:

Иммануэль Римский: ТРЕТЬЯ МАХБЕРЕТ

In ДВОЕТОЧИЕ: 7 on 20.07.2010 at 02:41

И ЭТО СВИТОК СТРАСТИ

Сказал Иммануэль сочинитель: Когда вернулись мы после сражения, я и князь благой,| был я привязан узами любви к той госпоже дорогой|, думал лишь о ней одной, ни об одной другой.| Мощно и грозно было мое желанье,| весь день мучило меня своею дланью.| И как увидел князь, что я в силок ее заточен,| и что в тенета ее завлечен,| сказал мне: «Нынче страсть свою ты останови,| услышь мое слово и в лоне его улови.| Знай же, сия госпожа недостойна твоей любви.| Однако, есть у нее красавица сестра, как говорится,| сохранился вкус и запах не изменился у девицы.| Прекрасна разумом и скромна,| юна, очень хороша собой, дева и мужа не знала она,| для очей вожделенна и сердцем умна,| благонравьем и великолепьем над всеми госпожами вознесена,| светла, как солнце, прекрасна, как луна,| в стихотворстве легка и слогом ясна,| превыше злата и серебра ее цена.| И отступила она от страсти и от дружества и от наслажденья,| и пасет средь лилий назорейства и уединиенья.| Постылы ей влюбленные и сыны Велиала,| и пред мужем никогда колен не преклоняла,| и не склонялась пред лицем Ваала,| и устами не целовала его уста,| в шатре своем без него обитает, чиста.| Ей небеса благословенье дали,| а у суеты она не взяла ни нитки, ни ремня от сандалий,| лишь хлеб для пропитанья и платье для покрова,| а страсть уздою смирила сурово.| Имя ее, и хвала,| и слава достигли небесного порога,| она — заглавье и венец на столпах стихов и высокого слога,| в устах ее златой язык, славящий Бога,| и из моря вожделенья на сушу назорейства — ее дорога.| Всякий поэт пред ней — как будто в подполье вор,| и по сравнению с ней, их речь — на чужом языке разговор.| Сосуд манны — сия юница,| ничто на свете с ней не сравнится.| Сражались из-за нее отвешивающие серебро, потрясающие златой мошной,| хотели взять ее в жены властвующие над страной,| и всяк выходящий из врат городских, совершил бы обрезание, согласись она стать его женой,| и когда бы не захотелось ей пребывать в своем шатре одной,| свернулось бы небо, как свиток, и все воинство его пало бы во прах земной.| Когда бы ты увидел ее, пал бы в изумлении пред ее лучами,| потерял бы разум от того, что увидел очами.»
И было, когда услышал я сие, мысли мои взволновались тотчас,| сон убежал от моих глаз,| и, от услышанного ушами, страсть в душе поднялась.| Страсть моя пылала как огонь, что в костях моих был заключен,| и, как вода, изливался мой стон,| и всеселье мне не было в сладость,| и во вздохи превратилась моя радость,| и перестал я питаться, и есть перестал,| покуда в глазах князя глупцом не стал. И сказал князь: «Неужели ты по глупости своей возжелал царства небесного, о коем всюду слух идет?| Кто вознесется в небо и к нам его сведет?| Оставь это, брат, дабы не срамиться,| и не говори со мною больше об этой юнице!»
И, с трепетом в душе, сказал я князю тогда:| О князь, доблестный рыцарь, коим община горда,| покажи мне, где обитает сия звезда.| Вот тебе порукой моя честь,| и то дружество, что меж нами есть,| что ежели она вознесется на небосклон,| и превыше Божьих звезд установит свой трон,| туда прикажу я вознестись моей мольбе,| и слезами своими сведу ее к себе.| Ибо стихи мои словно молнии летают| и, словно сияющая медь, блистают,| и речь, как меч, пробивает в сердцах красавиц течь,| способна замок сердца рассечь,| и, войдя в сердце, жечь, как печь.

И произнес я возвышенную речь, и сказал:

Пусть мне любой пиита подчинится,
В устах моих напевов вереница,
Чудесною моей, неслыханной досель,
Поэзией любой воспламенится.
Прекрасный мой напев вселяет в сердце страсть
И от него волнуются юницы,
Красавицы, его услышав, обомрут
Иль захотят с любым соединиться,
Когда царицы песнь услышат уст моих,
Со мной на ложе лягут, как блудницы,
А коли в горе я печально запою,
Вселенная от горя затемнится,
Все реки изольют слезу и все ручьи,
И вся земля, и светочи денницы,
Коль дар я попрошу у подлого скупца,
Не обделит меня его десница,
Услышав песнь мою, все побегут за мной
Во все пределы и за все границы,
С ней будут веселы, с ней будут тосковать,
С ней — жать, с ней — сеять милости пшеницу,
Поэзии моей сосцы накормят всех,
Ее лозою всякий опьянится,
Жемчужины стихов вычерпываю я,
Да ни одна в пучине не хранится.
Кореевых сынов земля б не пожрала,
Когда б у них была моя цевница,
Когда бы жили днесь Асаф или Эйман —
Им предо мной пришлось бы преклониться,
И не радели бы они в саду стихов,
Чтоб древо их могло укорениться.
Давид и Йeдутун, что вам киннор и песнь?
Я стих сложу, что вам и не приснится!
Косноязычен был стих той поры, и шел,
Как будто бы слепы его зеницы,
А я по высотам поэзии вперед
Иду, и мной любой певец пленится.
Сорвется, упадет, кто, по моим стопам,
Моих высот достигнуть соблазнится,
Поэтому скажу тем, кто стремятся ввысь:
Друзья, спуститесь, пусть вам высь не мнится,
Должны вы покориться, отстраниться,
Вот стих мой — вам со мною не сравниться!

И, услышав, удивился князь стихам, что от уст моих слетели,| и сказал: Подобных им красотою не видел я доселе.| Если увидеть сиянье лани желаешь ты в самом деле,| знай, что изо дня в день в дом молитвы выходит она из кельи,| рано утром, и там ты сможешь увидеть блеск и славу газели.
Услышав сие, я утешился и сердце смирил,| и стражу утреннюю предварил,| и сел у врат,| и разум мой трепетом объят,| и в сердце, как в лесу, пламена горят,| в предвкушеньи красавицы, что пройдет наконец,| и я увижу, впрямь ли она, как сказывали, красы венец,| и правда ли то, что я слышал о лани.| Еще чуть-чуть, и вот, сильный шум, как бы шум в стане,| ибо все влюбленные ждали, когда она пройдет,| и встал, и поклонился весь народ.| И поднял я очи, и чудная красота стала мне видна:| вот, толпа женщин, и средь них одна —| ясна, как солнце, прекрасна, как луна,| и ангелами ее света была душа моя поражена,| и осветил меня блеск, что излучала она,| и зажег в моем сердце любви пламена,| и оттого сия местность Таавера наречена,| ибо возгорелся во мне огонь желанья| и солнцем правды назвал я ее сиянье.| И сказал я, возвысив свой глас,| с пылающим сердцем и со слезами, текущими из глаз:| «Благословен Творец твой, ибо утверждена на сапфирах ты,| и украшена алмазами невиданой чистоты,| посрамили твои очи светила высоты.| Не рассказали мне и наполовину твоей красоты!| Умру сейчас, увидев твои черты.»
И сказала дева: «Проклят приходящий! Иди прочь, пустобрех!| Речи твои — великий грех.| В них суета и зло большое.»| И презрела меня своею душою.
И сказал я сердцу своему: Преклони свой небосвод,| пусть ветер твой повеет на сад с высот| и сад твой ароматы изольет,| и вслед за тобой, запоет твои песни и стихи весь твой народ,| ибо сорвешь ты желанный во все дни твои плод.| И восстану я, легкий, быстрый, речь как мечь творя,| и в ней серне все желания души моей говоря,| и что кровь сердца моего, стремящегося к ее любви — на стене ее алтаря,| и сплету песню новую, в коей речений златые слитки,| и запишу все это в книжном свитке,| и пошлю свиток в руке отрока юного годами, чей знатен род,| от семени царей и благородных господ,| и вложу речь в его уста, говоря: Пойди к госпоже и так объяви:| «Глава поэтов нашего времени сложил свиток, в коем признается тебе в любви,| и если ты, о прекраснейшая из жен, еще не догадалась, кто прислал тебе письмо,| то знай: это князь воинства страсти, Иммануэль, сын Шломо.»

