***

а ты –
кто?
что из предлежащей тьмы –
твоё?
что из белька, скачущего
к свету расходящихся домов – ты?
ни крошки, ни камень,
скользнувший под ногой – это не ты,
капает белая взвесь
станции исчезают
что кому здесь до тепла?
яд ли тебе цвет?

ветер хранит дым, ветер поёт тем,
кто говорит кровью

имя твоё

***

цветом-то гворит-то: нее,
цветом-то кудэ, не то, а вот
тенью-о, гворит, тенью-о друго,
саапсен друго, и ты тудэто, ооо,
тенью-то, ентянбре,

прожилки наливаются темным,

той! тойтойтой,
переулок не чистили,
лучше вон-он тама, ага, а тудэ
не тово

тень дворника пластается по стене,
и только фонарь туда, фонарь сюда.
смотрю широко удивившись,
а там никого.

***

с утра
суметь не поскользнуться
а к вечеру успеть скользнуть

мимо собак с глазами-блюдцами
мимо дерев идущих вспять

к истоку скользкого кривого
постукивающего площадьми

когда суметь увидеть: слово
вдруг обращается людьми.

***

эта мгла такая вот не та,
вот прежняя была,
когда ни чёрточек,
ни трещин за углом, куда!
но по талону, строго
раз в два месяца:
кило снега, с просветом
на проспект, там фонари
и морда золотом:
реклама.

***

а если нет –
ну, пусть. ну, пусть!
когда тогда потом
в сырых газонах всходит грусть
несломленным кустом,

а мы вокруг него пойдём,
чтоб путь был невредим,

чтоб слёзы обходили дом –
и таяли, как дым.

***

чернушки прячутся не здесь

хотя вот, впрочем, за витриной
в зелёных полчищах
рекламных икринок
прячется малая планетоида,
подрастает,
вечером, не удержавшись,
тыкается носогубным
скальным выступом в стекло,
пробует лизнуть лёд.

***

когда про меру дурака
не сходится ни зги,
смотри: кирпичные войска
и свет сквозь них кипит

и стол становится на свет
и белым станет стол
вот облака плывут в траве
под пение цветов

и свет становится сквозь сон
и ты как будто смех
а город-свет и город-звон
целуются при всех.