в плохом финале?
                                                        Кто?
                                                        Кто?
                                                        Кто?
                                                                                                                Кто стреляет в финале?
                                                                                                                Кто?
                                                                                                                Кто?
                                                                                                                Кто?
                                                                                                                                      Кто стреляет?

КОГДА РУКА

когда рука раскрывается
и голова перестает думать
и поток течет
от щедрот к щедротам
от мгновения к мгновению –

возникает
кулак

возникает
пощечина

возникает
звон будильника

вернуть меня
к той руке, что закрыла

*
кто вы, стихи мои?
маленькие кубики ужаса и счастья –
мысли, засунутые между стеклом и оконной рамой –
кто вы?
кто вы?
кто вы?

раздавленные желания.
сжавшиеся ракушки.
крошечные шкатулки выражений, плавающие на поверхности моря,
плавающего на собственной поверхности

*
подчиняюсь пейзажу.
подчиняюсь смотрящим на меня розам.

требующим
полной отдачи красному

за гранью колючего.

СКВОЗЬ ЧТО

сквозь что ты смотришь на себя, девочка?
сквозь что ты видишь,
что не видишь?

сквозь что ты видишь свой сон, девочка?
сквозь что ты знаешь,
что не знаешь?

сквозь око, что глядело
сквозь око, что убивало

сквозь тело,
что отвергало и отвергало

и отвергало

ЕДИНСТВЕННОЕ СОЛНЦЕ

обещали двуногому растению под                                                 единственным солнцем
что вырастет зеленым и многообещающим под                        единственным солнцем
ему рассказали, что станет жить и добра наживать под          единственным солнцем
ему сообщили, что нет других солнц кроме                                    единственного солнца
и он вырос зеленым и многообещающим под                             единственным солнцем
и выпустил ветки и листья под                                                         единственным солнцем
и случайно услышал, что есть светила и кроме                             единственного солнца
и он все рос и рос зеленым и многообещающим под                единственным солнцем
и все жил и добра наживал под                                                        единственным солнцем

но солнце превратилось в растение с двумя мохнатыми ногами,
а растение превратилось в черное солнце с двумя пояснениями:

никогда не женитесь на женщинах моложе себя (1)
и никогда не уступайте желанию порыться в их ящиках (2)

РЕЧЬ ЦВЕТОВ

есть в нас тьма
мы сможем уточнить, если нас озарит не такое желтое солнце.

если нас озарит не такое желтое солнце, нам не придется заполнять
цветочные обочины, которые уже созданы.
и увядать со стебля,
чья высота уже окончательна.

если нас озарит не такое желтое солнце, нам не придется озарять
путь угасшего луча
и расти в яркой зелени
под засохшим листком.
мы сможем уточнить,
если нас озарит не такое желтое солнце.
мы сможем уточнить,
если не позволим солнцу копить наши страхи из света.
мы сможем уточнить,
если сами станем мы солнцем.
мы сможем уточнить,
если это вовсе не будет солнцем.

но ошибемся,
пока украдкой,
слегка приглушим мы свет
и прикроем двери

и увидим

ЛУНА

трогаю луну.
пробую желтую фантазию.

луна кругла и гладка
луна надута и полна
луна моя и сладка
луна желта и солона

ой! луна блюет
луна лает
из кожи луна вылезает
и с луны слетает.

но отныне
скрыта горою синей
луна норовит вернуться
и в кругу опустевшем замкнуться

Себя по частям возвращает
улыбается мне из-за тучи
из-за облака мне мигает
в мятом летучем свете,

как мяч,
что помяли дети,

она вся
желтая фантазия

БАЛЛАДА ДЛЯ ПЯТИ ЦВЕТОВ И МЕРТВОГО КОНЯ

бестолковая женщина в бестолковой ночной рубашке перешла бестолковую речку и вышла на бестолковый берег. а на другом бестолковом берегу ее поджидала бестолковая безумная женщина.

безумная женщина в безумной ночной рубашке держала в безумной руке безумный конверт. и когда безумная женщина в безумной ночной рубашке открыла безумный конверт безумной рукой, ждал ее безумный
достойный жалости мужчина.
достойный жалости мужчина с достойными жалости усами пересек достойное жалости шоссе достойным жалости шагом. его поджидал достойный жалости
энергичный ребенок.

энергичный ребенок с энергичной улыбкой энергично спрятал за энергичным шкафом энергичную банку. и когда энергичный ребенок с энергичной улыбкой и энергичным лбом открыл энергичный шкаф, на него энергично упало
измученное чудовище.

измученное чудовище с измученной сигареткой и измученной ухмылкой пересекло измученный коридор по дороге в измученную уборную. и там, в измученном унитазе в измученной уборной его поджидал совершенно измученный открытый финал

ПЕС ЛАЕТ НА ХУАНА МИРО

привет тебе, лысый ангел, привет тебе, белая птаха,
привет, веселый хвостик, привет, сияющий круг:
мы пришли предупредить вас, мы пришли нагнать на вас страху:
мы пришли убедить вас, что приходить не стоит.

но кто вы? спросила белая птаха
но кто вы? лысый ангел спросил
но кто вы? спросил веселый хвостик
и каждый глаза на луну скосил.