И вот слова речений и стихов, что в его длани| послал я прекрасной лани:

Поелику молчание порождает смерть, не будет молчать тот, чья душа умна.| И поелику сокрытие тайны — причина страдания, умным будет открыта она.| И поелику великодушие для услады| ставит преграды,| то низость — не большая вина.| И поелику в покое—| для тела зло лихое,| то лучше мира — война.| И поелику скромность нрава| для близости отрава,| то наглость нам в утешенье дана.| Не буду ждать, пока не отчаюсь, и тосковать,| но возьму копья слога и отправлюсь воевать.| Явил мне рок твое сияние, о лань, и я взалкал, как воды в жару.| Поразила меня твоя красота, пробила в сердце моем дыру.| Коль оживишь меня — буду жить, а коль умертвишь — умру.| В сердцах влюбленных утвержден твой трон,| пребывая на земле, ты стопами попираешь небосклон,| ты председаешь над кругом вече,| скачешь по небу, небу слога и речи,| несут тебя славы рамена| и высшей хвалы спина.| Благословен твой Создатель, благословен твой Творец,| водрузивший на знамя твой венец,| ибо свет твой, о прекрасная, велик,| и за ним пойдет всякий народ и всякий язык.| Рок сделал тебя единственной во вселенной:| благословенна ты своею красою благословенной!| Ужели тебе не открылось страданье влюбленных и множество бед| тех, что идут с хвалою на устах тебе вослед, на твой свет?| Если не открылось — позор твоему уму,| а если открылось, не смилостивишься почему?| Отчего ты жестока к ним — не пойму,| чаянья их сокрушая, | надежды их разрушая,| воздаяния их лишая?| Узнали мы твои пути и дела,| и что страсть недостойного тебя, тебе не мила,| и ищешь ты херувима помазанного, чтобы распростер над тобою крыла.| Дочь щедрого! Вот, единственное солнце излучает свой свет| и все народы идут ему вослед,|и из лучей его, часть небеса облекли,| другие же льнут к навозу земли,| великому и малому светит оно с вышины| пред ним господин и раб равны,| оно не посрамит ни взгляд ангела, ниже сатаны.|О неправедный рок! В совет мудрецов ты не вхож.| Делить добычу учил тебя кто ж?| Ведь тобою Аш, Кассиль и Кима прелести лишеным,| ты взял сиянье у солнце и у луны,| у небесных светил ты забрал свеченье| и украшенья — у небесного ополченья,| и запечатлел их в свете лица газели,| и все великолепие собрал в ее теле.| Другим ничего не оставишь, ужели?| Проклят небрежный в Божьем деле.| И если за провинности народа и за прегрешенья| откажет лань влюбленным в утешеньи| и не услышит их прошенья,| то тебе, о рок, это будет в поношенье.| А когда бы соизволил ты разделить всю красу среди газелей,| чтобы влюбленные не только на одну глазели,| или, взяв такую же глину,| создал бы такой же образ и картину,| а затем, судил бы сему диву кончину,| или забрал бы займ, что был ей дан,| или превратил бы ее сиянье в обман,| то был бы спасен оставшийся стан.
Дочь щедрого! Возжелала природа, чтобы в тебе отразилась ее краса,| и чтобы величие славы ее отразили твои очеса,| чтобы видели народы и страны ее знаменья и чудеса,| и выбрала она из своих великолепнейших прелестей главные,| и из красот своих — драгоценнейшие украшения и вершины величия славные,| и соединила их своею дланью,| создав образ твой себе во свидетельство и в исповеданье.| И взяла она от сиянья солнца и от красы луны,| и у снега от его белизны,| и от алости гранатов и розовых лепестков,| и от стройности пальмы, и от очей голубков,| и от пурпура взяла совершенство,| и от нектара, меда и манны — блаженство,| и дала тебе очи, как голубки в долине,| и шею — как башня Давида, построенная на вершине,| и как половинки граната — две щеки,| и губы — как розовые лепестки,| и сиянье — как сиянье солнца, восходящего на небеса,| и красу, что словно месяца краса,| и вкус твой — почти как вкус манны,| и волосы твои — как пурпур багряный,| и лоно твое слаще вина,| коего сладость в гроздьях сохранена,| светочи твои посрамили солнца восход,| говоря: «Плешивый идет, плешивый идет!»
И вот, милая, что корысти в том, что глава твоя — словно Кармель,| и что ты — всех влюбленных цель,| коль ты не вернешь жизнь огорченным душой и страждующим, о газель?| Что корысти в том, что руки твои — слитки золота червонного,| коль ими ты не обнимешь влюбленного?| И что корысти очам твоим голубиным как молнии сверкать,| если не для того, чтобы сердца оленей привлекать?| И что корысти в пурпуре твоих волос — а царя, плененного ими, нет?| И в сияньи блеска твоего — и никто не видит сей свет?| И в розах ланит — и никто не сорвет сей цвет?| И что корысти в том, что алы твои уста —| и никому не доступна их красота?| И что уст нектар и нёба сласть,| коль в плену и за жерновами первенец — страсть?| И что сотовый мед твоих уст, и некому их лобзать?| И без милого друга какая в жизни благодать?| И что корысти в двух персях твоих,| коль милый не почиет меж них?| И что в том, что ноздри твои источают яблочный аромат,| коль влюбленные где-то под кустом сидят?| И что корысти в том, что подобны драгоценным украшениям твои колени,| коль не возлежат меж них олени?| И что корысти в том, что живот твой — ворох пшеницы,| коль ты — в Гильгале, а влюбленный в Шиттиме томится,| обречен на погибель, готовится к смерти в темнице?| Иль ангелам горним тебя ласкать?| Иль воинству небесному тебя алкать?| Не желают близости с тобою Божьи сыны,| и воды ласки твои совсем не нужны| Божьим сынам —| дай воды нам!
Милая! Что еще мне сказать? Вот, попал я к любви во власть,| придавила она меня, заставив к ногам твоим пасть| и поведать о себе, как меня мучит страсть.| Истомились дни мои в печали,| от молчания кости мои обветшали,| мои слезы все земли оросили| и после меня, холмы дождя не просили.| Обратился я к морю,| ища утешения горю,| прибыл — и не нашел.| И оттого к тебе, с надеждой и верой в сердце, пришел,| с духом унылым и со склоненной душой| дабы молить тебя о милости большой.| О мандрагоре страсти молю влюбленно| и о гранате твоего лона.| Из-за тебя, прекрасной лани,| да будет мир в твоем стане,| душа моя стала душой любовью больного,| от коего тебе и принесено сие слово,| и не отступит жезл страсти от его чрева,| и не оставит своей ярости и гнева,| пока не свершатся желанья сердца его и не смилостивится над ним дева.

И произнес я возвышенную речь, и сказал:

Сказали лани грозной небеса:
О полно тебе, полной благодати,
Очами затмевать небесны рати,
Ведь посрамила нас твоя краса,

И горних звезд мы слышим голоса:
«Мы алчем в сей сокровищной палате
Блистать!» Не зря ваятель этой стати
Творил усердно эти очеса!

И возроптали светочи денницы,
Рекли Кассиль, Кима и Аш: «О как
Хотим сиять мы на лице юницы!
Ведь сей удел и сладостен, и благ!
А небо зря величием хвалится:
Лишь днем сиянье в нем, а ночью — мрак.»

И пришел отрок во дворец газели,| и нашел ее запертой и замкнутой в келье,| в ризы назорейства облеченной,| от нечистоты мирской отреченной.| И, взяв свиток своею дланью,| она прочитала сие посланье.| И было, когда прочитала она свиток, наполнился гневом ее взор,| и сказала: «Пославшему сие посланье — стыд и позор!»| И, подумав немного, сказала она:| «Вот казнь еще одна,| коей пославшего сие письмо я решила обречь,| и не помогут ему стихи и высокая речь.»| И, взяв большой лист и чернила,| написала письмо и отроку вручила,| и сказала: «Мой ответ передай,| пусть прочтет его негодяй.»

