Прекрасные образы, что возникают у меня поневоле, приходят как запоздалые лодки спасения. С трудом находят они другой ветер, чтобы не возвращаться обратно и не утыкаться носами в призрачный острый глухой камыш на излучине той реки, что ушла под землю.
Там, где горел костер и было жарко от запаха воды, зелено, звёздно и безопасно – так безопасно, как при самом начале времен, когда можно было создавать имена, чувствуя землю всем телом, всей душой – небо и любовь без конца.
Долгие месяцы я смотрела, как исчезает эта река, и однажды, когда от неё не осталось ни капли – только бескрайние, дикие, новые земли – подумала, что это медленное и тягостное умирание не хуже было любых других медитаций. Не хуже, не лучше, и как Александр Македонский основал город там, где пал его конь, так и я могу развернуть живое пространство на месте тайной излучины того потока.
Город с любым названием, чьё подлинное имя будет известно лишь мне. Город с провинциальными долгими зимами и бездонным космическим летом – малую родину моего истинного детства. Город-перевертыш – палево-золотистый с одной стороны, хрупкий и сказочный, с изнанки же – пепельно-голубой и огромный.
Окраины его сторожат острые темные ветви, словно сомкнутые кованые ворота в небо. Улицы, как корни, истончаются и смешиваются с землей, расходясь во все стороны от каменной площади. Где гулкая четырёхгранная башня ратуши высится рядом с широким зданием двухэтажной библиотеки, а поодаль в любую погоду, в любое время ночи и дня мерцает маленькая многоцветная карусель.