***
Мальчик прибегает ко мне с прогулки. Судя по времени, он возвращается из школы и забегает ко мне. Просит рассказывать сказки, а сам начинает болтать первым, не закрывает рот, едва войдет в комнату. Он хватает безделушки с моего буфета, с камина, разглядывает их, поднося близко к глазам, у него, вероятно, близорукость, хотя очков он не носит. Он выглядит аккуратным домашним мальчиком, не знаю, почему родители не позаботились, не купили ему очки. Он не рассказывает мне о родителях, однажды он рассказал о белой комнате, но я не думаю, что это комната в его доме, он просто выдумал. Я рассказала ему о человеке с Луны, и он спросил, можно ли тому пожить у него. Я опустилась перед ним на колени. Конечно. Я знаю, каким он станет лет через двадцать, а больше лет у него не будет. Человек с Луны пока поживет у него.

Наши отцы вместе учились, у них были планы, как преуспеть. Отец ничего не рассказывает, но у меня есть фотокарточка. Они сидят на скамейке в городском парке, оба в уродливой школьной одежде. Глаза у них горят. Позже они потеряли друг друга, юношеские связи разорвались. Не поссорились, но разлетелись в разные стороны. Мой отец строил башню, не глядя по сторонам.

Наш дом деревянный, лестница пристроена сбоку к жилым помещениям, она узкая и темная и закрыта навесом. Потом его покрасили той же краской, что и дом. Со стороны улицы дом выглядит одноэтажным, было бы непонятно, к чему эта лестница, если ее оставить снаружи.

Мальчик снова прибежал. Простучал каблуками, у их школьных ботинок такие твердые каблуки, зачем? Мальчишки вырастают быстрее, чем снашивают их. Ступеньки отзываются восходящей в пространстве гаммой. По девятой-десятой ступеньках он разминулся с девушкой, которая приносит мне обед. Я слышала сбитое испугом дыхание. С ранцем и той скоростью, с которой он забегает на лестницу, он может сбить ее с ног.

Я не спускаюсь по лестнице, она подсовывает тарелку с кашей мне под дверь. Каша теплая, мягкая. Она полагает, у меня нет зубов, мне нужна нежная пища. Лица ее я не видела, только руки, свет от ее рук под дверью, розовых, нежных, сладких. Или это каша светит на них.

Он приходит и целует меня мокрыми, как собачий нос, губами. Не могу передать, как отвратительны мне его прикосновения. Я перестаю дышать, еще когда он поднимается по ступенькам. Грузные шаги по комнате, я задерживаю дыхание. Он долго смотрит на меня, потом бредет от одного закутка к другому, трогает мои игрушки, вздыхает. Наконец скрипят половицы, уходит. Я слезаю с кровати, закрываю глаза, слушаю, как поют птицы.

Мальчик прибегает в ботинках в комнату. По его следам на крашеном полу я узнаю, какая снаружи погода. Прозрачные лужи, грязные лужи, песок, снег, свалявшиеся черные кристаллы. Однажды он принес на подошве лист, полупрозрачный, жесткий, в липкой паутине. Я расправила его и смотрела на свет, все становилось зыбким и желтым.
В другой раз он притащил за пазухой черного котенка. Тот принялся скакать по моей кровати, мурлыкал у моего уха и заснул у меня на плече. Я умоляла его оставить котенка, но он забрал его, уходя.

Не знаю, отец, если у тебя тяжело с финансами, можешь водить экскурсии ко мне. Никакой базарной шумихи, разумеется. Приглашения рассылаются по достойным гражданам. Потом они в свою очередь рассылают приглашения трем своим близким знакомым. Заживем.
Не понимаю, почему ты отказываешься от делового предложения. Который раз я оставляю тебе записку в пустой тарелке от каши, когда возвращаю ее. Подсовываю под дверь.

Кот, разумеется, все равно бы ушел. Залез бы по занавеске к окну. Я оставляю окна открытыми, иначе в комнате скапливается дурной воздух, невозможно дышать. А котенок выбрался бы через окно и спрыгнул наружу. Коты могут прыгать и с десятого этажа без вреда для себя.

Мальчик снова придет ко мне.