мы – один или два, зависит от утраченной половины,
мы – один или два, свисаем с облака на дворе,
и лишь сияющий круг возлег высоко на горе
и взирал на всех с высоты своей доли картинной.

но что вы? — настаивала белая птаха
но что вы? — лысый ангел ждал подсказки
но что вы? — махал веселый хвостик
и все состроили луне глазки.

лучше встретить нас в книгах нарядных, измучены мы преизрядно.
лучше втягивать нас сквозь соломку жадно, мы смущены преизрядно.
и лишь сияющий круг изловили светлые пятна,
а что ему осветить в дыре облака, непонятно.

но откуда вы? настаивала белая птаха,
но откуда вы? лысый ангел пролаял,
но откуда вы? прочирикал веселый хвостик,
и все круги сошлись на луне, истаяв,

а сияющий круг взирал с улыбкой и играл в молчанку,
вдалеке от лунной половинки и рисунка стремянки.

ОТКУДА ВЗЯЛАСЬ

Откуда взялась та,
что явилась сказать мне, что жизнь прекрасна

Откуда взялась та,
что опровергла ее высказывание

Откуда взялась та,
что возненавидела ту, что опровергла.

Откуда взялась та,
что дала пощечину той, что возненавидела

Откуда взялась та,
что погладила ту, что дала пощечину

Откуда взялась та,
что уничтожила ту, что погладила

Откуда взялась та,
что утешила ту, что уничтожила

Откуда взялась та,
что выгнала ту, что утешила

Откуда взялась та,
что спросила, откуда взялась

Откуда взялась
тачтовзялась

Перевод с иврита: ГАЛИ-ДАНА ЗИНГЕР

КАРТА И МИСТИКА

На втором курсе, в 1989 году мы всерьез обсуждали, что, если все вернется на круги своя, закроют приоткрывшиеся границы и т.д., мы подадимся в Катманду или вслед за Гамовым на байдарке в Газмит. Ни тот, ни другой путь не мог окончиться благополучно, но мы вчитывались в интервью Славы Курилова, трое суток карабкавшегося вплавь по тихоокеанским волнам-горам ради свободы, — и укрепляли тем самым веру свою в божество побега. Мы часами с линейкой и циркулем исследовали страницы «Атласа мира». Выцарапывали кальку и с помощью миллиметровки раздували масштаб. Всегда обожал карты именно за это: за возможность покинуть действительность. Карта вообще, вероятно, первое упражнение человечества в нарушении границ, в абстрагировании. С точки зрения мага — карта есть графическое заклинание страшной силы, ибо позволяет попасть туда, куда пожелаешь. Если взять в одну руку первые мистические трактаты, а в другую первые карты, — надмирность последних перевесит откровения первых. Ибо я до сих пор удивляюсь картографии и тому моменту, когда самолет, набрав высоту, опрокидывает в иллюминаторе ландшафт в линзу карты, когда мир вокруг становится обозрим и прозрачен. Этот же эффект придает стране мансард и обжитых крыш уникальное свойство отстраненного покоя, из которого возможно жречески проследить путь солнца за горизонт и встретить первую звезду. Карта — это зрительный нерв пространственного воображения, с помощью которого Млечный Путь всматривается в наше глазное дно.

СЪЕДОБНАЯ ТАЙНА

Высокая кухня — изобретение не слишком допотопное: например, Молоховец, конечно, говорит нам, что в XIX веке кулинария уже давно была искусством, но что-то подсказывает: в большей древности заменой ей была экзотичность, нечто вроде барана, запеченного в быке, а того положить в верблюда, или соловьиных язычков копченых, или молочка козодоев. Откуда я делаю предположение, что высокая кухня — это замена алхимии, с вариантом философского камня, превращающего первичные элементы вкуса в высшее, направляющееся в метафизику наслаждение.
В самом деле, именно алхимики придумали современную плиту, поскольку у них шел поиск в одном направлении: для изготовления философского камня нужно было уметь управлять температурами. Именно перу Нострадамуса принадлежит первая книга о варенье как о секрете «вечной молодости», сохраняющем нетленными фрукты.

ЧУРЕК

Последние дни вдруг всплывают запахи из детства, поразительно. Началось все с запаха свежей резины — так пахло в спортивном магазине, куда мы заглядывали позырить велики — «Украину», «Ласточку», «Спринт», «Орленок», несуразную складную «Каму», дебелую «Десну». Оказывается, я проходил как раз мимо велосипедной лавки, продавец которой выставил в ряд партию новеньких двухколесных осликов. А сейчас с балкона вдруг услыхал запах чурека — свежего теплого, огромного, как низкое, просящееся в руки солнце, с неповторимым ароматом, влекущим к борщу, к тому, чтобы хрустнуть под ножом к груди и еще заглянцеветь под зубчиком чеснока, раздавленным в солонке с крупной солью… Как давно я не слыхал этот волшебный запах булочной — аромат сытости и скромного, но верного благополучия. Ни в одной лавке мира не осталось больше этого запаха, вот только сквозняком принесло откуда-то, не ломиться же по соседям…

