ПРИНЦЕССА

Мальчик, живущий в автобусе, разбившемся от
падения на скалы недалеко от мыса,
знает каждый сантиметр длинного пляжа,
сворачивающего к руинам замка,
где за стеной лежит скелет девочки,
за искусственной стеной,
о чем известно только мальчику,
и только ему известно, как отодвинуть камни,
потянув их на себя,
он расчесывает длинные рыжие волосы,
еще оставшиеся на черепе,
и приносит ей все, что находит днем
на пляже, и называет ее так, как называли
раньше, Принцессой, как называли
даже позже, замуровав живьем в комнате,
оставив умирать, в одиночестве, до того самого дня,
когда мальчик нашел ее, и теперь она
каждый день принимает его в гости, лежит,
окруженная буйками, спасательными жилетами,
лобстерами, двумя причудливыми туфельками
(из одного торчит кость ноги), половинкой весла,
сгнившей резиной и скульптуркой,
сделанной из дерева мальчиком, когда тот
догадался, что сегодня ее день рождения,
потому что, выбравшись из автобуса,
увидел радугу над замком,
и бежал через весь пляж к ней,
а радуга двигалась за ним.

ВОЗВРАЩЕНИЕ

Он лежит на мелководье, позволяя
маленьким волнам разбиваться о тело.
Он добирался сюда годами.
Пес, нюхающий его лысый череп,
не чувствует запаха путешествия
из глубин моря –
команды медуз помогали ему,
крабы препятствовали,
треска с любопытством наблюдала.
Все гораздо проще, когда плоть
обглодана до костей,
ставших гладкими как угорь.
Утонувшим тяжело подниматься
вверх, но он, не спеша,
справился с этим
благодаря помощи дельфинов.
Сундуки с драгоценностями не искушали его,
оружие тем более не волновало.
Другие скелеты пусть остаются там,
а он должен был отправиться в путь,
и, после необходимого отдыха,
обязан снова встать на ноги,
чтобы дойти до кладбища
и лечь в могилу своей женщины.

ПОКЛОННИЦЫ

Семь лошадей выбрались из Ванзейского озера
и, мокрые, галопом прискакали к могиле Клейста.
Они, с ржанием, подогнули передние ноги –
первая осторожно ударила копытом по камню,
вторая, подойдя, лизнула надпись.
Затем, одна за другой, они почувствовали тяжесть,
опустившуюся им на спины, и удары в бока,
направляющие на прогулку вдоль
берега большого озера. Такого радостного ржания
не было слышно веками, подумал
человек, выгуливавший трех лающих терьеров.
Когда все семь лошадей, почувствовавшие
тяжесть всадника, вернулись,
то встали вокруг могилы
и нежно заржали. Хор лошадиных голосов
звучал, пока они не построились, подняв головы,
в строгую линию и побежали рысцой назад, туда,
откуда появились, для нового перехода вброд,
потом оглядели группу визжащих детей и
поплыли сквозь радугу к далекому берегу.

ПОКЕР

Мы играли той ночью впятером –
Пейдж, Киеран, Нил, я
и вытянувшийся в гробу дядя Чарли.
Мы начинали раздавать каждый раз с него,
и с него начинали делать ставки, не замечая его проигрыши
и кладя в общий котел его выигрыши,
ведь зачем ему нужны были монетки?
Какой ему нужен был выигрыш, кроме жизни?
Играя впятером всю ночь,
мы закончили только на рассвете.
Мы оставили ему карты
на долгую память об этой игре.
Пейдж, Киеран, Нил и я
отправились по домам в кровати
и, в итоге, проспали его похороны, но,
пока не выросли, продолжая играть в карты,
жалели, что с нами нет счастливых рук дяди Чарли.

ПЯТНО ПОТА

Пятно пота на его майке в тот день
напоминало по форме карту Ирландии,
не ту, что вы видели в обычном атласе,
а гугл-карту, что висит на стене
его дома, в котором не было такой жары
уже целое столетие. Он вытер
стекавший со лба пот рукавом
и поднял низ майки, чтобы
рассмотреть пятно пота снова.
Это была Ирландия, точно, даже когда
перевернута. Его родное графство
Донегол было над правым соском.
Керри било под печень,
в то время как Дублина не было нигде.
Он пригладил свои мокрые волосы пальцами.
Что это значит, если вообще что-то значит?
У него пятна пота появляются постоянно,
но никогда не было такого, напоминающего карту.
Было ли это сигналом к возвращению?
И почему только на этой майке
появилось пятно, не похожее на другие?
Он был так растерян, что позвонил домой.
И голос в голове, тот, который он ненавидел,
приказал снять майку
и запихнуть ее в корзину для грязного белья.
Если это действительно карта или знак,
тогда прачечная не страшна,
в противном случае – это ничего не значит,
подумал он позже.
И такое пятно пота больше не появилось.