И вот слова сего письма,| написанного стихами и слогом изящным весьма:
Я скрываюсь в сени моего чертога,| чрез решетку смотрю за окно, не схожу с порога,| надо мною витает дух Бога,| а в сердце моем ладан мудрости курится,| око похоти я закрыла, распахнула святости зеницы,| над ними же суд страсти не властен, свободны они от ее темницы.| Чашу прощанья с любовью я выпила до дна| и стала очам моим мудрость видна,| опостылели мне прелести мирские, важна мне душа моя одна,| и закрыла я сердце пред страстью, ибо она для спасенья души вредна.| И вот, о князь, ты простер надо мною свою десницу ныне,| и пальцы ее сплели стихи, чтоб разметать меня как вихрь в пустыне,| чтобы за оленями пошла серна,| чтобы облачилась в одежды скверны.| Бросаются и нападают стихи, сплетенные тобой,| стремятся в гору и рвутся в бой,| и говорят: «Мы — посланцы отца всех тех, кто влюблен,| да не будет посланник заповеди оскорблен.»| Прочитала я их — усладили меня как полынь они,| и возгорелись в душе моей гнева и ярости огни.| И ныне скажи, о князь, воинством влюбленных управляющий,| страсть из развалин восставляющий,| что сделают мне песни твои, осадившие меня тьмой своих полков,| голос на меня возвышающие до облаков?| А сердце мое, как гора Сион, не сдвинется во веки веков!| Дуб, на который ты оперся, может лишь плод обмана родить,| пытаешься ты над змеем, коего не заклясть на страсть, заклинанья твердить,| ибо стопа моя не спешит по тропе лукавства ходить.| Обратишься ты налево иль направо,| никакой тебе пользы не будет, право,| только дух истомится и будет на душе тяжелее,| ибо сердце мое надсмехается над влюбленными, вовсе их не жалея.| Я сделала его как алмаз, сильней, чем скала,| дабы я осаду твою выдержать могла,| смирить дух владык и посрамить гордыню их чела.| И любовь оно не взрастило,| и к заносчивым свой взор не обратило.| Вот, в небе Свидетель и Очевидец есть,| что плод моего урожая тебе не съесть,| и ласки моей тебе не обресть.| Так не надсмехайся надо мной и оставь в покое| лань, отвергшую вожделение людское,| оставившую мир и страданье мирское,| составившую заговор против суеты,| облачившуюся в ризы чести и доброты.| Кто тебе здесь и что нашел ты здесь вдруг?| Иди себе да смотри вокруг,| излечи свой недуг,| избавься от мук.| Мысли мои не обратит в бегство дщерь лука и не прободает медный лук,| ибо я очистила их от порока земного,| омыла ноги от него — как же замараю их снова?| Слово влюбленных мою душу не воспламенило,| сердце свое я страстью не осквернила,| нечистоту ее с нечистотой женщины в месячных я сравнила,| а сердце свое святым, как Синай, возомнила,| ибо его Божье присутствие осенило.| И ныне, отчего в душе твоей печаль возросла| и мысль твоя от блуда понесла:| восхотеть лань и говорить о сердце газели,| на которой не работали доселе,| и поставить стопу| на очень узкую тропу| меж греха и зла| ради той, что под ярмом не была?| И коль твои мысли и чувства пылают, как огни,| и словно факелы горят они,| пойди себе и для блуда блудницу найди,| и саженцы наслаждения там посади,| и туда колесницы похвальбы своей для поношения дома Господнего приведи.| И как мое сердце лишилось ума| и не запретило мне твоего письма,| и как неразумно поступила я сама,| что взялась письмо твое читать| прежде, чем рассмотрела печать,| и прочитала твои письмена,| и открылась мне твоя вина.| Увы мне, ибо мне примнилось,| словно я осквернилась,| посланье твое читая,| словно в словах твоих испачкала уста я.| За это, да простит Господь Своей рабыне,| да не обрушит на нее весь гнев свой ныне.| И еще, не верь заблужденью и мерзкому вареву греха,| что я ответила на твои слова, оценив красоту твоего стиха.| Лишь для того, чтобы ты не хвастался, говоря: Я ее сильней,| соблазнил ее и одержал победу над ней;| и чтобы ты знал, что у меня стрелы разума, дабы сладострастникам печень прободать,| и гневом им за нечестье воздать,| так что брось мудрствовать: успеха тебе не видать.

И произнесла она возвышенную речь, и сказала:

Прочтя твой свиток, поняла, олень, я:
Ты речью чист, а сердцем — не таков.
Иначе, ты не плел бы льстивых ков,
Ведь я отвергла страстные томленья,

Отстала от вершащих преступленья,
И меч мой их разить всегда готов,
Ведь истине — погибель от грехов,
И благочестью — смерть от вожделенья.

Я серн за прегрешения корю,
Я их страстям даю испить отравы,
Толкую им о Господе всегда.

«Беспечные, дрожите!» — говорю,—
«Коль будем мы пред Господом неправы —
Как сможем оправдаться в день суда?»

И было, когда я получил ее ответ, изумился ее посланью,| и стихам, и речам, написанным ланью,| и слогу ее, текущую потоком чистым и свободным,| и сначала благословил ее именем Господним,| и почел за ничто свои стихи и слова,| и чуть не пошатнулись ноги мои и стопы не подскользнулись едва.| И встал я среди соседей своих в изумленьи, и и чувства мои, и мои разуменья,| не получили от Господа знаменья.
И когда увидел князь, что дух мой огорчен,| и что бледны мои щеки, и взор помрачен,| широко уста свои растворил| и в гневе своем мне говорил:| «Ты подверг всех влюбленных сраму и стыду!| О чем возмечтал ты на свою беду?| Ведь ты же говорил, мол, я ее одолею,| а нынче нем, как рыба и подобен дуралею.| О как этот срам, как этот стыд перенести!| Хоть бы ты молчал, чтоб за умного сойти!»
Когда услышал я это, лицо мое покрылось краской стыда,| из глаз моих потоком потекла вода,| и отдал я все сердце, чтобы найти путь и овладеть газелью,| и стала она единственной целью,| для стрел моих, притч и песен ликованья| ибо разгневалась она на меня и дошло до меня ее негодованье.| О написал я свиток, и послал госпоже опять:| может быть, на сей раз, смогу ее сердце завоевать.

И вот, что было в том посланьи,| которое отправил я прекрасной лани:

Я трепещу душой, о лань, красавица,
Омыла страсть мою слеза горючая,
Твой гнев и твой укор меня разят в упор,
Стрелою смертною мне сердце мучая.
Смягчись, ведь скажут, что убила женщина
Меня, не воина рука могучая.