РАЗНОСТЬ МОРЕЙ

Ароматы детства продолжают раскрываться. Однажды мы плыли с мамой из Пицунды в Гагры, и меня укачало. Один матрос, не то клеясь к маме, не то пожалев меня, принес только что выловленную и зажаренную барабульку. С тех пор даже близко ничего подобного я ни в одном рыбном ресторане не едал. Вы же помните эти промасленные бумажные тарелочки — вощеный их картон и бумажные стаканчики, державшие какао или мороженое не дольше пяти минут, после чего приходилось прикладываться к донышку губами… В Пицунде мне сказано было, что сейчас мы отправимся в место, где Утесов пел с коровами и быками в «Веселых ребятах». И еще меня поразила прозрачность Черного моря — с пирса на глубине шести метров можно было рассмотреть каждый камушек. Каспий никогда бы не позволил до конца всмотреться в свою бутылочного цвета зеленоватую глубь. Вообще огромная разность между морями — во вкусе, запахе, цвете, виде берегов, — осознанная мною тогда, в семь лет, невероятно расширила мировоззрение. Это был едва ли не первый скачок, с эффектом вроде прозрения, потому что горький, но менее соленый Каспий стал пониматься мною с сыновьим чувством. Тогда я, вернувшись, окончательно различил материнские его объятия и всю его суровую твердость — нигде, кроме Каспия, я не видал таких яростных крутогрудых белых коней, штурмовыми рядами рушившихся от свала глубин на берег, разбиваясь и переворачиваясь через голову, разметывая пенные гривы.

КЛИМАТ И СМЫСЛ

Холод, мороз, чаще становится причиной смерти, чем жара. Хотя бы поэтому он ближе ко злу, к адскому Коциту. Проницательный Данте, тогдашняя мировая культура вообще — еще пребывала в неведении о возможности жизни в областях, где борьба с морозом отнимает большую часть суток. Смысл рождается только за счет избытка свободного времени. В холодных же областях, порабощенных борьбой за выживание, рождается не смысл, а власть — насилие, благодаря которому можно переложить заботу о тепле для себя на других. Смысл, цивилизация вообще, — продукт милостивого климата и тепла. И, кажется, ад для Данте имел все-таки отчетливую географическую привязку — к области неведения, к неизвестному благодаря своей бессмысленности Северу.

ЗДЕСЬ

В одном из стихотворений у Чеслава Милоша (послевоенных) говорится примерно о том, что, если вас заботит, где находится ад, то очень просто разрешить ваши сомнения: просто выйдите за калитку и оглянитесь.
Я уже забыл, когда меня покидало ощущение, что я не живу, а мечусь вдоль этого проклятого забора, бесконечного серого высоченного, как в «Даме с собачкой», в Саратове, — в поисках калитки, чтоб обратно. Заколотили, наверно.

СЕВЕР И ЮГ

Есть мало стран, где юг и север различаются так же, как ад и рай. Однажды довелось мне осенним полднем плыть на катамаране из Реуса в Кабрил вдоль каталонского побережья. Ледяное шампанское, солнце, брызги от рассекаемых волн. Потом в порту рыбаки сушили и складывали сети, вокруг бродили коты, два древних старика сидели на скамейке, курили трубки, не шевелились, когда коты запрыгивали им на колени; я зашел в бар, сглотнул эспрессо, запил водой и, щурясь, на ослепительную рябь бухты, понял, что во всех описаниях рая почему-то нет моря.
В то время как в моем понимании — край мироздания, предстояние перед бесконечностью на морском берегу — необходимо для воздаяния. В России беглые крестьяне стремились к южным побережьям. Вся свобода отчизны всегда была устремлена исходом в морской юг: так Стенька Разин стремился в сытное забвение Персии. А где свобода, там и потусторонность: ибо не обрести волю без греха, наказание за который — возврат в столицу Лимба и четвертование. Все бытование воли диктуется ландшафтом и течением рек, ведущих в недостижимое жизнью счастье.

НА СЧАСТЬЕ

                                                                                                                [Илине Григорьевой]
Давно не держал в руках коробок спичек, — зажег одну, медленно ведя по взлетной полоске, и вспомнил: лет пятнадцать назад в Крыму в августе, когда сыпались Персеиды, лежал ночью, смотрел, как ползут в бездне созвездия, и тут метеорит — словно спичка, с тем же звуком не мгновенно сгорающего от трения заряда, зеленой черточкой скворчащей чиркнул в глубоком синем бархате и канул. Море тогда еще светилось в камнях кружевом шелестящих волн.

