Обработанный в фотограме снимок обманывает нас: кот кажется тёмным, кроме хвоста и двух пятен на боку. Человеческий субъект и есть негатив кота: он ловит себя на мысли, что окружающие воспринимают искажённую информацию о нём как нечто статичное, наподобие распечатанного фото, которое нельзя изменить в редакторе, только разрисовать детским маркером и сжечь. Я отрастил подшёрсток на человеческую зиму, длящуюся тридцать с лишним лет.
    Будь кот действительно чёрным, терялся бы ночью, а его видно, как белого, и если бы от его шерсти исходило невероятное сияние, он собрал бы зверей, рыб и гадов морских (и, возможно, запретил бы людям называть их гадами), — но это обычная шерсть.
    Заснятое животное я ловил осенью, опасаясь, что скоро иней покроет листья, словно белая глазурь. Очень красиво было вокруг, и людей совсем мало. Номер дома, согласно каббале, означал милосердие. Ты похож на автопортрет Дюрера в молодости, только без бороды, я — на негатив кота.
    «Вавилон не сожрал нас — мы напрасно мечтаем насладиться регенерацией.
Дегенерацией, то есть.
    Зеркало магазина отражает меня — яркие глаза и чёрные брови на белом лице. Понаехавшие хуторяне бормочут: «Понаехала». Стройная девочка в платке, похожая на меня, окликает на южном наречии, разочарованно отходит, когда не понимаю. На самом деле я не понаехала — они видят искажённые цвета. Нечто в исходной краске позволяет легко искажать её взглядом.
    Даже их дети будут таращиться и окликать. Нет пока Вавилона, люди единое тело, лишь когда надо пройти мимо чужого — равнодушно или злобно-заинтересованно».
    ….и через пять минут попасться шарлатану, в голове которого бессмертные жуки.
    Кот не говорит на языке иного вида, фотография тем более нема, и всё, что вы слышите, — кажимость. Поименуйте это коллективным бессознательным, бесами, галлюцинаторным синдромом, делёзианским фантазмом. Интернет зависает, по улице медленно катится ментовоз, я закрываю глаза: передо мной на белом небе — аккуратные чёрные звёздочки.