От робости пресмыкаясь, подобно гаду,| презрев жизнь и мирскую усладу,| истомил я отчаянием очи, стало больно взгляду,| ибо душу мою страсть взяла в осаду,| и отчаялось сердце у меня,| а страсть моя воспылала горячее огня,| пожрали меня стрелы тревог| и пищею своей я питаться не мог,| моими очами потоки посрамлены,| и встали воды подобьем стены,| и пришли, и черпали, и наполнили сосуд,| и рок произнес надо мною свой суд.| И вот, над горами возвещает| твое письмо, что все прекрасное воплощает,| язык златой в себя вмещает,| миррой разума сердце обольщает.| Возвеселили мое сердце его колокола,| возбудили томление благовонные масла.| Когда взломал я письма сего замки,| мирра капала с пальцев моих, мирра текла с руки.| И я в крайнее пристанище и в рощу сада его пришел,| и обличенье открытое там нашел,| уста его полны гнева, язык пышет жаром.| За что же, о владычица серн, ты предала карам| и поразила народы во гневе яром| неотвратимым ударом?| Кому же, как не тебе, влюбленному руку подать,| и кто, опричь тебя, изольет на него благодать?| От кого, опричь тебя будет на него елей радости ниспадать?| Как же тебе молчать, о ясная, как дневное светило,| когда кровь влюбленных из земли возопила?| Вот, говорят они: Разрушила наши чаянья дева| и мы в нашей страсти как увядшее фисташковое древо.| О щедрая, прекраснейшая из радостей, сжалиться духу своему повели,| и ныне душу страдальца возвесели,| и в умершего из-за любви| вдохни жизнь и его оживи.| Дочь щедрого, почто ты скрываешься в укрытии, мечта моя,| в палатах палат себя тая?| Броди по стогнам, иди во все края!| Что тебе здесь и кто тебе здесь, что ты в сей могиле себя схоронила?| Возвысь свои очи, взгляни окрест: всюду юноши, полные пыла,| из-за тебя они поднимут крыла и возродится их сила,| и окружат тебя, и возьмут в кольцо.| А коль ты не обратишь к ним прекрасное лицо,| кто милостью их оделит,| кто рану их исцелит?| Из очей их вода течет,| как будто дождь или потоки вод,| а они без воды твоей дружбы от жажды страдают,| совершенно разбитые, рыдют,| и если ты не оботрешь слезу с их ланит,| разве сердце их, несмотря на всю силу их рук, устоит?| Кто же им будет утешеньем в их боли| и кто избавит их от скорбной доли?| Прекраснейшая из женщин, выйди себе, пойди по следам ланей, что были от века перед тобой,| и око их смилостивилось над влюбленными и тронулось их мольбой,| и стихи всегда были лестницей между всяким влюбленным и серной любой.| Не было еще серны, чуждавшеся их совета,| и возносящейся над стихами, и не соблазненной стихами поэта.| Так было от сотворения Божьего света!| Смотри, как жены Персии в святости ходили,| и благочестие свое — блюдили!| И дщери Моава, и Мидии, и Аммона,| и лани из Дамаска и из Но-Аммона,| да и все, как ныне, так и во время оно.| А теперь скажи, где красавицы Шарухена града,| и где серны из Эльтолада?| И где те астарты из Вассана,| что хотели быть чистыми и святыми без изъяна,| которые сердце свое как алмаз укрепили, а пользы не принесли,| и спасти себя не спасли,| и были уловлены в собственной яме,| и влюбленные их растоптали ногами.
И хоть дщери Сиона и Иерусалима были высокомерны,| а также и града Сепарваима серны,| но ходили, выпрямив шею, с обольщением во взгляде,| и не отказывали милым своим в усладе,| и добивавшимся их — в заслуженной награде.|А потому, о лань, даже если ты вознесешься на небосклон| и превыше звезд установишь свой трон,| и свяжешь узлом созвездья Кима, и будешь посылать созвездья на небо, каждое в свой черед,| все равно я выставлю войско и оно тебя в осаду возьмет,| туда прикажу я вознестись своей мольбе| и слезами своими сведу тебя к себе.| Иль ты не знала доселе,| не слыхала ужели,| что мужи придут в логовище львов| и выманят львиц силой своих слов,| и сведут вниз голубиц, что в своей гордыне| взлетели на башню Давида, построенную на вершине,| выловят рыбу в морской пучине| и руку прострут к речной стремнине,| поймают журавля, летающего под небесами;| а пренебрегшие их словесами| запутаются в сети, что раскинули сами.
Лилия долины, саронский нарцисс!| Не будь подобна тем, кто от глупцов родились,| тем, кто страсть свою в избранное место не вручают| и наслаждений не получают,| а лишь святыми и чистыми казаться чают,| а сами ищут через сводню незрячих,| дабы втайне избавиться от похоти огней горячих.| Не так, о сестра! Но из оленей прекраснейшего избери| и к лучшей кисти кипера длань простри,| и возьми в добычу ласку его, насладись любовью его сполна,| он утолит твой огонь, а ты — его пламена,| и будет он вокруг тебя как стена.| И вот, в доме влюбленных я — глава,| ибо страсть воздвигают из развалин мои слова.| И чтобы не говорила ты: Я сердце свое как башню укрепила| и войско влюбленного от него отступило,| поклянусь своей любовию к тебе, о милая в моих очах,| что, хоть ты презрела мое письмо, не посеяла в сердце моем страх,| отказала мне в страсти моей, а я не зачах,| но сказал: Есть у меня надежда, ибо сие — обычай всех дев:| в устах у них — открытый гнев,| а внутри — любви и милости посев.| Как весьма приятен мне твой отказ| и как слова твои пришлись в пору как раз!| Клянусь верой, сердце влюбленного не смутят такие слова,| ибо по закону благонравия, должна ты отказаться сперва.| Жив завет! Если бы сразу ты отдала мне свою страсть, не так возвеселился бы дух мой.| Я же иду к твоей любви по дороге непрямой,| и потому я знаю, что дух благородства любовь в твое сердце вложит,| и что благородна ты, а мне только благородная быть по нраву может.| И с твердой уверенностью в сердце я встану, чтобы рану страсти моей к тебе излечить,| и знаю я, что не посрамлюсь и смогу любовь твою получить.| И потому я взял из жемчужин слов чистейшую речь,| чтобы венцом главу твоей славы облечь.| Будь добра в величьи своей красоты,| протяни мне жезл своей доброты,| даже если речи мои недостойны твоей высоты,| ведь нет такой низости, кою твое благородство не могло бы победить,| и нет наглости, кою твоя кротость не могла бы упредить,| и нет греха, от коего милость твоя не могла бы освободить,| посему надеюсь на ответ благосклонный и что ты не будешь меня строго судить| или на молчаливое согласие в знак того, что я смог тебе угодить. А с тобою, о лань, да будет великий мир, покуда луна не затмится| от оленя, который страстью к тебе томится,| и в место твоей любви спешит и стремится,| возьмется в любви своей за полу желания твоего,| и не отпустит, покуда ты не благословишь его.

И произнес я возвышенную речь, и сказал:

Скажи, о ангел образов, ужели
Ты мог от всех занятий отстраниться
И храм построить? Ведь сия юница —
Обитель Бога в совершенном теле!

Ты тайны заключил свои в газели,
В ней достояние твое хранится;
Ей форму придала твоя десница,
И мы, узрев ее, тебя воспели.

Премудры сонмы неба, что подвигли
Тебя создать столь дивное обличье,
Их славы отпечаток в мире этом,

Ведь мы, узрев красавицу, постигли
Их мощь, познали горнее величье,
Озарены ее сиянья светом.

И было, когда увидела госпожа, как я твердолоб,| и сказала: «Опять мне досада! Ах, как хочу я, чтоб| меня оставил в покое сей остолоп.| Клянусь жизнью, на сей раз изведает он стыда| и не захочет видеть меня более никогда.»| И излила весь свой гнев в свитке письма,| и послала мне, и ответила сурово весьма.

И вот слова посланья,| отправленного мне ланью:

Презренному всеми, рабу господ,| коего поносит весь народ,| загадками и баснями наполнившему рот,| кои суть тщетного мечтанья плод,| глумящемуся — и никто его не уймет!| Почто ты разгневал меня и побудил ответить на твои реченья?| Ведь сердце мое отступилось от тебя и в нем лишь ненависть и презренье!| Что тебе до меня, что пришел ты вступил со мною в бой?| А сердце мое связано клятвой и не смягчится мольбой,| жестоко оно и не смилуется над тобой,| я сделала его твердым, как железный столп, не подвигнешь, потратишь зря силы лишь,| даже если ты воду из глыбы гранита источишь,| ибо знай: Кальмо не Каркемиш.| И не получишь ты ничего из того, чем я от рока наделена,| и не пить тебе моего млека и вина,| и, будь ты печатью на деснице моей, я бы сбросила ее, ибо мне ненавистна она.| И чем смиренней будешь ты, тем буду более жестоковыйна и хладна,| словно зимние времена,| и в праведности не ослабею, и буду тверда,| и меч мой острый занесен над сладострастниками всегда.| И ныне, мои слова отвратят твое желанье,| дабы ты более не совершал напрасного закланья,| ибо мой дух как твердыня крепок и суров,| раскрывает уста для побоища, выкрикивает военный зов,| не сдвинутся столпы его шатра во веки веков,| и завязки его во время войны с влюбленными не падут,| и все верви его не прейдут.| И гора, упав, разрушится, и скала сдвинется и встанет в месте другом,| а сердце мое навсегда останется твоим врагом,| не примирится с тобой до той поры, когда ты не вознесешься на небо с бурей или когда,| проведешь по морю свои колесницы и по пустыне свои суда.| И как это духом опьяненья наполнил нутро твое рок,| и страстью сердце твое зажег,| чтобы ты мне письмами своими докучал,| посланцами злых сил и начал,| что, вылетая, летят, ко мне спеша,| а я не так думаю и не так мыслит моя душа,| коей листы не увянут и даст она плод в свой срок,| из железа и меди ее замок,| нет силача, который поколебал бы ее устои,| и дщерь лука не обратит ее в бегства, и сын греха не лишит покоя,| не проплывет в нее корабль и не войдет судно большое.
Что вам до меня, о влюбленные, мужи проклятья,| лисята, разоряющие сад, вас не желаю знать я.| Что совращаете вы меня поменять небесное на земное,| почтенное на срамное,| доброе на дурное,| мудрость на глупость,| разум на тупость,| истинное на ложное,| благочестивое на безбожное,| здравое на зараженное,| чистое на прокаженное,| серафима на Асмодея,| ангела на лицемера и злодея,| ясность на туман,| правду на обман,| кротость на дерзость,| приятное на мерзость,| благородное на грязное,| прекрасное на безобразное,| и то, что вечно, на то, что прекращается| и в чем слова правых извращаются.| Прочь с моей дороги, со стези моей уйдите,| докучными речами меня не изводите.| Почто вы засовы сердца моего крушите| и грех и беззаконие вершите?| Не трогайте его! Прочь, прочь спешите!|Я сказала: «Не преступайте противу слова моего» — а вы преступили.| Очень худо вы поступили!| А посему, и я против вас, и не взрастет| в соленой земле семени вашего плод.| Так не будьте же упрямы, как мятежный род.| Я не оскверню своего завета и не нарушу своего слова,| что сердце мое разрушит вашу страсть, да не отстроится снова,| и не склонюсь я к вам ради ваших стихов и множества их большого,| не устрашусь их множества и не смущусь от их зова.
Непокорный сын, соблазнила сердце твое гордыня,| ты живешь в расселинах скал, на надменности вершине,| всех ланей предаешь позору и поношенью ныне,| и сказал ты: «На множестве моих колесниц| вознесся я к вершинам девиц,| спешу от вершин Аманы к гнезду орлиц,| и с вершин Сенира и Хермона — к подножью логова львиц,| и мне ведома тайна юниц,| ибо мудрость и славу умножил я превыше всех границ,| и соберу всех ланей наподобии оставленных в гнездах яиц.| Их всех я подцеплю на свою уду| и в сети стиха их всех приведу,| и уничтожу их корни и ветви, ничто их не излечит,| и ни одна не взмахнет крылом, и, раскрыв уста, не защебечет.»| И в сердце твоем чванство одно.| Но скажи: неужто Каркемиш — как Кально?| И Лод — как Оно?| И как крапива — виноград?| И Хамат — как Арпад?| И Дамаск — как Шомрон?| И Аят — как Мигрон?| И Эльтолад — как Хецрон?| И Цоан — как Хеврон?| И Лод — как Иерусалим?| И Эглаим — как Беер-Элим?| А ты судишь всех ланей мерою сходною,| как сытую, так и голодную,| как ту, что по кривой стезе зашла далёко,| так Рахель и Лею без порока,| как ту, что оступается всегда,| так ту, что духом тверда.| И потому, клянусь Тем, в Ком надежда моя заключена,| Коего воле воля моя подчинена,| и служенью Коему жизнь моя посвящена,| что ты встретил лань, которая не попадется в твои тенета,| и встретил серну, в коей не обретешь славы и почета,| дабы ты знал, что есть у реки верховья,| а есть у реки низовья,| и что различны лани,| и не сходны те, чьи отцы египтяне, и те, чьи отцы израильтяне,| ибо в нашем сердце чистота и нет в нем скверны,| и день и ночь несоразмерны,| а наше сердце оставило суету и истине верно,| и, презрев страсть, прильнули к твердыне убежища праведные серны,| забыли мы юности стыд, образумившись, били по бедру рукой,| и нет нам в страсти наследия и доли никакой,| и не утолит нашу страсть грешник, хромец и слепец,| как, видимо, у матери твоей, чей сын для добродетели — мертвец,| или у твоей сестры, что глупа, как и ты, глупец.| Ты же, глупец презреннейший на свете,| заглуши свою арфу и прекрати стихи эти,| и не говори со мной более об этом предмете.

И произнесла возвышенную речь, и сказала:

Твердят мне, что сурова я весьма,
Презревши страсть безмозглых дураков;
Но неужели рок судил мне быть
Возлюбленной баранов и быков?!

И, увидев сии яблоки златые и серебряный их узор,| и что она жестоковыйна до сих пор,| и изливает на меня брань и позор,| и сказал я: Клянусь жизнью, что я ее уловлю| ибо на сей раз нарушу ее страх небес и молитвы ее остановлю,| и пошлю ее сердцу все, что язвит меня,| и возожгу у ней внутри языки огня.| И написал я книжный свиток, и излил все чувства, что мученью меня обрекли,| и сказал: иди, мой слог, и если тоска в сердце лани — ее утоли,| а если доброе расположение — развесели.

И вот письмо, слово в слово,| что госпоже я отправил снова:

Проснись, о честь моя, проснись под звуки киннора и кимвала,| бей иевусея, достигни канала,| средь кипарисов страсти ты избранной бывала,| не страшилась Иордана и морского вала.| Так ударь по притолоке, чтобы потряслись балки!| Мысли мои, жалки вы, жалки,| ибо обратились вы вспять, как лук неверный.| Встаньте со мною на войну против серны!| Жестоковыйна, отвергла страсть мою она,| и чашу позора испил я до дна.| Встаньте в мой жребий, не дайте ей пролить мою кровь,| покуда не сдастся она и не принесет в землю восхваления мою любовь!
Дочь щедрого! От славы рока ты наделена| и его сияния полна,| ибо в дар от руки его тебе доля дана,| не для того, чтобы сердце твое утучнело и брыкаться стало,| и чтобы ты истребила народа немало,| и кабы знал рок, что ты сердце ожесточишь, руку сожмешь и страждущего опечалишь,| не одарил бы прелестью тебя, одну тебя лишь,| и не вместил бы всю славу твою в одно твое тело,| и не наделил бы тебя красотою без предела.| Как он согрешил, какой ему упрек,| что щедро красотою наделить тебя мог,| но не наделил тебя милостью нечестивый рок,| и дух твой страждущего презрел и бедным пренебрег,| и к влюбленным, идущим верно по пути страсти к тебе, оказался жесток.
Прекраснейшая из жен! Истомились мы, сдерживая страсть, что нас извела,| и ноша любви к тебе для уставших мыслей так тяжела,| ибо чисто твое сияние и твой почет| узами любви нас к себе влечет.| Клянусь жизнью, что те, кто воскуряли богине небес, не видели твоего лица,| и величья твоего не оспорит никто, кроме, разве, скопца,| и те, кто не желая тебя на свете жили,| когда б узнали тебя, тебе бы служили.
Увы тебе, о сердце необрезанное, почто жалость запираешь?| Увы тебе, жестокое, за что безжалостно караешь?| Одесную колосья собираешь,| а ошую пожираешь,| ибо влюбленных ты смертью поражаешь| и самый их образ уничтожаешь,| их слезы и кровь на земле умножаешь.| Увы, о жестокая, как милость в тебе не пробудится?| Ведь ты убила чистые души — как в сердце твоем жалость не угнездится?| И ныне простерта рука твоя — как сердце твое не устыдится? Дочь щедрого! Это ль путь благонравия и благочестиво ль то, что ты положила: | упорствовать в мятеже и умертвлять все, что бы ни жило?| Клянусь жизнью, когда бы показали тебе страсть, ей бы ты служила,| словно ожерельем, плечи бы ею окружила,| славой и почетом ее бы ублажила.| И когда показал бы тебе рок влюбленного с возлюбленной в шатре своем,| пала бы ты наземь, пораженная копьем,| и как олененок помчалась бы оленям навстречу,| расталкивая всех в бока и в плечи,| и вздохнула бы: «Как много времени без желанья могло пропасть!»,| и захотела бы одиночество свое проклясть,| и взмолилась бы, чтобы добычей твоею была страсть.| Клянусь страстью и ее гордыней,| коя в сердце моем развернула шатры свои ныне,| и помазала меня одного из всех елеем своей благостыни,| и вручила знамя свое в мою правую, а щит свой в мою левую руку:| пусть она будет тебе порука,| что когда бы ты вняла голосу моему и услышала мой слог,| сказала бы: все несчастья мои и дом отца моего дал мне забыть Бог;| и если бы увидела ты, как слипаются в любви и сладости,| и если бы узрела соединение и его радости,| удивилась бы ты, как души их не умрут во младости.| И станут влюбленные вожделеньем сердца твоего и вершиной его сласти,| и будут радость его и счастье,| и съешь ты сердце влюбленного в груди его, испеченное на огне страсти,| и голову его, и внутренности, и ноги, и прочие части.| И скажешь: как во лжи я была тверда!| Ибо как дым исчезли дни мои навсегда| и пропали мои прежние года.| И возьмешь от нашей страсти в два раза больше, и, насладясь,| отдашь на лоне нашем больше в семь раз,| и станут нам ласки твои и газелей как насущного хлеба клас| и скажете вы милым: «Ложитесь на нас»,| и влюбленным: «Нападайте на нас сейчас!»| И не думай, о серна, что из-за твоего отказа пыл мой умолк и зачах.| Только буду терпеть и стенать со слезами в очах,| и схвачу любовь твою за край одеянья,| и каждый день буду надеяться на твое благодеянье.
И ныне, о серна! Вот, сердце мое от рева волн и валов твоих бежит вспять,| и от грохота колесниц и колес, коих не сосчитать,| и убегает от тебя — к тебе опять!| Лишь стены сердца твоего избрал я градом убежища и лишь в них могу быть я,| лишь они для меня пристанище и укрытье,| и если кто к алтарю за защитой придет,| дочь щедрого! Неужели его злая погибель ждет?| И если нас возьмут на смерть от твоего алтаря,| разве не пропадет вся твоя непорочность зазря?| И теперь, вот, я клянусь тебе всеми, кто влюблен,| будь то малый или великий, о прекраснейшая из жен,| что не сниму с тебя осаду до конца времен,| и если далеко от врат иерусалимских ты меня уведешь,| побегу я туда, куда ты пойдешь,| и, пока с тобой не соединюсь, не предамся покою,| и силы свои удвою,| сокрушу медные двери рукою,| а умрешь — и я умру и рядом с тобой покроюсь землею,| ибо моими устами Господь говорит с тобою!