БРАК НОЧИ И СОЛНЦА

Однажды в детстве я ослеп. Пошел в поликлинику подбирать очки и мне капнули в глаза белладонны. На балах в XIX веке полезно было сиять расширенными зрачками — для привлекательности и высокомерия, не замечая ничего вблизи. Но тогда меня никто не предупредил, что расслабленная глазная мышца отпустит на волю хрусталик. Муть подобралась ко мне на полдороге. Все вокруг стало терять очертания, расплываться, и вместе с сумерками наступил конец света. А началось с того, что я подошел к торговым рядам, где продавали первые нарциссы и решил купить цветы маме. Как вдруг не смог разглядеть в ладони — не то двадцать копеек, не то пятнадцать. Я попросил старушку помочь, и она сочувственно заключила: «Ты, что ль, слепенький, малец?»
Домой я вернулся, шаря руками по фасадам, и с тех пор все, что для меня связано со слепотой, окутано бедным акварельным запахом нарциссов — свежим ароматом вешних вод, открывших солнечным лучам сырую землю.
Пророческая слепота есть брак ночи и солнца. Тиресий, ослепнув, получил от Афины в утешение пророческий дар. Слепой пророк воспринимает действительность подобно тому, как лунатик одновременно видит и не видит пространство ночи. Ожерелье мертвых пчел соединяет прозрачную глубину ночи с солнцем, незримо наполняющим ночь отраженным лунным светом.
Ночь вообще — темное дело. Ночи помнятся лучше, чем дни. Да и тех не много. Помню несколько. Одной я шел по камням вдоль кромки крымского берега, залитого штормом. Грохотали волны в рифах, и сверкающие молнии выхватывали белоснежные рвы бурунов. Труп дельфина — выбеленный морем — попался тогда под ноги…
Лирика — всегда ночь. Ночь — всегда отпущенная телесностью душа. Ночью не говорят в полный голос. Ибо слышней всего шёпот, негромкий голос… Другой раз мне пришлось ночевать неделю на берегу Черного моря в укромной лагуне диаметром в полкилометра, в обе стороны от которой амфитеатром располагался заповедник с реликтовым можжевельником. Горный массив здесь почти отвесно срывался в море, образуя бухточки-кельи, доступ в которые осуществлялся только с воды, через скальные нагромождения, или сверху, при наличии верхолазного снаряжения. В те времена егеря пускали в эти бухточки пожить за небольшую плату. Так что многие ниши у самого моря были заселены невидимками, в шторм находиться в них было бессонно, и страшно, и мокро, а в штиль — вы имели дело с лунным светом и шелестом волны, мерцающей по коже морскими светляками. И тогда важно было перебраться в саму лагуну. Дышала долгая волна, лился конус лунной дорожки, и все голоса, любой шёпот и вздох доносились из бухточек со всего многокилометрового периметра заповедника в акустический фокус, располагавшийся под невысокой скалой, под которой я и усаживался.
Незримые, неопознанные, навсегда безымянные голоса шептали, спорили, признавались, рассказывали. Бесплотность этих голосов сжимала сердце. В этом эффект лирической поэзии: степень сокровенности сообщения прямо пропорциональна дистанции, на которую оно рассчитано. Отосланные на бесконечность без потери звука, стихи — это голоса над водой, шепчущие в ухо Бога, молящие об искуплении.
Задача поэта, если таковая вообще имеется, состоит именно в искуплении: вывести если не мир, то возлюбленную из ада, память — из небытия, сознание из животного, рассвет из тьмы. Без ночи дня не бывает. Без смерти — жизни.
Ночь — воистину темное дело. Ночью живые сущности теряют свою плотность и приближаются к призракам. В полнолуние ландшафт залит отраженным светом. Обесцвеченные предметы похожи на знаки самих себя: точно так же обескровленные призраки суть лишь тающие следы некогда живых существ. Когда-то на заре мифологического человечества ангелы собрались у престола Всевышнего, чтобы просить Его разрешить их затруднение. До сих пор величие человека, созданного по образу и подобию Бога, распространялось так широко, что ангелы не были способны отличить его от Господа. И они просили Его каким-то образом вмешаться. И тогда Всевышний наделил человека сном.
Во сне человек жив лишь на одну десятую. Вот почему, проснувшись, полагается омыть руки — ритуал снимает с нас нечистоту, полученную во время пребывания части нашего существа в небытии.
В то же время сон — точней пограничная область яви и сна есть самая творческая часть нашего сознания. В состоянии первосонья мозг способен создавать миры и заглядывать в будущее…
Что же мы знаем о лунатизме? Как лунатик видит мир, каково его зрение? Ясно, что сон — это мир в той же степени буквальный, сколь и условный. Не потому ли ангелы предпочитают являться именно во сне — чтобы их не смогли переспросить, чтобы понимали их твердо, без околичностей, которые недопустимы по самой природе сна. У лунатика глаза открыты — и сон его совпадает с реальностью. Сон лунатика, совпадая с миром, вытесняет его, становится прозрачным — так как не отличим от своей идеи — реальности. Да, если вещь своим попаданьем взрывает собственную идею, — она становится прозрачной. Вот почему так желанны незримые сущности. Вот почему фантастично само стекло, а также — ветер-бес, прозрачные пчелы и девы с лунным лоном.

ЗРЕНИЕ

Мышление в определенном смысле ослепляет. Это особенно становится понятно, если вспомнить, насколько в детстве ты представлял собой зрение и осязание. Тогда можно было уставиться за окно или прилипнуть к забору, обоям, ковру — и не оторвать, потому что кристальность хрусталика была настолько незамутненной, что простой взгляд на простую вещь превращался в глубинное созерцание мироздания, а мысль пока еще была не отличимой от чувства. Помню, что за скарабеем, за его шариком, обраставшим блестевшими песчинками, по мере того как тот подпрыгивал и скатывался в ложбинки по направлению к норке, — мог наблюдать часа два сряду; а на Апшеронском пляже намытые прибоем брустверы лиловых острых ракушек превращались в сложивших под грудью лапы дымчатых котов.