БЕЗ САХАРА

Сидя на диване между двумя близняшками,
выпрямившись, чувствую себя внутри бутерброда.
Обе блондинки, обе красотки,
одеты в мини-юбки
из красной кожи, одинаковые лица,
одинаково искрящиеся зеленые глаза.
Почему-то начинаю думать о дыне,
спелой, прямо из холодильника,
разрезанной вдоль на две половинки и
очищенной от семян,
наполненной охлажденным сотерном.
Одна из близняшек кашляет
и другая отвечает ей эхом. Я смеюсь,
смеются и они, создавая стереоэффект, за окном
зажигаются уличные огни, собака
лает, срабатывает автосигнализация.
В это время в комнате на белом ковре
появляется мать со свежезавитыми волосами,
с серебряным подносом, на котором
три нежнейших китайских чашки, под каждой
блюдце в виде узорчатого листа, чайник
из Шанхая, с нарисованным
павлином на кувшине для молока
или чего-нибудь еще. Но нет сахара,
ни единой крупинки сахара.

ПОЛЯРНАЯ СОВА

Над головами расстрельной команды
пролетела полярная сова, дважды ухнув.
Но перед тем, как они выполнили приказ
и рухнула связанная женщина,
с проступившей на белом платье кровью,
сова села ей на плечо,
ухнув еще раз, вращая свои большие глаза и
пристально глядя на мужчин в униформе.
Один из них поднял на нее винтовку,
но капитан приказал отставить в тот момент,
когда сова погрузила клюв в кровь
на женской груди, пачкая
свои перья, свирепо оглядывая
застывших на месте мужчин,
и, внезапно напав, едва
не пробила голову одному из них, заставляя всех
повернуться и смотреть, как она улетает и слушать
ее уханье, эхом пронзающее небо.

ОПЕРНЫЙ ТЕАТР

За чашкой эспрессо и ломтиком яблочного пирога
он думал о том, как все закончилось, снова,
в том отеле рядом с оперным театром, охраняемым
двумя львицами с женскими лицами и грудью –
грудь как у нее, действительно, в чем
убедиться у него была возможность в комнате
того же отеля, проводив ее перед тем
до душа без всякого намерения искупать.
Допив свой кофе и отправившись назад
под дождь, который состоял из света и тьмы,
он спросил у каменных людей на крыше
оперного театра, помнят ли они ее. Один из них
указал вниз, на львицу, и только тут он увидел,
что это же ее лицо. Конечно, она так любила
оперу, как он мог забыть. И тут, наконец, догадался,
что это она бежала вприпрыжку
к нему в номер каждую ночь,
и лишь у двери ее тело становилось женским.

ПОДПОЛЬЕ

Он жил в дыре в полу, спускаясь
по приставной лестнице на дно комнаты.

Было просторно, только давил потолок.
Вбитые в землю деревянные балки,
тряпки, закрывающие стены,

напротив одной из которых, с фреской,
он когда-то устраивал зимние съемки.

Другие комнаты большей частью пустовали,
хотя иногда незнакомцы останавливались —
в те дни он не покидал подполья.

Когда он выбирался, обычно ночью,
то охотился вместе с совами и лисами.

Весной он шел в лес и наполнял
две пятилитровые емкости.
Искал грибы с первыми лучами света.

Он изготавливал домашнее вино
со вкусом каштана и корней вяза.

Однажды барсук забрел
в его убежище,
услышав, как он музицирует.

А потом крот зашел в гости. Он поймал их
и сделал своими домашними животными.

Он писал и читал при свете лампы,
писал по утрам,
читал ночи напролет.

Писал о террористической угрозе.
Читал о старых добрых временах.

Когда-то он жил с женщиной, наверху,
в продуваемой ветром комнатке
с видом на блестящую поверхность моря.

Когда приходил сон, что было редко,
ему, как правило, снилось именно это

и он просыпался с ее именем на губах.
Это хорошо, что ее нет здесь,
в этой стране, в это время.

Это хорошо, что она не спустилась с ним
вниз, в эту дыру в полу.

Перево с английского: АНДРЕЙ СЕН-СЕНЬКОВ