И произнес я возвышенную речь, и сказал:

Подумала в серце газель, что должна быть
Она как из света свитая, святая.
Уму ее всякий дивится. Девица
К влюбленным презренье питая, пытая,
Смеется, взмывая горе, об их горе,
Стена между нами литая. Летая
Услышь мое пенье, внемли моей пени,
Смотри, пред тобой без щита я, считая,
Что в мысли я мыслю как ты, а враждебным
Тебе — разорву и у стаи уста я.
Коль будешь жестока, тогда искупленьем
Вине твоей стану, и ста я, истая,
Коль будешь, о серна, ты блага — ты благо
Свершишь! Рану мне залатай, золотая!
Мой жалобный стих говорю я газели:
Ужели тебе не чета я? — читая,
Тебе, белизною сравнимой с одною
Луною, пою, о мечта, я, мечтая,
О милости. Что же бежишь ты, любовью
Мне сердце мое оплетая, плутая?
Останься же, лань! Я — желанья обитель
И в ней обитая, любовь обретая,
Носи одеянья благого деянья,
Величьем блистая, хвалой возрастая!

И было, когда увидела госпожа в том свитке| высоких речей золотые слитки,| и когда сии сладкие стихи прочитала дева,| не стало в душе ее гнева,| и дух страсти воспылал в ней,| горящий серной реки сильней,| и нет спасения от этих огней,| так, что пламена желания ей сердце раскалили,| и вспышки его почти ее спалили,| великие воды любовь бы не погасили, и реки ее бы не залили,| и своими очами посрамила реки она,| и влага встала, как стена,| и пришли, и зачерпнули, и наполнили сосуд,| ибо страсть свершила над ней свой суд.| И говорила она: «Заставив влюбленных страдать, я свершила преступленье,| а я приятна, и прекрасна, и любезна для вожделенья,| увы мне, ибо душа моя изнывает в исступленьи!»| И взмолилась к отроку, и сказала: «Передай князю, что написал сии письмена,| что из-за него в душе моей буря сильна.»| И взяла свиток, и в нем написала она| чистым слогом все, чем душа ее полна,| ибо сердце ей распалили страсти пламена,| и оплакала она прошедшие времена,| когда для приступов влюбленных была она неприступная стена.

И вот ее речи прекрасные,| и стихи ее страстные:

Близости меня книги обучали,| что юные олени мне вручали,| слышала я вопли их печали,| видела слезы, что они источали.| Коль буду молчать — на мне прегрешенье.| Возжелаю любви, да будет мне в утешенье!| О если бы я прежде такие речи изрекла,| прежде, чем кровь на землю истекла!| Спешите и сходитесь, все влюбленные, ко мне,| и погасите мое сердце, пылающее в огне,| как будто гроза по весне,| помилуйте, помилуйте, ибо тяжко мне сие бремя влачить,| дайте мне бальзам любви, дабы меня излечить!| Скорее, покажите мне страсти восторг, ведь вы говорил, что чудесен он,| и сказывали, что приятен и силен,| ибо в сердце моем от вашего огня и зажигательных стрел пламень зажжен,| а коли нет — вы соглядатаи, жив фараон!| Кто предал меня на разоренье и грабителям во власть?| Кто сомкнул мои глаза и накрыл пеленою главу, чтоб не видела страсть?| И с пеленою я стала ходить, ибо не вкусила страсть.| И прошли мои дни во гневе рока,| и не вкусила я манны, и не раскрыла око.| Кто за пропавшие дни даст мне возмещенье?| И кто воздаст мне за упущенье?| Где искать мне утешенья| за дней моей юности лишенье?| Ушедшие дни возможно ль вернуть?| И после них есть ли надежда какая-нибудь?| Где, где сии надежды суть?| Я выйду и за любовью отправлюсь в путь.| И на кого мне жаловаться: я сама душе своей это причинила,| увидеть страсть я не мнила,| отняла ее блеск, ее венец повергла наземь и осквернила.| Звали меня влюбленные — я не внимала,| рассказывали чудеса о днях юности — я не понимала,| из лука гордыни выпустила стрел немало,| повергла в скорбь воинство страсти и укрепленье,| убивала без сожаленья,| что искупит мой грех и преступленье?| Не поверю, что есть искупленье.| Кто сжалится надо мной — ведь я была зла.| Кто будет милостив ко мне — ведь я не была.| И кто мне жестокость мою в грех не вменит,| воздаст добром за зло, утрет мне слезы с ланит?| А я отяжелила уши и не слышала — кто же слух к стону моему преклонит?| А если мне спасенья не дадут олени прекрасные,| или милостью обойдут любовники страстные,| как уповать мне и чаять избавленья?| Нет спасенья за мое преступленье!
И как моему лицу не побледнеть от стыда?| Ведь я пред влюбленными была жестока и горда| и не смилостивилась над ними никогда,| и, не уважив оленей, принесла немало вреда.| И вот, олененок стремился к моей любви, словно к источнику лань младая,| и взалкал моего дружества, словно от жажды страдая,| и посрамила я его чаянья, ибо была горда я.| Он меня позвал, а я не заметила,| он мне говорил, а я не ответила.| И вот, ныне протянул он руку свою чрез замок,| заставил меня отступить, растянул свою сеть у моих ног.| Гордыня моя, будь проклята ты,| что возмутила душу мою, полную доброты,| осквернила союз страсти и его сиянье,| посрамила величие вельмож желанья.| Мой дух упрямился и закрывал мои уши и зеницы,| пока все влюбленные не перестали томиться. Вернитесь, вернитесь, влюбленные, гнев свой на вас не изолью,| пусть даст вам Господь благодать свою,| я вас казнью не покараю и не убью.| Приди, о времени венец, чье происхожденье знатно,| о благословенный Господом сад, насаженный приятно,| сотворенный искусно, тело твое статно,| ты — сосуд манны, что сладка и благодатна,| служащий Богу, благословенный многократно!| Что стоишь ты вне,| когда утеснилось в теснине любви сердце во мне,| и смятено смятеньем страсти к тебе, зане| взяла я дважды от страсти твоей из твоей руки.| В свете правды твоей из пагубы рока меня извлеки.| Как испрошу я милости твоей — и недостойна я,| иль понадеюсь на твое воздаяние — а не воздавала рука моя?| Как испрошу я сиянья страсти твоей — а она ушла прочь?| Иль возжелаю любви твоей, а грех мой столь тяжек, что вынести невмочь?| И что мне сказать, о совершенства печать?| Как могла я страсть твою суровостью огорчать,| и, в прежние дни, пахать на хребте страсти и длинные борозды на ней отмечать,| мечом огня и копьем молний ее встречать?| И ты теперь отвратил свое сердце и не станешь на страсть мою отвечать.| Не знала я страсти — от тебя мне стала ведома она,| насытил ты меня горечью, возжег во мне пламена,| сражена моя душа, тобой сражена!| Во все оставшиеся мне дни буду я в имени твоем благословенна,| и мысль моя будет выкликать пред тобой: «Преклоните колена!»| Увы, о дни, что без сладости текли, подобно воде,| и отправились с горы Шефер, и расположились станом в Хараде!| Кто из укрепленья страсти привел меня на окольный путь| и сказал мне: «Отныне о сладости забудь?»| Кто замкнул мою страсть на замок| и пустыми прорицаньями соблазнить меня смог?| Кто закрыл мне глаза, чтобы я не видела страсти высот,| чтобы не видела ее величье и почет?| Кто обложил меня осадой тревог и забот?| Кто наставил меня в гордыне и зле,| чтобы я страсть предала хуле?| Кто в дом земляной меня опустил?| Кто средь назореев меня поместил,| что не знают любви и ее ученья,| и не могут погасить моего влеченья,| да умрут они в мученьи!| В доме их я двадцать лет,| и не сорвали они моих ланит лилейный цвет,| и наслажденья мне нет.| Мы предваряли рассвет и взывали,| наши очи слезу проливали,| а сердца томились и изнывали.| И страсть — в наших очах была ничто она,| и с песнями не пили мы вина.| Тяжко было нам из-за нашего труда| и ласк моих никто не искал никогда.| Расцвела моя виноградная лоза — и нет срывающего,| созрели гроздья — и нет собирающего,| цвет на гранате моего сада распустился,| а никто за ветви пальмы моей не ухватился,| меж собой говорил, что я — западня,| никто не искал и не желал меня.| И подумала я в сердце своем, и нахожу,| что средь скорпионов я сижу.| Сокрою от них свой лик, не покажу своих очей,| ничего не хочу ни от них, ни от множества их, ни от их речей.| Спешите, о влюбленные, скорей,| ибо вы — венец дней.| В красу облачены, гордостью украшены вы,| украшениями вашей выи и главы.| О вы, манну ядущие,| столпы, в месте наслаждений сущие!| Услышьте обо мне и ядите, да возрадуются ваши души, яством насладясь,| ибо кому же есть и кому же чувствовать, кроме вас?| Клянусь заветом! Если бы вы только о нашей тайне проведать могли,| что страсть и любовь огонь в нашем сердце зажгли,| и если бы в вашей страсти вы были скоры,| прознали бы мы и помчались вслед за оленятами в горы,| и в львиные жилища,| и в барсовы логовища,| как охотник восклицающий мчит, в горах рыща.
Возлюбленный, страсть моя к тебе в душе моей сохранена,| и душа моя доброты и милости полна,| в ней же страсть к тебе заключена,| внутри ее пылают любви пламена,| лишь к тебе ее желанье, лишь тебе подвластна она.| Придет влюбленный в сад ее и вкусит плодов моих сладость,| там отдам я тебе ласк моих радость,| не буду вопрошать и не буду искушать,| свершай со мной все, что захочется тебе свершать.| Душа моя только тобою живет,| положил ты намеренье — пришел его черед!| И на пути твоем да воссияет свет, как душа, что любовью больна,| и влаги близости с тобой жаждет она,| пылает, стремится, мятется, ярится,| пока не взойдет, как сиянье, правда ее, и спасенье ее как светоч возгорится.