СЛОВО

Есть такое зрение, когда плоть незрима. В подобном агрегатном состоянии души только звук способен очнуться в реальности, только слово может стать существенностью. В юном, неопытном возрасте это казалось метафорой, или блажью утонченности, но сейчас — единственным способом быть. Исход, как всегда, не известен.

ИНОГДА ЭТО НАЗЫВАЕТСЯ СУДЬБОЙ

Случается, сон оканчивается событием происшедшим в реальности, в точке пробуждения, и его ретроспектива оборачивается чистой мнимостью: все события сна выстраиваются в последовательность только для того, чтобы обусловить будущее. Топологически эту раздвоенность точки пробуждения (и ее причинно-следственную обособленность) можно проиллюстрировать листом Мебиуса, односторонней поверхностью, перетекающей вырождено в самое себя.
Граница яви и сна, отражающая эту парадоксальную расслоенность, как раз и есть лист Мебиуса. И вообще; время книги (жизни) понимается превратно. В рассказе все строится как во сне — с той самой обратной ретроспекцией — все нацелено на то, чтобы обусловить точку пробуждения, аномальную точку рождения смысла. Причем точка эта вовсе не обязана принадлежать множеству повествования.
В самой жизни достаточно элементов нелинейности. Есть в ней события, получающие осмысление, ergo существенность, лишь время спустя. Иногда это называется судьбой, и это тоже принцип ретроспективного сна. Но самое интересное — нетривиальное, замаскированное ложной уместностью западание событий из будущего в прошлое. Необычайно увлекательно их расследовать. Например, способна присниться далекая, позабытая прошлая жизнь, которая во сне оказывается не только реальней настоящего, но и способной, даже призывающей заменить будущее собой. В этом и состоит суть трагедии.

У ПЕШКИ МЕРТВОГО ШАХМАТИСТА БЫЛИ НОГИ

В 1985 году швейцарец Вольфганг Айзенбайс, интересовавшийся исследованиями паранормальных явлений, решил организовать необычный шахматный матч – живой шахматист сразится с умершим соперником при помощи медиума.

пешка на пятнадцатисантиметровых каблуках
идет по шахматной доске не глядя под ноги
знает смотреть нельзя
там пропасть

спотыкается
рвет связки
припадает на одно колено
как будто делает предложение
из замужней трещинки которого торчит белая ничья

Два гроссмейстера – Виктор Корчной и Геза Мароци – встретились за шахматной доской. Ничего особенного в таком поединке не было бы, если не одно обстоятельство – к дате дебюта венгерский шахматист Мароци был мертв уже 34 года.

у черного ангела пешки — анорексия
ничего не ест
не летает
только бросает в себя
как в неработающий автомат переставший выдавать напитки
странные фигурки черных таблеток белых монеток

скоро в тонком ангеле
вырастут длинные органы
которыми можно забыть ноги

Игра, рассказывал Корчной, шла медленно и неровно. То у него не хватало времени, то дух Гезы Мароци отвлекался на какие-то другие дела. Мистическая партия продолжалась почти 8 лет. В 1993 году Мароци сдался на 47-м ходу.

оба шахматиста не забывали
что пешка обязательно дважды в день ложится спать
словно уходит выгуливать деревянную собачку

РУЧКИ РАДИОЛЫ КАК РУКИ ВЕНЕРЫ МИЛОССКОЙ

однажды меня чуть не убила музыка.
мне было года четыре.
я залез на стул и стал крутить ручки настройки огромной радиолы.
в какой-то момент нога соскользнула
и я полетел вниз, потащив за собой радиолу.
мы упали вместе.
я был погребен под остановившейся музыкой.
я так испугался, что прекрасная музыка внезапно исчезла,
испугался так, что даже не заплакал.
я лежал не шевелясь.
в комнату вбежала бабушка и закричала,
решив что я мертв.

с тех пор, слушая музыку, я боюсь мгновения,
когда она закончится.

и, мертвая уже двадцать лет, бабушка закричит.

СУБТИТРЫ К МУЗЫКАЛЬНОЙ АНТРОПОЛОГИИ

                                                        Кириллу Широкову

композитор иоахим неандер
писал музыку
и проводил богослужения
в долине речки
дюссель.
позже
долину переименовали в его честь
в неандерталь.

через двести лет после смерти композитора
здесь нашли останки
ископаемого вида человека,
получившего название
неандерталец.

есть поверье,
что в этой долине
исполнится любое желание,
пока неандертальцы
продолжают вымирать,
сидя на откопанных коленях санта-клауса.

самое известное произведение неандера –
песня
«господа славь ты, мой дух, славь царя сотворенья»
(lobe den herren, den mächtigen könig der ehren).

ученые считают,
что неандертальцы
верили в загробную жизнь
и вели
религиозно-магическую практику.

годовые кольца гортани
местного бога
росли неравномерно.
они были то воспалительно толще,
то восхитительно уже.
сквозь последнее,
очень тонкое кольцо,
смогло протиснуться только
одно слово,
уменьшительно-ласкательно
отгрызшее себе суффиксы.