И произнесла она возвышенную речь, и сказала:

Друг, страсти меч простри! Мечи
В меня стрелу! Кто лань любил
В мечте лишь — только мучил зря,
Тот не добыл, кто не добил!

И было, когда уши мои вняли тому, что отрок изрек,| и когда очи увидели госпожи прекрасный слог,| ниспослал на меня дух свой Господь Бог.| Быстро и легко, всей душой веселясь, я к князю потек,| а в руке моей от госпожи сей развернутый листок,| и сказал я: «О князь, не был я глупцом, когда дал тебе зарок,| ибо борьбою сильной боролся я и превозмог| госпожу, чью славу возвысил рок.| И вначале восстала она на меня, но ослабил я гнева ее поток,| и сплелась любовь ее с моей, как венок,| и она источает млеко и мед, и плодов ее урожай премног.»

И произнес я возвышенную речь, и сказал:

Как счастлив я! Назначен день,
Когда я серну обниму;
Она сулит мне мед из сот:
Как трепет сердца я уйму?
Вступив в покой ее любви,
Как устоять мне? Не пойму!
Что беды мне? Пусть прочь идут,
Коль мед любви ее приму!
Она судьба моя, и рок
Судил ее мне одному!
Моя краса и мой восторг,
И счастье дому моему!
Забуду грусть, лобзая грудь,
И прогоню из сердца тьму.
Не Дора град — лобзаний сок
Мне дорог — рад я лишь ему!

И когда услышал сие князь, ударил ему в голову гнев,| и зарычал он, и взъярился, аки лев,| и в устах его — жар огня,| что нельзя сдержать, внутри храня,| и сказал он: «Проклято сердце негодяя — меня,| что молчал я до сих пор, | и кость от кости моей ввел в позор,| и плоти от плоти моей посрамил взор.| Лань сия, что в сеть твою пала,| и в ловушку твою попала —| одна из народа моего дочерей,| сестра мне — мы рождены одним отцом от разных матерей.| И думал я в сердце, что в сеть твою она не угодит,| и что вернешься ты, стыдом покрыт,| вознестись до того, чего не достичь, возмечтав.| И сказал я в сердце своем: Сей глупец не успокоится, устав,| и понесет на себе грех многих, за преступников ходатаем став!| Однако теперь, когда захотелось серне| величье сиянья своего предать скверне,| поспеши скорее, не стой,| яко почтен я пред тобой,| и возвысь свои притчи, и стихи сложи,| говоря, что напевы твои были ради испытания госпожи.| И укрепи ее в назорействе, коего обет приняла она,| и в коем она взращена.| И будешь благословен, коль сделаешь так,| а нет — знай, что благоволенье мое отошло от тебя и я тебе враг!»
Когда услышал я речь князя о госпоже, исытал я униженье и позор,| и стыдился я, и срамился, как пойманный в подкопе вор,| и сказал я: «Прошу тебя, о князь, грех мой, пожалуйста, на сей раз прости,| и гнев свой и ярость на меня не обрати,| ибо вот, я клянусь, призывая имя Господне,| что об этом узнал я лишь сегодня.| И вот, я поспешу и исполню завет твой истово,| обо в очах моих дороже твой завет злата червонного чистого.»| И встал я легко и скоро, и сложил мощные реченья,| а в них собраны назидательные поученья| о том, что я вышел, дабы быть ей препоной,| и пришел ради испытания госпожи оной,| дабы такие слова произнести,| что сбили бы ее с назорейского пути| и заставили за юношами пойти.