неандер
умер от неизвестной болезни,
возможно от чумы.
данные о месте его погребения
отсутствуют
вплоть до сегодняшнего дня.

в могилах же неандертальцев
теперь находят
жемчужины,
окаменелые лепестки роз
и костяные флейты с четырьмя отверстиями,

где внутри високосной музыки
напечатан доисторический календарик
тишины,
изогнутой сильнее обычной
из-за дополнительной косточки звука.

ФОТО 20 ЛЕТ СПУСТЯ

На фото только двое:
отец и дочь.
Ищу тебя на фото.
(Неужели это ты?)
В объективе моих глаз – двух луп –
ломаются линии и контуры
когда-то дорого мне лица…
Эти ломаные линии оседают
во влажных расщелинах мозга,
где в ультрафиолетовом свете
заново проявляются старые негативы.
Наконец линии
размещаются на лице твоей дочери.
Почти теряюсь –
если б не она, не узнала бы тебя.
Твоя дочь нежно прикасается ко мне,
и под нашу любимую, 20-летней давности, мелодию,
танцует вместе со мной медленное танго…

Перевод Инны Кулишовой

WWW

Гигантский черный паук цепляет Землю,
его щупальца тайно проникают
в теплые земляные вены…
Где-то в космосе подвешена паутина-сеть.
С рассвета, когда открываю глаза,
до наступления ночи наблюдаю –
путь длящегося дня, опутанный паутиной,
путь появления куколки из гусеницы,
день превращения в бабочку,
что плавно перелетает с Земли в космос
и машет мне издалека…
Морщинка тянется как царапина.
Складывается веко ночи.
Я становлюсь водным растением.
Мой стебель фосфоресцирует и
движется в глубину течения вод.
Ночью размножаюсь.
Как локальный паук, плету свою сеть
и ощущаю невидимыми лапками
что она, подвешенная где-то в космосе,
трепещет, когда приближаются планеты,
словно кто-то на нее дышит.

Перевод Инны Кулишовой и Андрея Сен-Сенькова

ДЕНЬГИ

Вечно бодрствуют деньги –
единственный острый глаз,
натянутой стрелой всегда готов
в нужную точку выстрелить взгляд.

Вечно бодрствуют деньги.
Многоруки, как Шива, –
сколько рук их коснется, столько и отрастает,
каждое движение пальцев
под цифрами берегут
и всасывают пот с ладоней.

Вечно бодрствуют деньги.
Всегда в дороге, как бродячий дервиш,
столь усердно упакованные явью вести
раздробит тонкое их существо,
и роется, подобно сновиденьям,
в помойке подсознания.

Вечно бодрствуют деньги.
Все двери открываются для них,
изнашивающихся ради других,
себя всем предлагающих
и прекрасно знающих: молчанье – золото.

Вечно бодрствуют деньги,
с тем единственным острым глазом,
многорукие, мятежные,
со скромностью самоотречения –
они истинные христиане.

Перевод Инны Кулишовой

БУКЕТ ДЛЯ РАССТОВАНИЯ

Цветок зависти улыбчивый,
и чем более улыбчивый, тем более глубокий.
Цветок ревности – порою бледный,
порою – яркий, как лепестки мака,
и в обоих случаях черное сердце внутри.
Синий бархат лицемерья –
ирисы сверкают ночью.
Изменниц-орхидей извилистый пестик,
изысканное разноцветье
с плотными широкими листьями непрощения.
Гордыня в этом букете – роза,
Тебе хорошо известно, что существует множество ее оттенков.
И цветы одиночества здесь можно найти,
их листочки-недотроги дрожат от прикосновения пальцев.
Вокруг стебля воспоминаний
тонкие колокольчики лихо пляшут, опуская головы.
Цветы тоски проглядывают из букета
с засохшими верхушками, как сорняки…

Было время, когда исходившие из наших глаз лучи
пересекались в одной точке.
Где бы ни были мы, по обе стороны океана,
словно крохотные планеты, непрестанно вращались
вокруг мерцающей точки.
И однажды вместо точки
вырос огромный букет расставания,
и мы начали передвигаться бессмысленно…
Бог знает, кто от кого удалился: я – от тебя или ты – от меня,
или мы оба – от точки, которая
превратилась в красочный букет расставания.

Перевод Инны Кулишовой

ОДА FЭЙСБУКУ

Ну и что – если на континентах мы разных живем,
ну и что – если между постелями лег океан,
разделяет нас крохотный, тонкий, изящный экран
ноутбука; когда прикасаются к клавиатуре
пальцы, ты приближаешься так, что я чувствую кожу…
Собираются по вечерам толпы у мониторов …
выйдя прочь из комфорта и яви,
оставляя уют теплых комнат, подняв аватары,
в ход пуская фаллические атрибуты
(микрофон — например),
пред экраном своим служат очередной коллективный молебен.
Растворились и мы в сей толпе,
словно не замечаем сереющих масс-инсталляций
где сменяются имиджи надписями постоянно,
нераскрытые крылья ж –
над клавиатурой порхающими руками.

прочти про нашу очередную встречу: заходим в большой зал,
находящийся на главном вокзале города. в центре зала
зависло невероятное полотно-экран. посетители крутятся, глазеют на него,
словно на некоего идола. как раз у полотна и назначена встреча.
полотно суть не что иное, как цифровое зеркало, в которое люди
глядят на самих себя – на то, что их больше всего интересует.
отражение самое четкое – когда на экране один человек
виден, и чем больше народу накапливается, тем туманнее и хуже
видимость… поскольку все происходит в городе на главном
вокзале, в перенаселенном зале, где почти никогда
не бывает только одного человека, можно сказать, что людям
почти никогда не везет… или сказать:
я желаю видеть на экране отраженную в тебе себя –
это кривое треугольное «я»… или:
в бесконечной комбинации слов спрятанная любовь, которая
в большинстве случаев разновидность генно-модифицированного эгоизма.

Вот, смотри, демонстрируют серии очередные
инсталляций. И вновь коллективные фаллосы… Поднятые аватары…
и сменяются надписи имиджами, как и руки – крылами,
что отрезаны нами у ангелов мертвых…
Мы с тобой тоже здесь, будто некой декорации бесполезной детали,
я – в твоей полуяви, и ты – в полусне моем, высунувшие
по одной ноге из экрана наполовину…

Перевод Инны Кулишовой

ABOVE & BELOW, IN & OUT

God is above Google Maps.

Все равно – смотришь ли сверху вниз
или снизу вверх,
эта точка – самолет
или твой большой дом.
Поскольку во вселенной, знаем, есть галактики,
в галактиках – планеты,
мы сидим на планетах,
как в самолетах,
и машем рукой друг другу.
Все равно – смотришь ли ты внутрь себя
или из иллюминатора вовне,
zoom in or zoom out;
эти две точки
где-нибудь соединятся.

God is below Google Maps.

Перевод Инны Кулишовой и Андрея Сен-Сенькова

1
Лёгкий полёт крыла
летящая птицей дрожь

2
Со щелью пятницы подмышкой

3
Увидела на обшарпанной двери следы поколений,
на раковине из моря – соитие и любовь,
в мусоре – неизвестный цветок,
в поломанной кровле – небо,
в падающей капле – стремление к непрерывности,
в спокойствии – движение
и в движении – повседневность,
в смытом – безумие
и в конкретном – невероятность.

4
Писклявый винегрет

5
Как меняет судьба человека
И как человек меняет судьбу

В пустой дом приходят страсти

6
Схлопнулось время
Золотые нити серебряной ауры

7
Не припрятать другого – своё тебе ближе

8
Плач по городу, по заглядову
Виноградной лозою свесилась
Да на очередь дрожью взглядывала
Отпустите грехи неминучие
Белопанною, царевым оком ли
Там поэты руки канючили
Да под стойку валились смокинги

9
В Людоедовом обезьяннике снесли голову
Трём представителям династии Ланкастеров

10
Лист беседует с листом, о чём?

11
Никто не застрахован от себя
Заложник самого себя
Если тебе скажут – иди вперёд –
Иди назад – пути сходятся.

12
От пошлости до низости
В огромных размерах
Воспоминания причмокивают
                                Тьфу

13
Нельзя в дуги выгибать слова
Печальное небо кричало и плакало

14
Не исключено, что прийти к вам заставило то,
что мы называем мышиной вознёй приоритетов

15
Спокойно, достойно, свободно
Без спеха, без суеты

16
Поле вздыхает и продолжает жить
Цветок готовится к полёту, аскеза

17
В небе над Аляскою
Самолет висел

18
Мучит ветер зелёные кудри

19
Тихий день, утомлённые крыши
Символический странный сюжет

20
Собака загрызла хозяина
Хозяин загрыз собаку

21
Лопаются пузыри
Улитка спряталась в себя
Прилетел друг воробей

22
Лицо дерева

23
Остров превратился в точку

24
Другая голова
Ящерица
И краснеют и белеют
Сапоги снимать умеют

25
Какую-то жалкую тысячу
Мне удалось сорвать
Далёкие ветры свыше
Ложатся со мною в кровать

26
Беременное дерево

27
Гулливер в штанишках
Сопля

28
Подпрыгнули цыплята
до самых облаков

29
Пятьдесят четыре
Пятьдесят пять
Пятьдесят шесть

30
Тяжёлая, вязкая, синяя глушь

31
Слова – это вой по несуществующему

32
Понять эту мысль невозможно
Природная жизнь тяжелей

33
Как согласовать несогласуемое
О чём мыслит дерево
Интерес ко всему, что не имеет для тебя значения
Расформированное рифмованное ничтожество

34
Предельной кажется основа
И воробей – чирик- чирик
Глотает снова крошки слова
И исчезает через миг

Гордится грубая основа
Землёй сшибая дурака
Глазницы неба, цвирк из зёва
И пересвист издалека
(речитатив издалека)

35
Оказаться в собственной дыре

36
Внешняя поверхность слов.
Кормушка языка. Пропуски.
Законы птиц. Законы человека.
Законы бабочки. Законы дерева.

37
Олень нюхает тайгу

38
Не скоро вскроется обман
БиСи придут на смену нам

39
Загорелые сплетни листьев

40
Проросшие гуманоиды

41
Повисшая занудность

42
Я хочу стать незаметным

43
Пошлость ума гулкостью рассудка
Пошлость ума в глупости рассудка

44
Капелька плоти упала на дно
Капелька плоти открыла окно

45
Проснулся в мире незнакомом
Всегда похожем на себя

46
Беременное дерево,
Сплетение листьев.

47
Всё бред и совершенство
И тайна и блаженство

48
Приближённое звучание

49
Заветы, кареты, приветы
И прочая умная ложь

50
Если не обращать внимания на детали
любые скакалки могут показаться ёжиком
очко в трусах
изнасилованные категории
ложь в чёрном каблуке

51
Памятник собственной глупости

52
Слова ловушки и капканы

53
Кого ни спросишь – он их друг
Сиречь окно уборной

54
Провод внутри коробки
Червь посреди огня

55
Подмышки на подоконнике
Листья спутались с семенами

56
Реальные события чужой страсти

57
Ветер равнодушен к деревьям
Деревья склоняются ветру

58
Провалы в окнах, лунный свет
Что ищет там в котомках лёгких

59
Передвинуты, сдвинуты, брошены

60
Ничего не изменилось –
Я изменился

61
Тёмные глубокие облака

62
Обоссанная бесконечность

63
Идиот по призванию
Идиот по жизни

64
Перекручено, скручено, сверчено
Перелётная влага легка

65
Из завихрений рождается лицо
На гребешках времени – люди

66
Демагогия клетки до гомеостаза

67
Фраза свёрнутая в валенки

68
Однажды он встал и пошёл.
Муравей поднялся на гору.

69
Три дня. Три дня.
Три ночи. Три ночи.
Три дерева. Три шелеста.

70
Перелётами, переливами
переброшены, скошены нивами
переливами и изгибами
То ли изгородь, то ли изгнаны

71
Жирная точка
Старуха Пётр Ильинична
Киршенбаум
Карл Петрович Бурунди

72
Ведро полиглота
Парадокс в поляне
Пискемах Кудрович Неугомоник
Когда идёшь по дороге прямо –
Попадаешь в переулки
След птицы

73
Гадкий рот по полной программе
Хапнуть вечности

74
Голобок, черепаха, болотный гриб

75
К литературе я имею такое же отношение,
как музыкант к музыке.
Уголок мимозы

76
Демагогия в клетке

77
Равнинный усталый берег

78
Бегает потенция
В круге и по кругу
Тонкая секвенция
Обрастает лугом

Белая акация
Тихий стон внутри
Колет провокация
Птицами вдали

79
Первым оком ненароком
Тихо теплится река
Первым вздохом и упрёком
Поднимает облака

80
Сметана Аркадьевна

81
Маленькие дети слушают шум листьев

82
Не тот, кто с тобой, а кто против тебя
(классика и современность)

83
От конкретного до неконкретного – ля, ля, ля, ля

84
Памятник чужому благополучию
Интерес без продвижения
Загадка предрождения
Поверхностные события
Индивидуальное размножение
Восторженный дурак
Знаки
Стук копыт

85
Упресто теста поцелуя
Волнует обвиваньем свуя

86
Кусок вечности

87
Сливание слов
Кокетливость заполнения

88
Выгуливать строчку

89
Злак Космович
Фёдор Кофеинович
Чай Тайнович
Вод Видович

90
Первые строчки не тонут
Первые строчки в плену

91
Стеклянные бусы
Корсаж за окном
Причёска и чёлка
Ничто нипочём
Французский акцент
Напомаженный рот
Креплёное платье
Подтянут живот
И бледная помесь
Лисы и уклейки
Глотает слова
На шершавой скамейке
И скрыто за линзой
Прожженье зрачка
О, бедное утро
В лучах казачка
Покрыто и скрыто
Сачком пятачка
Считают деревья
на че и чка
Грудною луною
Цедя молочка

92
Дорогою тянется – точка

93
Ритм подбирает крошки слов

94
Трогать усталые вещи

95
Горизонтальность слов

96
Там, где свобода без обиды

97
Безумие уровня
Никогда, никого и ни с кем
Противно разуму
Что ещё нужно недалёкому уму
Спящие ценности
Удовлетворение шипит, сопит, каркает и исчезает
Сообразовать реальное с нереальным
Отголоски вокруг и около – не потеряться

98
Грубо сшитый комбинезон
Кошачье соединение
Самоопределение
Самореализация
Самосоответствие
Самостийность

Вещь не на своём месте
Заросли защищают львов
Непризнанные гении кувыркаются
Аутостеническое состояние музыки
Хозяин шёл по следу собаки
Муха задумалась

99
Зоопарк с вольерами кивков и плевков

100
Не открывай дверь постороннему
Природа устала
Время и порядок мимо
Курение – жалость к себе

101
Серость имеет свойство прилипать ко всему

102
Всё уходит, увиливает, исчезает…

103
В чужой стране – чужие звуки
В родной стране – другие звуки

104
Тихий шорох за стеною
Шорох тихих крыл
Удивляешься порою
Кто тобою был

105
Аромат твоей души
Дышит воздухом тиши

106
Без учёта обстоятельств

107
Букет стеклянных дней

108
Всё, что не знаю о жизни, облекаю в поэтические формы