И вот, что содержала грамота сия,| кою госпоже отправил я:

Сей день сотворил Господь, великий и превознесенный,| возрадуемся и возвеселимся в оный!| Как долго мы, дабы открыть тайну ланей, томились и страдали!| Только этого дня и ждали мы, дождались, увидали!| В сей день отделили мы святое от того, что не свято,| в сей день открылись нам сокровища из злата,| в сей день глас испытанья разрешил ланей от бремени и обнажил леса,| в сей день открылись тайны священные и чистые чудеса,| в сей день открыл я ланей стыд,| в сей день секрет львиц мною открыт!| Борьбою сильною боролся я с ними — и превозмог,| нырял глубоко я в хитрости поток,| и то, что не надеялся увидеть, показал мне рок,| так, что я с тайны чистоты и нечистоты пелену совлек,| и поверг во прах газелей рог,| отнял блеск их и венец их поверг в песок.| Кто бы поверил, что давшую святости и чистоты зарок| сумеерт найти искусный стрелок,| и будет ей сладко взойти к нему на порог,| и падет в сеть, как птицы, попавшие в силок?| Благословен правящий миром и наблюдающий народы Бог,| ибо сколько серн, кои пред страстью голову не склонили,| коих призывы влюбленных не привлекли и не соблазнили,| кои сердца святых мужей пленили,| тайно в чертоге влюбленных блудили,| и те входили в их чрево, и неведомо было, что входили.| Кто бы поверил, что лань, чья слава столь велика,| станет добычей моего силка?| Как в мудрости своей не нашла она подмоги?| Вчера ее речи к влюбленным были строги,| а ныне изменилась она и дух ее в тревоге,| и лишай расцвел на ее этроге.| Скажи, о лань! Что это ты возомнила,| когда святыням назорейством изменила| и, вослед влюбленным пойдя, себя осквернила?| Кто бы поверил, что ты с небес разума падешь,| ибо не с ним ты обнажишься и взойдешь?| Увы, железный столп и медная стена!| Как оказалась ты посрамлена!| Увы, о мудрости море! Как воды твои иссякли до дна!| Как не выдержала ты испытанья, когда я тебя искушал?| Как сердцем не догадалась, что я испытанье свершал?| Скажи, о лань, что тебе так мило?| Какая мечта твой разум затмила,| коль ты лицо ланей постыдила и сиянье львиц посрамила?| От уст моих твои уши слышали греховную ложь,| так неужели в оплату ей ты мудрость свою принесешь?| Безумная, ты имя свое осквернила ни за грош!| Ах, как поступок твой постыден, как нехорош!| Вот, думал я, что преткнувшегося поднимет твое слово —| а ты причтешься к слугам слагателя притчей любого,| и на хребте твоем может пахать певец любой,| говорящий устами, качающий головой.| Еще вчера ты славна в народах была,| а сегодня по островам полетит тебе насмешска и хула.| Вспомнят, что ты с Богом боролась и человеков одолевала,| и против влюбленных воевала,| и у потока Карит свое лицо скрывала,| а нынче презрела это и завет разорвала.| Прежде была в твоей вере твоего спасения сила,| и ты проклинала меня и в уши мои страшные клятвы произносила,| что ты прилепилась к назорейскому пути,| дабы за юношами не идти.| Где твои клятвы, коих было не счесть,| коль ты на позор сменила честь,| когда вздумала в болото страсти влезть,| и в блуде ненасытном насыщенье обресть?!| Вчера называли стан разума твоего — стан Маханаима,| а ныне скажут: Гомер, дочь Дивлаима.| Скажут: где та святая девица,| с величьем коей ничто не могло сравниться,| столица народов, городов царица?| Я расставил тебе сеть и ты, о лань, в ней застряла.| Иль разума в тебе нет, иль советника ты потеряла?| Как могла ты платье страсти надеть, а плащ духовности совлечь| и выйти на войну против назорейства, и в одной руке твоей копье, а в другой меч?| Где венец аскезы божественной той?| Где песнь высшей сущности святой?| Как променяла ты вечное на то, что прейдет,| и с древа жизни сорвала лист, а не плод?| Я вышел ради искушенья,| для поруганья ланей и для пристыженья,| и от кого им ждать милости и прощенья?| Ибо вы привлекаете справа и отвергаете слева,| с необрезанным сердцем, полны вы похоти и гнева,| и если на вид свята и чиста дева,| блудом беременно ее чрево.| И если сердце сияньем разума разгоняет тьму,| надменный кошунник — имя сердцу тому,| и если разум на небесах сверкает,| страсть, как туча, его облекает.| Скажи, о лань, смогу ль я быть уверен в ком-то впредь,| после того, как ты заслонила серце, чтобы не разуметь,| и попала в силок и в сеть?| А ты вознеслась к вершинам разума и пленила плен в горней вышине,| и возросла к югу и к прекрасной стране,| так как же славу свою ты положила на рог оленя, о лань, ответствуй мне,| и дщери ее разбежались и в плен попали оне?| И говорили о тебе серны в глазах моих: «Вот,| сия есть отара дорогая, нашей прелести плод,| сия утешит нас от наших деяний, трудов и невзгод,| сия есть столп, стоящий в приятном месте, на нем повесим мы наш почет,| в сей найдем облегченье от забот!| Сия есть гордость времени, величья его венок,| лучшее из его украшений, славы его цветок,| облечена силой и величьем горда,| и страх пред влюбленными не коснется главы ее никогда.| Нашептыванью не внемлет, не сойдет с пути,| а коль влюбленные захотят ее обрести,| запутаются в собственной сети,| и за змеями не станет она идти.| В мудрой душе своей себе сделала трон | и тайны Колесницы — столпы, на коих держится он.| Любви и совершенства она полна,| в ней прелесть явлена и воплощена,| к бессмертью ведет нас она!| Как прекрасна она и благочинна!| Разум — следствие, она — причина!| Она — простоты и назорейства образец,| пойдите и посмотрите, дщери сионские, на ее венец,| коим увенчана сия прекрасная и нежная жена,| что лилиями назорейства окружена.»| Так и так говорили серны о тебе единожды и дважды,| ио не один день, и не два дня, а многажды.| А теперь, что скажешь, когда они услышат о позоре твоем вести,| о блуде твоем и твоем нечестьи?| И как твоя скорбная душа оправдает сей блуд| в день, когда она предстанет на суд?| Неужели от жен тебе порицанья не будет?| Неужели оне тебя не осудят?| Ведь ты разочаровала их в их надеждах,| и квашня вины твоей завязана в твоих одеждах.| Вернись, вернись, о лань, обет назорейства блюди,| и к идолу страсти не приходи,| и не принадлежи мужу и не блуди.| И коль встретится тебе муж — не привечай,| и коль влюбленный пожелает тебе мира — не отвечай,| и живи под кровом Всевышнего, под сенью Шаддая покойся,| и воздаяния за праведность свою удостойся, и удались от угнетения, и не бойся.| Кротости: «дай!» — скажи,| и назорейству: «не удержи!»| Ибо смиренного узрит Возвышенный Святой| и над тобой воссияет Господь, и слава Его явится над тобой!

И было, когда закончил я слагать сие послание|, составленное из поучения и назидания,| отправил я его в руке отрока во дворец в столице,| где было жилище юницы.

И было, когда увидала госпожа сии назиданья и поученья,| а в них любовь сокрыта, а открыто обличенье,| сказала: Сие меч поражения великого и рассеченья.| И не поднялся дух ее боле,| и сердце ее сжалось от боли,| и причитала она, и рыдала, и рок свой корила,| и возвысила голос свой, и говорила:
«О скорбная духом, ты сражена,| о глупая, неверная жена,| превыше всех дев была ты вознесена,| в целом мире, по воле рока, была ты одна,| была ты святости и доброты спутница,| а ныне спросят о тебе: «Где та распутница?»| Увы, какой позор!| Что злая страсть будет против свойств моих воевать, в то не верила я до сих пор,| и что отвлечет меня от Божьего служения,| ради бренного вожделения.»
И собрались все братья и все сестры ее, чтобы утешить ее, но не было ей утешенья,| И сказала им, что уже скоро, вот -вот| она будет в могиле и в Шеол низойдет.
И было, как говорила она, так и сделал рок,| и не съела она хлеба, даже кусок, и не выпила воды, даже глоток,| пока не угас ее дух и не пришел ее срок.| Проклята ярость ее, ибо свирепа, и гнев ее, ибо жесток!
И госпожа умерла,| та, что была украшенье времени и венец его чела,| и превыше всех жен вознеслось величье ее, слава, и хвала.
И когда я увидел, что из-за меня настал ей конец,| не вернулся больше к князю во дворец,| и в изгнанника одежде,| отправился туда, где был шатер мой прежде.| И госпожу оплакал тогда я,| сердцем кручинясь и духом страдая:

Пал времени венец, небес светило,
С престола пала Аш, звезда рассвета,
Завяли злаки, все сады без цвета
Пусты, и скорбь всю землю охватила,

И небо тьму печальную сгустило,
Увы, луною зимней стало лето!
Тоску и вздохи множит время это,
Об Аш все мирозданье возгрустило.

Аш! Смерть из-за тебя любезна стала,
Тебя коснувшись, превратилась в радость,
Единая с тобой, она желанна;

Тебя не умалила смерть нимало,
Она сладка, твою приемля сладость
И не сравнятся с ней нектар и манна.

Перевод с иврита: ШЛОМО КРОЛ

%d такие блоггеры, как: