ИЗ «ПОВЕСТИ ДЖАКОБА»

Где в причудливом изгибе – влево и вверх, влево и вверх, да, влево и вверх уходила дорога. Джакоб знал из книг, из снов, из услышанных им голосов, что дорога может петлять и изгибаться и те дороги, которые он видел, тоже скрещивались, вились и пересекались, уходили в тоннели, серпантином раскручивали пространство над водой, но эта дорога, этот её прихотливый извив, это было странно и непонятно. По приобретённой осторожности, Джакоб с усмешкой представил себя остановившимся и очарованно любующимся изгибом, но лишь на миг, на какое-то мгновение. И вдруг снова вперил взгляд в изгиб влево-вверх и уже не отрывал его. И это тоже было странно и непонятно, как щит у въезда в этот маленький городок, как люди на его пустынных улицах, как прихотливые шоколадные дома из тёмного кирпича во вьюнах. Кое-где кирпич обломился, или специально отбили причудливые строители?
-но на изломах дома были в мелких пятнах и Джакоб вновь внезапно остановился и долго впитывал глазами удивительно яркий, как апельсин из-под фламастера – цвет изломов. Можно было открыть любую дверь, взять с первой же полки Гегеля или Кузанца, читать безо всяких усилий, сидя на остановке, мало что понимать и все же… и все же странно было и непонятно. Исподтишка ли, с утайкой, но вдруг на Джакоба нахлынуло, набежало, затерялось в иступленных криках людей, оставшихся в памяти, лиц, перекошенных от ненависти, галереи злодеев в мантиях и в самой распростейшей что ни есть одежде, сквозь все надрывные всплески и раздвоения – новое, неведомое доселе ощущение.
Но что это за ощущение Джакоб не знал и не мог выразить словами, ибо книги и голоса молчали про него. А здесь… И Джакоб боялся опустить глаза от этого влево-вверх изгиба, боялся, что это ощущение пройдёт, и он снова останется наедине со своими страхами и усталой памятью. И оттого-то и страшился этого нового чувства, что знал – оно пройдёт и будет ещё труднее и гаже, и это чувство действительно исчезло, не оставив и следа. И влево-вверх извив тоже оказался обычным поворотом дороги, идущей в гору, и идти в эту гору было трудно, потому что устали ноги, а впереди было ещё много пути. А главное – было удивительно скучно. Можно было думать о чем угодно. Недочитанном Хинтикке, Фуше, ордене Доминиканцев, своих неурядицах, извечной «политике», строить планы; но все это было так тоскливо, так придавлено знакомо и все же Джакоб не мог удержаться, и по впитанной в себя привычке, уже не отличимой от него, погрузился, блуждая, в бессвязный поток мыслей.
Помнится, он подумал, и эта мысль была особенно бессвязной, что вот из-за этого поворота вдруг выйдет странствующий монах – скиталец, уже много лет странствует, что таких монахов осталось человек пять, от силы десять, и они все ходят и ходят по равнинным дорогам, лишь изредка случайно встречая друг друга. И образуют они некое тайное братство, но так велика сила их духа, что встречаясь случайно, монахи эти перекинуться лишь одним, много двумя словами и идут дальше. И вот эта горсточка странников и есть некая «соль соли», и монах, который вот-вот выйдет из-за поворота, предстанет перед ним во всей своей силе – силе духа, свободы и немного достоинства. Но никто из-за поворота не вышел, и, спешу предупредить, мысль эта, внезапно появившись, так же и погасла, затерявшись в новых обрывках.
Джакоб с детства учился жить в изощрённом, как скрюченная рука в чешуе, пространстве неуловимых словосочетаний. А – возвращаясь – чувствовать себя статичным, замеревшим, слившимся с тёплым воздухом. А на скрещении, в сердцевине:

…нам снова снятся сны среди высоких трав…

С детства он нёс восприимчивость к голосам и образам. Поэтому и учителей было с избытком. И иногда радость непонятная проблескивала в них. К каждому слову его тянуло, но, много раз обжёгшись, Джакоб понял давно, что они просто смеялись над ним, или же, разбудив его восприятие, и сняв покров с беззащитности, сбрасывали пластиковые маски и вцеплялись в него блестящими когтями. Прошли годы, пока Джакоб научился не попадаться в хитроумно расставленные капканы. Но превратившись в старого и опытного лиса, бывало, сам себе уже не верил. Порою казалось смутно, что в самой глубине его уже не было ускользающего и непойманного, а накрепко вросло что-то томительное и закостенелое. Впрочем, иногда Джакобу, окружённому толпой учителей, удавалось обмануть бдительность невидимых, и у него возникало желание превратиться в молодого щенка, встать на лапы и, лая, залиться, захлёбываясь от радости, искрящимся смехом.
Невидимые, впрочем, были весьма разные. Сильно ли, слабо ли, но друг друга они не переносили. И когда одни внезапно кидались на Джакоба и пытались вцепиться в него, то он с лёгкостью уворачивался, упоённо вспоминая тех, других, чтобы через миг ускользнуть и от них. В этом-то и заключалась игра.
Как-то он придумал себе наставника, который бы просто посоветовал ему заняться изучением красок. Зачастую Джакобу удавалось заставить себя поверить, что наставник этот, затерявшись где-то, принимает все время разные обличья и наблюдает за ним. За это он долго пытался зацепиться. Иногда это удавалось, но только когда он был один. Среди же себе подобных, особенно под рыбьими взорами, он, Джакоб, в самой глубине своей… так вот, на Джакоба находила такая пустота, что казалось, будто из Нечто, кукушкой выстрелила огромная стальная рука, и безжалостно сдавила самую его сердцевину.
И не было спасения от пустоты. А было единственное, неподвластное стальной руке желание – превратиться незаметно, под пристальными взорами охранников, в какую-нибудь птицу и вспорхнуть, оставив внизу ненужную чешую.
А иногда и иначе. Для этого надо было одеть пластиковую маску, зажмурить глаза и вдариться с изящным разлётом в толпу настоятелей, встать намертво, слившись и вцепиться когтями в холодную землю. Он много раз пытался так делать, но, думая перехитрить, не прирастал мгновенно. Не получалось! Изгонялся всегда, и лицо сжималось в заискивающую улыбку.
Будучи вылепленным неразрывно с гранями растерянности. Память уменьшалась медленно, и тем, что оставалось, бледнея, не остановить было исчезание. Куда? И за какой гранью все это проваливалось, и слышало ли оно? – было непостижимо абсолютно. Да и сам он куда-то улетучивался медленно, что-то вспомнить пытаясь, изумлённо уже глядя на лотосы, растворенные в индийской воде. И до дрожи ощущал из своих витиеватых странствий возвращаясь, страх и презрение к ликам со всех сторон обступающим. Но мрачнее и безысходнее было то, что себя он видел отчасти уже растворенным в них, отчасти безобразно нарисованным их руками. И отслоиться было невозможно. И мыслилось с оглядкой, что почти все не могли освободиться никак, а сплющивались и растворялись друг в друге, страдая тем больше… Все ехали в абсурдно огромном трамвае, заполненным до предела, медленно, с бесконечными остановками, следующему по неизвестному маршруту, где трудно было дышать, и нельзя было развернуться, и не выбрать было ничего, кроме этого вечного стояния и взаимомешания.
…ритмичным смехом, до манящей к себе усталости, до опустошённого мига засыпания, до новых книжных полок, спиралью уходящих в бесконечность.

С самого мига пробуждения, самые первые мгновения были легки и свободны. Но не успевал возмечтать, оглянувшись, что хорошо бы каждую секунду вот так просыпаться, как с лязгом и скрежетом падала вниз решётка в воротах замка, мгновенно менялись цвета, и привычная, ненавидящая пелена обступала мгновенно.
И вспомнилось разноцветье полётов – остатки видимого когда-то восстанавливались обрывком, смазывались, оставляя матовым оттенком пятно, а оттуда, издалека, с туманом, с мелодией плавного аккорда, в некогда видимые Джакобом ворота, легко отличимые в окружающей мути, вбежали лошади, а за ними, не торопясь, множество игрушек с оркестром – на шарнирах сцепленные полированные бруски – с самым настоящим императором в каске под бронзу. Процессия шла молча. Да и не шла уже, а как бы въезжала на невидимом постаменте. Приглядевшись, можно было увидеть ненатуральность костюмов – полуистлевшие нити, изъеденные молью и множеством других насекомых, – цвета лужаек на фраках различных оттенков.
− А… и ты здесь, милейший, − чуть кланяясь прозвучал совсем моложавый голос куклы под императора.
− Ваше Величество, соизволю доложить – время обеда, − неожиданно подбежал камер-юнкер под Пушкина, при этом уж очень шарнирно изгибаясь. Но чтото заклинило, или сам камер-юнкер «опрокинул по шкалику», но… движенье прекратилось на самой нелепей позе, а голос так и продолжал неожиданно громко звучать в стиле «брейка».

− Время обеда. Время обеда. Время… Время…
Обеда… Обеда… Беда… Беда…
Нача-ось… – может действительно время беды? Где мои лейб-гренадеры?! Отбой, милейший! (хлопок в ладоши).
− Господа! Д’гагуны пойдут пе’гвыми! Да зд’гаствует г-госу-дагь импе’гатор! У’га! Не подкачайте б’гатсы!
Процессия быстро умчалась, оставив вместо себя какой-то костыльный запах и общее недоумение. Двор проследовал для почётного посещения тифозных бараков. Отвентилированный воздух сеял новые порции губительного кислорода на распадающиеся ткани – а это и был самый настоящий внутренний распад. И в последний раз, уязвлённый причудливостью собственных мыслей, Джакоб патологически почётно прохромал по ещё видимой в сумерьках длинной галерее, повторяя и повторяя вслух и про себя:
− Я ему признался, не до конца, конечно. Он знает, что я не атеист.
− Все явки провалены. Мне нужно убежище. Я убеждён, что оно у Вас есть. Так не будем терять время!!!
И опять неожиданно зазвучит, зазвучит… собирая… Но оборвётся сон и в чахоточном приступе проснётся Джакоб, встанет, подойдёт к разбитым светильникам и возьмёт пару аккордов на крошечном инструменте из маленьких фонариков. Разольются цвета и влетят гномы в камзолах. Проснутся страусы и совы. Пролетят чёрные лебеди тайных озёр – верные признаки катаклизмов. Взметнётся множество рук и под истерические взмахи дирижёрской палочки опустятся рывком, и тотчас откроется множество ртов с измученными гримасами. Но прибежит запыхавшийся виолончелист и сразу начнёт свою партию в этом престранном концерте, и улетят громовые звуки, отразившись от нарисованных ртов, подведённых глаз и напудренных париков, туда, где ещё пляшут менуэты механические куклы.
И поддастся тяжёлая дверь и скользнёт непрерывным потоком струящийся свет, истончаясь бликами в живописнейшие пейзажи. Там, за всем этим, вдруг проплывёт небрежная старуха, опять пробегут лошади, и среди кустарника и жары невиданные караваны верблюдов уйдут, скользя по набережным, мостовым и лесу. А силуэты и торжественные звуки старинных клавикордов, таких далёких во времени и близких в торжественных снах перевоплощением обязаны. И как некая сила противостоящая, отделённая от разума, снова заполнит незаметно слова. Бал для героев окопников, и матёрый преступник – все обретёт вдруг реальную силу, как после пробуждения, оглушённое утренним светом, возвращается сознание из глубин летаргического мрака. Разноцветная игра фигур, кошмарный узник, все колеблется вместе с воздухом, прихотливым образом концентрируясь в замкнутом пространстве каземата. На месте пыльного маскарада рельефно вырисовывается лист белой бумаги, неоконченные старые письма, фотография выпуска женской гимназии 1905 года. Но из тараканьих щелей и мышиных нор, всё набирая скорость, уже влетает ползучий, везде проникающий газ. Все опять зашевелилось, приобретая неясные очертания. Х-Л-O-П! Бляцнула хлопушка…

…таких далёких во времени и близких
в торжественных снах перевоплощением обязаны…

Спец. поездом доставлялись с самой линии фронта тифозные шинели, в некоторых местах пробитые метким снайпером. Места сквозных отверстий пометили георгиевскими ленточками – крест-накрест. Для натуральности из тюрем было доставлено несколько заключённых в арестантских робах. Им предназначалась роль неприятельского штаба. Вонючие и больные, зато искусно загримированные под генералов и фельдъегерей, они усердно ассистировали фокусникам-хирургам, пытавшимся удалить из праздничного торта зенитный снаряд.
И забыв понять окружающее пространство, он снова и снова пробегал по любимым «крамольным» сюжетам, ощущая зыбкость пока ещё доступных понятий. Потом сразу, как бы проснувшись, и оглядевшись вокруг, не мог понять, потому что ничего не менялось. И ещё, вспоминая ненужный хлам, оставленный дедушкой (застрелен при попытке к бегству), он прошёл по улице, и… ничего не подозревая сделал шаг навстречу. Рука коснулась шершавой от времени и пуль стены и похолодела от неожиданного предчувствия. Мелькнёт брошенная телега, берег моря, разлетятся веером разбросанные осколки. И казалось, что это никогда не кончится, но все кончалось, и начиналось новое, необычное, искусно придуманное начало. И в длинной галерее с бронзовыми канцлерами и замаскированными слуховыми отверстиями-ходами, там – начало шествия неестественно старых вещей, где ядовитые корни грибов на гравюрах. Но вот задрожали и заметались в поисках дверей и отмычек старческие распухшие руки. Проплывут незаметно часть материка, зигзаг паралитика-велосипедиста, и неожиданно все займут свои, указанные кем-то места. Начнётся пантомима стеклянных лиц и разбросанных предметов с финальным смехом пузырчатых животных.
Но уже много раз Джакоб вызывал эти воспоминания, и теперь привычно подумал, что все это уже было, и надо, наконец, за что-то зацепиться. Именно эта фраза – унылая и бессмысленная, в который раз прозвучала. Но было в ней что-то до ужаса механическое, желающее насытиться, а все то, что он знал, то что он действительно знал, казалось бесконечно далёким, сцеплялось кружевами вольно и радостно, представлялось свободным и непонятным, как бессмысленная картина, которую он где-то видел, но звучало так томительно и вызывало столько воспоминаний, что становилось страшно. И вырваться желая, Джакоб стал размахивать руками, потом побежал, быстрее, быстрее, не разбирая почти дороги, стараясь не слышать предупреждающих голосов. Какие-то образы выплыли вдруг из тёмного леса на края ночной дороги. Они метались и растворялись друг в друге; с застывшими, полными ужаса глазами, корчились от смеха, чертили в воздухе таинственные знаки, исчезали и вновь появлялись, но Джакоб все бежал и бежал, и голоса расслаивались и сливались с нарастающим шумом ветра в ветвях деревьев.

И в себе самом снова не находил ничего, кроме загромождённой разным хламом скучной комнаты, увешанной фотографиями опустошённых лиц, запылённого окна, тяжёлой одури от бесконечных сигарет, вечных страхов и домысливаний, неудовлетворённых желаний и несбывшихся надежд. Да шума нечастого машин на дороге: все громче и громче звук, а потом, как бы зеркально до тишины слабеет.
В нечастые минуты просветления Джакоб видел отчётливо, как даже привычные книги заговорщически подмигивали друг другу, сцепившись обложками, и бросали из-за переплётов взгляды равнодушные и удивлённые. И откуда они взялись – появились? Или не так было?
Но чего-то главного, чего-то своего, не чужого не находил там Джакоб. И оторвавшись от ветвящихся строк, пробегающих под ним, чувствовал себя часто оборванным и опустошённым. И чем больше вникал и верить пытался, тем более обворованным. Как, бывало, окончит странствующий проповедник очередную экзальтированную тираду, смахнёт капли пота со лба, глянет на миг усталым взглядом и пройдёт по рядам с протянутой шляпой: «Господа, прошу Вас, поторопитесь, прошу Вас, поторопитесь, прошу Вас…». Так и книги эти, как и все почти, что он слышал, и чему верить пытался, опутывали и растаскивали по частям самую его сердцевину, еле тлевшую ещё в глубине, похищали какую-то возможность выбора, остатки чего-то сильного, и, оскалясь, обманом навязывали бессмысленные колеи по болотистым равнинам. И в каждом миге бега по ним, чувствуя, как слабеет и опустошается, затылком загнанного зайца Джакоб явственно ощущал чьё-то невидимое присутствие. И когда, казалось, убежал достаточно, и измученно опускался на задние лапы, то оно неизменно оказывалось за спиной, уходить не желая. И все абсурдные неизбежности оставались на месте, проступали ещё явственнее. А когда отмеченный и обманутый он пытался вздохнуть глубоко и зажмурить глаза по чьему-то рецепту, то оно ещё сильнее сдавливало его тугими кольцами, просвета не оставляя… и не в том затаилось, что уже не было силы, самую суть свою, себя самого, вверить инородному без оглядки и успокоить его жалких посланников. И как-то под сурдинку ощущать, что не уклониться от предрешённости, потому что чуждое нечто было единым и уже схватившее и слившееся, тянулось к будто бы снаружи-образному. А потому снова и снова придётся мучительно менять искусственные оперения. Нет, не в том только. Пока ещё радующим Джакоба было обилие желающих выкрасть последние остатки его свободы. Он даже отдыхал, забавляясь со стороны, их столкновением и бесконечным разнообразием. Но не в состоянии был понять пока, что это один и тот же зловещий рыболов, играя, забрасывал тысячи сетей…
А убогие эти, став предателями примыкали к НЕЧТО. И чем больше там исчезает, тем багровее оно становится, тем больше дрожь ненависти в бесчисленных щупальцах, тянущихся оттуда за новыми жертвами.

Тяжёлая и неуклюжая металлическая дверь вдруг распахнулась, так что Джакоб еле успел отскочить. За дверью зияла темнота. «Наш гигантский подземный кинотеатр» – слабым светом вспыхнула на двери надпись. Часть букв не горела, но смысл Джакоб понял мгновенно. Огромный зал был заполнен до предела. Пригнувшись, и вцепившись друг другу за руки, сидели зрители. Все до единого были в пребезобразных – гладких – кожаных шапкахушанках, завязанных у подбородков. «ПОДЗЕМНОЕ ОБОЗРЕНИЕ! ПОЛЯРНЫЙ ВЫПУСК 114!» заскрежетал механический голос. БЫТЬ! – плетью стегануло с экрана. «КАКИМ БЫТЬ?» – ещё успел подумать Джакоб, но вдруг привычно ощутил знакомое чувство со всех сторон сжатия. «А теперь» – голос невидимого стал убаюкивающим – «10 секунд веселья и счастья!» Загрохотала наглая, навязчивопустая, замедленная музыка. На экране возникла фотография взрослого и сильного человека с так не шедшей ему блаженной улыбкой идиота. Весь зал рефлекторно выдохнул: «Ха-Ха-Ха!» Джакоб не успел засмеяться и вдруг ощутил, что зал заряжен злобой до предела. Вдруг где-то близко зашептали: «Мы должны слушать нашу подземную музыку. А ты нет!?» – и хитрый Джакоб резко взвился с места, и, благо сидел с краю, в три скачка вырвался из зала. Вот и безобразная дверь позади, вот ещё прыжок вперёд и вверх, уже просто так, от нервно дрожащей радости освобождения…

Константин Купеев, Роман Чепига: CAMPUS GIPSUS

ОТВЕТЫ НА ВОПРОСЫ «ДВОЕТОЧИЯ»

I

1. Имена / псевдонимы:

Константин Купеев / Константин Пеев

Роман Чепига /Роман Барьянов (1960-1994)

2. Год начала сотрудничества:

1978

3. Жанр(ы):

Поэзия, проза

4. Опубликованные совместные книги / проекты (если есть):

“Campus Gipsus”, Москва, Самиздат, 1986 (reprinted by Medial, Rishon LeZion, 2013)           

 

II

5. Как родилась идея совместной работы?
У нас всегда был общий эстетический взгляд. После школы, вместо того чтобы ходить на занятия в институте, занимались литературным самообразованием. Одного выгнали, другого почти выгнали. Потом ситуация восстановилась, но литература осталась. Мы писали стихи в основном друг для друга — “Послушай что я написал”. Потом была работа нас сборниками ‘Volvox’. И мы были уже в шаге от нашей книги.

Кто был инициатором?  Кажется, идею совместно написать ‘Campus Gipsus’ подал Роман.
Что стало поводом — общий эстетический взгляд, близость тем, интуиция, дружба, любовь или эксперимент?
Общий эстетический взгляд, близость тем, интуиция, дружба.

6. В какой момент вы поняли, что можете — и хотите — писать не только рядом, но вместе?
Как только прозвучала идея написать совместно книгу.

7. Был ли у вас какой-то общий манифест, художественное кредо? Или соавторство возникло из импульса?

Да: манифест импреокларизма в сборнике ‘Volvox No 2’, Москва, Самиздат, 1985.

Было общее видение книги, сюжет развивался по мере написания.

8. Был ли изначально общий замысел или каждый пришёл со своей историей?
Создали замысел вместе.

9. Что вы искали в соавторстве — взаимное дополнение, поддержку, дискуссию или своего рода литературную игру?

Наверное, взаимную поддержку и, отчасти, игру.

III

10. Как вы работаете? — в два ноутбука, в один гугл-док, по ночам, от руки, в чатах?

От руки.

11. Опишите процесс: кто что делает? Пишете вместе или пересылаете друг другу черновики?

12. Пишете параллельно или поочерёдно? В режиме диалога или двух автономных повествований?

Писали по отдельности, декларировали написанное и пересылали друг другу черновики. Иногда предлагали изменения, при этом каждый решал, каким будет его часть текста

13. Как вы распределяете обязанности: сюжет, текст, правки?

Кто отвечает за что?

Разделения ролей не было. Каждый писал части текста, потом компоновали.

14. Один пишет черновик, другой шлифует?

Или строчки рождаются буквально в диалоге?

Как правило части текста создавались индивидуально, а потом обсуждались.

15. Насколько строго придерживаетесь плана? Позволяете ли себе импровизацию?

Сюжет развивался помимо первоначального плана

16. Кто первый ставит точку и кто принимает окончательное решение о том, что текст завершён?

IV

17. Добиваетесь ли вы стилистического единства? Хотите ли прийти к единому повествовательному голосу?

18. Какие трудности возникают при попытке создать иллюзию «единого автора»?

19. Приходилось ли вам «переписывать» стиль друг друга ради целостности?

20. Вы сознательно стираете отличия или используете их как художественный приём?

21. А может, вы наоборот, подчеркиваете отличия голосов?

22. Как вы определяете: где начинается «мы», а где — «я»? Или в поэзии для вас это неразделимо?

Насколько могу судить, смысл наших текстов выражается посредством разных ‘я’. Например, в каждом отдельном стихотворении есть своё ‘я’. В нашей книге и стихах ‘мы’ не присутствует вообще. Роман как-то сказал что Campus Gipsus это книга об одиночестве.

23. Узнаваем ли каждый из вас в тексте? Бывает ли, что читатели угадывают, кто какую часть написал? Или ваше соавторство воспринимается как третье лицо, как некий собирательный автор?

Однажды, хорошо знающий нас читатель сказал, что он узнает кто какую часть написал.

24. Бывали ли случаи, когда разница в интонации или стилистике становилась неожиданным преимуществом?

Да.

V

25. Изменилась ли ваша индивидуальная манера письма под влиянием друг друга?
Вероятно, да.

26. Что вы переняли друг у друга — технику, подход, ритм, лексику?

Все вместе, но это было скорее взаимовлияние, чем перенимание.

27. Повлияло ли соавторство на ваши индивидуальные проекты?

Нет, не повлияло.

28. Чему вы научились у друг друга?

Не знаю ответа на этот вопрос. (Что-то мешает сказать “научился манере письма” 🙂 )

VI

29. Были ли моменты, когда вы расходились во взглядах?

30. Как вы решаете формальные разногласия, если они возникают?

Не помню ни одного значимого разногласия.

31. Приходилось ли спорить из-за одного слова? Были ли случаи, когда такие споры становились продуктивными?

Места для разногласий не было из-за почти тождественного эстетического видения.

32. Существуют ли у вас темы, которые важны для одного из вас, но чужды другому, которые один из вас готов исследовать, а другой — избегает?

Чуждых тем не было.

33. Что вы друг другу запрещаете в письме (если что-то запрещаете)?

34. Случаются ли споры? Что обычно вызывает разногласия — и как вы их разрешаете?

Campus Gipsus был написал удивительно легко. Обсуждали, но никаких споров не было.

Изредка было разное видение какой вариант текста лучше, тогда каждый решал за свою часть текста.

VII

35. Меняется ли глубина личного высказывания, когда оно проговаривается «вдвоем»?

Да. Мне кажется, что для автора естественно возникает переоценка своего текста.
(Со временем она может лишь ослабнуть.) В отличие от науки или техники, где критерии качества объективны, в литературе их нет. Поэтому проговаривание в диалоге с собеседником с близким эстетическим взглядом помогает получить «объективную» оценку. В этом смысле нам повезло.

36. Бывает ли, что в соавторстве вы позволяете себе большую откровенность, чем наедине с текстом?

Нет (наши тексты всегда откровенны).

VIII

37. Бывает ли, что один из вас хочет оставить стихотворение в черновом виде, а другой — продолжать работу?

Стихотворения в Campus Gipsus создавались индивидуально. Поэтому такой проблемы не было.

и как вы воспринимаете правки друг друга — как вмешательство, как помощь или как продолжение разговора?

Как содействие.

38. Бывает ли, что чужая строка вдруг становится неожиданно «своей»?

Да.

IX

39. Замечают ли читатели, что тексты написаны в соавторстве? Как они на это реагируют?

Практически нет (кроме очень близко знающих нас читателей).

40. Есть ли риск того, что кто-то приписывает успех одному, а промах — другому?

Нет.

41. Возникает ли ревность? В каких ситуациях?

Нет.

42. Что важнее для вас в моменте совместного письма — согласие или напряжение?

И то, и другое.

43. Что вас больше всего радует? Процесс, результат, публикация, реакция читателя?

Сейчас, наверное, публикация.

44. Что вы чувствуете, когда читаете свой общий текст сейчас? (Узнаёте ли себя в нём? чувствуете ли, что это «ваш» текст?)

Что это очень сильный текст.

X

45. Как вам кажется – соавторство сужает свободу, или наоборот — расширяет её границы?

В нашем случае расширяет.

46. Что даёт вам совместная работа, чего невозможно было бы достичь в одиночку? В чём сила (и, может быть, слабость) соавторства по сравнению с индивидуальным письмом?

В нашем случае совместная работа дала возможность более полно выразить себя.

47. В чём сила (и, может быть, слабость) соавторства по сравнению с индивидуальным письмом?

48. Важно ли вам сохранять внутреннюю автономию?

49. Что впереди? Будут ли новые совместные проекты — и в каком направлении вы движетесь сейчас?

К сожалению, наша совместная деятельность уже невозможна.

50. Планируете ли продолжать писать вместе? Или это форма, к которой возвращаются лишь эпизодически?

51. Есть ли у вас мечта — книга, проект, эксперимент — возможный только в тандеме?

Не знаю. Я занимаюсь алгоритмическим моделированием восприятия текстов, в том числе поэтических. Но это уже другая история.

Керен Шеффи : Алекс Бен Ари

ЛЕБЕДЬ 1
 
благословенна крыша
над нашими головами
и вода в земле
 
сквозь струи пара над чашкой
пятно лимонной вербены
 
кружит она по воде
как под порывами ветра
утром
 
Кроме веревок для сушки белья
повязан на ней – передник
 
притяжения путы
сердце стягивают
тянутся пальцы –
 
морозный узор на стекле
старый скрывает скол
 
длинная трость слепца
уткнувшись в фонарный столб
звук подает
 
вспомнилось детство:
велосипед, синий диван и гипс.
 
поет кондиционер
в летнюю ночь
из пустой гостиной
 
в моем окне в этот вечер – полумесяц
и все на этом
 
а что там со другой его половиной?
кто она – та, что смотрит сейчас
на нее?
 
первая чашка кофе
почтальон с изможденным лицом


Керен Шеффи : Авнер Мириам Амит
 
ЛЕБЕДЬ 2
 
точно как есть –
плечи и каблуки
в средствах связи
 
остановлена карусель
дети все так же смеются
 
сладкий-пресладкий
запах оставила
ты наутро
 
Медвяные персики
Медвяное солнце
 
 
 
Алекс Бен Ари : Фэй Шапиро
 
ЛЕБЕДЬ 3
 
Таракан бежит по стене
исчезает под
репродукцией «Крика»
 
изначально заложенный алгоритм
исчерпывает себя неспешно
 
в новом доме
холодильник
и стулья, две штуки
 
отраженный звук ударяет
 в пустые уши
 
на большой кровати обнявшись
спят они
у ног комара
 
мук родовых
проторяют путь взглядом сияя
 
не понимал ее никогда
но старался
покуда это не стало неважно
 
пусть и ест и пьет и спит
Этот самый поток
 
зимнее утро:
все что вне головы
безмолвно
 
метнулось меж нами копье,
кто его схватит?
 
ты нагнулся
будто бы завязать шнурок
да так и остался
 
 
 
ПЕРЕВОД С ИВРИТА: ЛЕНА БАЙБИКОВА

АНТИПАРАЗИТАРНАЯ КОЛЫБЕЛЬНАЯ,

ИЛИ ПАРАЗИТАРНАЯ АНТИКОЛЫБЕЛЬНАЯ

1.

глотонька-грот «чш-ш-ш»-образной дамы

(«килограмм бы шестнадцать съесть черемухи сытной, сухой»):

с лотка междуречий хвать сплетню, и пой-пеленает: «ой, мило на линьке!»,

и нечто выходит с поместий зарёбровых кофе́шной дамы

(пока она пониманьем лилипуто-усады вывески наминает,

кисляки-квитки-списки с усердьем ирисково проже(вы)вания,

раста(ра)щивая слюновязь аэровыдры-аэды,

выпить нам-нам предлагая,

выглохтать клювом исчахлым)

…выходит

притворной (придворной) тихоней с панцирем статским,

зубо-захватским – зубчи́ – пассажиро-пастёнки

парламентариями-ламентаторами аменций

клацают над свеженакипью предсонного пения –

*еже-чих*, *чуже-чух* под простынку – почужают растух –

 и младополко́во порушна ребёнко-броня,

чуть-чуть яслится катафалком фиалковым –

ТА-ФА-ФА ТА-ФА-ФА –

на вопе́ль – тихофеево «фи»

фалалей, фалалей некий кольчатый прибывает, хрумо-храмовый

2.

многомудрый ЗиФре говорит:

«все детёныши роют и роют,

им противностью видимость, самодивность»,

в-плоть-простыня и в-платие-латы,

флагом-факелом дымо-тряпишным,

домом тутошним сокровенного «тут»

прямупрямства

фалалей, фалалей – червь-фитюлька, фитилька

[как же скрыться и спрятаться, срыться от смрада, от спада, от объедального стяга?]

3.

где гемокляты?

в чертогах позывных орбит под гробиком,

ома́нят на пирухах, на пуховых ватрухах,

где сморщен чавк, где злеет чвака,

где шаг в системе злого взвыва,

(пион-Ш-ш-шипорит, истини́т,

меонитарный теорист,

шуршащий амиш, сил газон,

отъяв позор промзон

зелёным глазодёром,

с машинномановеньем

вздорит

РИТМ РИТМ)

;

вонзённый шомполом-вложением

желанит петь упойно (флейтой?)

шпицрутен-отставник от тела алетейи –

в углу саднит – пересади стрелка туда,

где флейта фиолетова, фиалкова гноится

мучнистой мукою росы; в кустах то чайных

встрелит галку, а то и зверя многокуса,

противоблагом наглствующего гнуса,

грызу́ – на эпидермис,

ушешептаньем шебутню –

ню-ню злокровную

тетёшкая каяком

в шкафоприемниках –

сыночках и дочушах,

в коротышах-кладо́вушках

и кладову́

шах

стрелок облунный – на луну,

облунный – на луну

да на галунную,

на лодочную станцию весной,

на чудову, на поводочке,

на влас-обводочке

флейтует фиолетово-цветливо,

фиалково филиалит сиротливо

в чадохранилищах,

где тщатся озорять

однозимовочкой

парламент панцирный

и фалалей-физиократ,

им бы касанья изъят(ь)

с благотерпимости левкаса

посткесарем в лугах вседозволенья,

картузных помутузить зных-зных-зных

в пену-наливочку зельеволеньем

ой, вывалить, ой, влить,

пали́тровить

наливочку

али выводочком

из разбухшей дочки

в челночек-валеночек,

в плено-пеленочку

хотят потомство поместить

сутемщики-тюремщики,

али в илы, ой, в илы

кислословные

ай, дудочка,

звучасто-разливанная завитушница,

тщедушница продувная,

помоги!

4.

(мимо: суставн. скрежетки. лжеколыхание мушек в затылке, прорези со зиянием низов).

…золиста-зла в затрясьях рота…

в увильях лона ивового ига, ямка, ~ crivl’ь

и То’ огибком: …то темя сторожит: солдатик-жила

и отторг тот – со хрипл. трогом у намятой дали тухлоталий – тлец;

о, той: трахеечкокомкастой иль томительне, илотке еле.. .

та тля, та тля.: ей тулово брызжками, & —

стеклась (мясомазком) – вся серединка-суть, кряхтна-тряпична.

лененьями ея – — 1 елозство в ядосцежеве: лязг зябл, но отлипь тем торопит, ω (!)…

…а … у … истока? остеокластный кластер…?

…кляп…/or жребец желейный, (…что клокотком утешит/or

тот топт-толкун, что на тропоньку о вытошненьи клятв, (tsöc-tɕ-…-tsöc-t͡sa’х!)

щипнёт – надщёчье – то с едкой щедротою.

~гр. стыдов в близозавяльн. скитальнЯх – москит тощ-тощ, (писк кисл-стыл);

и исшит тот стащенка, утаян талым тем; с маку-

шек масса плазм/шеетеряшка-якшатель…

*

…косности; снокладезь ездоков оковных по покоям длани (дольками) – — и

2 накопитель клякс в рядах хрустцов (покошены ошмётноотеческ.) в молчке-скрывале;

тем `t’ – плавля: канальцы с колтоножками-стражами – в поклон магмомагнатному клопику

¹. накалами (твердь прячется)

². съёмным лаканьем/or слиткослизом, азами слёз

*

лишь меканья – (с)шик-шикиваясь. . .; но/гл.-гл.

и наиянтарною метелькой (во всов свор мельтешителей) берложат-берложат кошмарокрадцы, сыск ссор их снят: скос-с, ско$ (!) торжеств – ω, – таранники крикоизъятые, в голостепьях фаз – наращ о <воскл.> оборонном ворсе взаглавьI.

---

ОТВЕТЫ НА ВОПРОСЫ «ДВОЕТОЧИЯ»

I

1. Имена / псевдонимы.

Владимир Бекмеметьев, Иулиания Семёнова-Янушкевич.

2. Год начала сотрудничества.

2023

3. Жанр(ы).

Стихи, проза, драматургия, визуальное искусство.

4. Опубликованные совместные книги / проекты (если есть).

«Автомобиль Дивинаций», «Передвижные суводи посещают «поющий газон» и беседуют с Профессором о мухах, осах, муравьях, зайцах, магии, ведьмах и колдунах», «Вслед за «Собаками демонстрантов и солдат» Алексея Парщикова: стихотворения девяти поэтов, поэток и поэтесс».

II
5. Как родилась идея совместной работы? Кто был инициатором? Что стало поводом — общий эстетический взгляд, близость тем, интуиция, дружба, любовь или эксперимент?

Инициатором был Владимир Бекмеметьев (В.Б.), для стихотворного цикла «Автомобиль Дивинаций» требовалось вторжение соавтор:ки-комментатор:ки, с целью скорее не прояснения, а с тем, чтобы помочь разрушению, распадению нарратива, манера письма Иулиании Семёновой-Янушкеаич (И.С-Я.) импонировала, подходила для этого, она создала словно палимпсест-слой, усилив его кроме того рисунками от руки. Поводов было несколько – наверное, большинство вышеперечисленных.

6. В какой момент вы поняли, что можете — и хотите — писать не только рядом, но вместе?

Практически сразу с момента знакомства.

7. Был ли у вас какой-то общий манифест, художественное кредо? Или соавторство возникло из импульса?

Был манифест нашей арт-группы «Передвижные Суводи», но он не был полноценно реализован, существует проект  «Передвижные суводи посещают «поющий газон» и беседуют с Профессором о мухах, осах, муравьях, зайцах, магии, ведьмах и колдунах» и один поставленный спектакль.

8. Был ли изначально общий замысел или каждый пришёл со своей историей?

Изначально был замысел В.Б., потом был взаимообмен идеями.

9. Что вы искали в соавторстве — взаимное дополнение, поддержку, дискуссию или своего рода литературную игру?

Всё вышеперечисленное.

III
10. Как вы работаете — в два ноутбука, в один гугл-док, по ночам, от руки, в чатах?

Работа происходит чаще в переписках в мессенджерах.

11. Опишите процесс: кто что делает? Пишете вместе или пересылаете друг другу черновики?

Пересылаем черновики, фрагменты, предварительно каждый вынашивает своё предтворение, далее необходим момент совпадения, инкрустации, коллажирования. Можно сказать, что В.Б. отвечает за конечную оформленность текста, а кусочки И.С.-Я. выполняют роль сдвиговую, часто путем своеобразных лингвистических загадок и шарад, выраженных через плотность микрописьма, через коварные окказионализмы.

12. Пишете параллельно или поочерёдно? В режиме диалога или двух автономных повествований?

По-разному.

13. Как вы распределяете обязанности: сюжет, текст, правки? Кто отвечает за что?

Сюжет может исходить от обеих сторон, окончательным оформление произведения, правками занимается В.Б

14. Один пишет черновик, другой шлифует? Или строчки рождаются буквально в диалоге?

По-разному.

15. Насколько строго придерживаетесь плана? Позволяете ли себе импровизацию?

Скорее всё строится на импровизации, на игре.

16. Кто первый ставит точку, и кто принимает окончательное решение о том, что текст завершён?

В.Б.

IV
17. Добиваетесь ли вы стилистического единства? Хотите ли прийти к единому повествовательному голосу?

Если речь о стилистическом единстве, то нужно говорить, скорее, о полифоническом гибриде, присутствуют и имитации стиля друг друга, и сближения случайные, алеаторические, например, методом изъятия случайных фраз из переписки.

18. Какие трудности возникают при попытке создать иллюзию «единого автора»?

При схожей манере письма всё равно возникают стилистические разногласия, наверное, до конца это неустранимо, но, возможно, это не столь явственно для читателей.

19. Приходилось ли вам «переписывать» стиль друг друга ради целостности?

Да, но часто это происходит естественно.

20. Вы сознательно стираете отличия или используете их как художественный приём?

Это не столь радикальные отличия, но повторимся, что часто отдельные фрагменты письма И.С.-Я. выступаю как своеобразные инкрустации в пространстве тексте.

21. А может, вы наоборот, подчеркиваете отличия голосов?

Хочется думать, что добиваемся стилистических переплетений, которые говорят третьими, четвертыми голосами, голосами нечеловеческими.

22. Как вы определяете: где начинается «мы», а где — «я»? Или в поэзии это неразделимо?

Видится, что отдаление «я» от «мы» может быть продиктовано изменениями в личностной коммуникации, это «плавающая» вещь.

23. Узнаваем ли каждый из вас в тексте, или ваше соавторство воспринимается как третье лицо, собирательный автор?

Со стороны трудно судить, наверное, это зависит от определенного текста.

24. Бывали ли случаи, когда разница в интонации или стилистике становилась неожиданным преимуществом?

В первом совместном проекте – визуально-текстовые вставки И.С.-Я.

V
25. Изменилась ли ваша индивидуальная манера письма под влиянием друг друга?

Думаем, что да.

26. Что вы переняли друг у друга — технику, подход, ритм, лексику?

Всё вышеперечисленное.

27. Повлияло ли соавторство на ваши индивидуальные проекты?

Безусловно.

28. Чему вы научились у друг друга?

В первую очередь вниманию к личному-самовитому слову.

VI
29. Были ли моменты, когда вы расходились во взглядах?

Скорее нет, если да, это бывало продиктовано банальным невшиванием отдельных фрагментов в ткань текста.

30. Как вы решаете формальные разногласия, если они возникают?

Стремимся к консенсусу любыми способами.

31. Приходилось ли спорить из-за одного слова? Были ли случаи, когда такие споры становились продуктивными?

Скорее нет, всегда можно обратиться к лексической подвижности, которые предполагают наши тексты: например, с помощью вариативности, повторов слова на разных лад.

32. Существуют ли у вас темы, которые важны для одного, но чужды другому, которые один готов исследовать, а другой — избегает?

Не думаем.

33. Что вы друг другу запрещаете в письме (если что-то запрещаете)?

В.Б. иногда не готов принять излишнюю, необоснованную концептом и нарративом, экспериментальность в словообразовании, иные «глоссололаческие выверты», скажем так.

34. Случаются ли споры? Что обычно вызывает разногласия — и как вы их разрешаете?

Если и случаются, то они не глубинны и не фундаментальны, обычно это всем знакомые коммуникационные сбои, тупики, но и непонимание друг друга есть призыв к собственным герменевтическим изыскание, необязательно объяснение всего и вся друг другу.

VII
35. Меняется ли глубина личного высказывания, когда оно проговаривается «вдвоём»?

Да, оно создаёт иную плоскость высказывания, более игровую и магическую, в этом больше отдохновения, чем в личном письме.

36. Бывает ли, что в соавторстве вы позволяете себе большую откровенность, чем наедине с текстом?

Откровенность, скорее, присутствует как фон, как надстройка, как доверительный пузырь, но сейчас совместнописание сосредоточено на языковой игре, это некий перформативный акт добывания.

VIII
37. Бывает ли, что один из вас хочет оставить стихотворение в черновом виде, а другой — продолжать работу, и как вы воспринимаете правки друг друга — как вмешательство, как помощь или как продолжение разговора?

Думается, что представление произведения для публикации – лишь один из этапов работы над ним, всегда есть возможность вернуться к редактуре, обычно «окончательное» оформление происходит без разногласий. Правки воспринимаются как продолжение разговора.

38. Бывает ли, что чужая строка вдруг становится неожиданно «своей»?

Конечно.

IX
39. Замечают ли читатели, что тексты написаны в соавторстве? Как они реагируют?

Обычно это оговаривается, но, возможно, читатели могут оказаться в потоке смещения авторских языков и быть озадачены, но все же реакция такова, что читатель осознанно или неосознанно, опознано или неопознанно приходит к выводу, что это тип литературы, бытующий в орнаментально-тугочитаемом поле, «неудобнее смазных сапог или грузовика в гостиной» (В.Хлебников, А. Крученых, манифест «Слово как таковое»).

40. Есть ли риск того, что кто-то приписывает успех одному, а промах — другому?

Видится, что наши текстописания используют промахи как неотъемлемую часть произведений.

41. Возникает ли ревность? В каких ситуациях?

Возникает ревность очарования и восхищения, мягкая зависть к чужим «окологениально»-умениям.

42. Что важнее для вас в моменте совместного письма — согласие или напряжение?

Как было сказано выше, ситуации напряжения возникают в околобытовом, окололичном полях, но коммуникационный застой компенсируется добычей от друг друга заветных кладов-слов – сложнее, но важнее.

43. Что вас больше всего радует — процесс, результат, публикация, реакция читателя?

Процесс, потом результат, остальное менее важно.

44. Что вы чувствуете, когда читаете свой общий текст сейчас? Узнаёте ли себя в нём? Чувствуете ли, что это «ваш» текст?

Наверное, как и во всяком коллаже (а это всё-таки коллажный, констеляционный тип письма) радует и удивляет пригнанность фрагментов, не так важна доля участия каждого из соавторов, чувство «своего» нужно принести в подношение к тексту.

X
45. Как вам кажется — соавторство сужает свободу или расширяет её границы?

Расширяет.

46. Что даёт вам совместная работа, чего невозможно было бы достичь в одиночку?

В первую очередь прорывы (порывы) неожиданного, расширение пространства путем туннелирования, норкование – обживание чужих слов-раковин, собирательство и заготовление ребусов (от лат. res – вещь) почти тактильно.

47. В чём сила (и, может быть, слабость) соавторства по сравнению с индивидуальным письмом?

Слабость в том, что ты привязан к соавтор:ке, другой режим может работать как темпоральная яма, замедляя течение, проектность письма, сила, как было сказано, во взаимообогащении, взаимоудивлении, открытии новых пространств.

48. Важно ли вам сохранять внутреннюю автономию?

Да, своестиль всё равно сохраняется, как бы то ни было, но возможна продуктивная мимикрия.

49. Что впереди? Будут ли новые совместные проекты — и в каком направлении вы движетесь сейчас?

Пока неясно, будущее покажет.

50. Планируете ли продолжать писать вместе? Или это форма, к которой возвращаются лишь эпизодически?

Думаем, что планируем на более-менее постоянной основе.

51. Есть ли у вас мечта — книга, проект, эксперимент — возможный только в тандеме?

Раньше такие проекты были, но сейчас неясно.

НАШЕФСЁ

ПЬЕСА В ДВУХ ДЕЙСТВИЯХ

  

            ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

Веня — флейтист среднего возраста

Маша — бывшая жена Вени

Дана — интересная вдова

Анжела — красотка

Миха — профессор математики старшего среднего возраста

Паша — сисадмин младшего среднего возраста

Влад — зав. хирургическим отделением среднего возраста

Рафи — сутенер

Очередной Визитер — безликий многоразовый исполнитель социального долга

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Веня и Анжела сидят на скамейке перед виллой “Пушкин”. Анжела на высоких каблуках, в маленьком черном платье, Веня в черном костюме

АНЖЕЛА:     Пушкин? Да ладно! Что, по-правде вилла так называется? Пушкин?

ВЕНЯ:            По-правде.

АНЖЕЛА:     Файно!

ВЕНЯ:            Ты постарайся там без этого нового сленга.

АНЖЕЛА:     Ладно.

ВЕНЯ:            Ну так, репетнем и вперёд. Что мы любим?

АНЖЕЛА:     Путешествовать. Поэзию. Театр. Небанальный секс…

ВЕНЯ:            Ну а музыка где? Я же её на первое место поставил!

АНЖЕЛА:     Ладно. Музыку мы не просто любим. Мы её обожаем! Особенно классическую! Бах, Бетховен, Лист. И этот… Стравинский. И ещё Малер. А ты, кстати. На каком инструменте-то?

ВЕНЯ:            На флейте. Так, продолжим. А где мы уже успели побывать, девушка флейтиста?

АНЖЕЛА:     Париж? Лондон? Рим? Берлин ещё.

ВЕНЯ:            Не-не, все уже там были, незачем это. Допустим, Чили. «Провинция у моря». Мы знакомы-то меньше полугода. Да, так, Чили. И никаких треков. Спа, секс, чилийские вина, фьорды.

АНЖЕЛА:     Фьорды — это же у норвежцев?

ВЕНЯ:            И в Патагонии тоже. Кстати, какое твоё любимое чилийское вино?

АНЖЕЛА:     Да они все там отличные! Веня все время разные заказывал. Я и не пыталась запоминать.

ВЕНЯ:            Гут. Но тут ты сразу должна вспомнить: «Sena!»

АНЖЕЛА:     Точно! Я ещё подумала, что. Раз «Сена», то французское. А оказалось местное. Но тааакое прекрасное! А для пруфа, в каком отеле мы были?

ВЕНЯ:            B “The Singular Patagonia Hotel”. Вряд ли спросят, но хвалю. Ну так, а что с поэзией?

АНЖЕЛА:     Винтаж. Серебряный век. Ну там Мандельштам, Пастернак, Цветаева, Ахматова, Хумилев.

ВЕНЯ:            Стоп! Так, Гумилева вычеркиваем и забываем. Ну просил же я твоего… ну кто он там тебе… диспетчера… Просил же, дайте сначала поговорить, хотя бы по телефону, и ведь обещал, урод!

АНЖЕЛА:     Почему не настоял?

ВЕНЯ:            Потому! Потому что! Почему, почему я все время должен настаивать на том, что и так обещали?

АНЖЕЛА:     Чё уж…бизнес такой. Только фотки шлют. Боятся. Что начнем работать напрямую.

ВЕНЯ:            Фотографии, допустим, соответствуют, тут претензий нет. Но как же задолбало это кладбище сдохших обещаний…

АНЖЕЛА:     Ну, знаешь… Ты вообще хде живешь?

ВЕНЯ:            А ты вообще откуда приехала?

АНЖЕЛА:     Из Тель-Авива.

ВЕНЯ:            Допустим. А до того?

АНЖЕЛА:     Хостомель.

ВЕНЯ:            Ну и где эта дыра?

АНЖЕЛА:     Дыра? Это под Киевом. Хород-херой, между прочим. Дыра!

ВЕНЯ:            Ну так… Под Киевом, значит… Все твои живы?

АНЖЕЛА:     Почти.

ВЕНЯ:            Гут. Войну сегодня оставим за скобками, от хохлосрачей уклоняемся. А ты не могла бы… без вот этого… фрикативного hэ?

АНЖЕЛА:     Наверное. Мохла бы… Смохла бы… Но время надо… Я ж от “шо” уже избавилась… Такая уж проблема?

ВЕНЯ:            Боюсь, что да.

АНЖЕЛА:     Порешаем?

ВЕНЯ:            Ну и как?

АНЖЕЛА:     Моху на анхлийском тохда. И на иврите тоже моху. Но плохо.

ВЕНЯ:            Ну конечно, на английском с русским акцентом в «русской» компании…

АНЖЕЛА:     С украинским.

ВЕНЯ:            А есть разница?

АНЖЕЛА:     Тохда лучше уж на иврите. Скажу, методика у нас. Полное похружение в языковую среду. Нельзя переключать языки… Да, представьте, так с Веничкой и общаемся. Да, даже в постели.

ВЕНЯ:            Идиотизм… а с твоим ивритом вообще дурой будешь выглядеть… И Веничкой вот не надо меня называть.

АНЖЕЛА:     Чехо это?

ВЕНЯ (пафосно):      Это место навечно занято!

АНЖЕЛА:     А как? Венчиком? Веничком?

ВЕНЯ:            Может, тебя немой объявить? И тогда все такие — ааа, ну теперь понятно почему такая женщина с Бенчиком…

АНЖЕЛА:      Пасиб. Бенчик. Жестами не получится. Придется  тебе смириться с «хы».

ВЕНЯ:            И с растиражированным на мордах «Наш-то рафинад на старости лет смазливую беженку снял».

АНЖЕЛА:      Чё уж, ты снял. А они — нет. А что, хде-то ещё остались… люди, считающие, что в женщине хлавное — фонетика?

ВЕНЯ:            Остались люди, считающие, что я такой человек. И все они сегодня нарисуются в этой вилле. Сама увидишь.

АНЖЕЛА:     Ладно. Мне бы спойлер. Кохо я увижу?

ВЕНЯ:            Их. Их всех. Или почти всех. Дану точно увидишь, она хозяйка. Трепетная стерва.

АНЖЕЛА:     Хы. А кто хозяин?

ВЕНЯ:            Доминантный стервец. Но его ты не увидишь. Но услышишь о нем. Много. Сегодня его день, год исполняется.

АНЖЕЛА:     Помер, что ли?

ВЕНЯ:            Повесился.

АНЖЕЛА:     Охо… Ладно, о веревке тохда не ховорим. Мох бы и уточнить. При заказе.

ВЕНЯ:            А смысл?

АНЖЕЛА:     А он вообще есть? Зачем я здесь?

ВЕНЯ:            Для красоты.

АНЖЕЛА:     Ладно. Что показывать? Ножки или зубки?

ВЕНЯ:            И зубки тоже.

АНЖЕЛА:     В улыбке или в оскале?

ВЕНЯ:            А вам что, на работе разрешают оскаливаться?

АНЖЕЛА:     У нас же с людьми работа. Чё уж, оскаливаемся. Я на днях одному козлу в морду «розочку» ткнула.

ВЕНЯ:            Да ладно!

АНЖЕЛА:     Из «Дом Периньона» «розочка» была. Это тебе не «Сена».

ВЕНЯ:            Ого. Не каждому так везёт.

АНЖЕЛА:     Просто молча перебираю нохами и улыбаюсь? Скучно как-то.

ВЕНЯ:            Ну так вечер обещает быть скучным.

АНЖЕЛА:     Зачем тохда я?

ВЕНЯ:            Сказал же, для красоты. Реквизит, прости уж. Я же попрощаться иду. Наверное.

АНЖЕЛА:     Уезжаешь?                 

ВЕНЯ:            Как бы уплываю. Минорненько отчаливаю на белой гондоле с красивой                                             женщиной. Навсегда.

АНЖЕЛА:     А не наоборот?

ВЕНЯ:            В смысле?

АНЖЕЛА:     Нууу… Чё уж, такой заказ предполахает. Ревность. Зависть. Планы на будущее.

ВЕНЯ:            Там видно будет, психолог.

АНЖЕЛА:     Хы. С хозяйкой разобрались. Кто ещё платочком с береха махать будет?

ВЕНЯ:            Допустим, Маша. Моя бывшая. Скурвившаяся перфекционистка.

АНЖЕЛА:     Это как?

ВЕНЯ:            У тебя пиджак мятый, ставь обувь ровно, надписывай папки, отбели зубы, не разговаривай с полным ртом, не можешь купить — укради… как-то так.

АНЖЕЛА:     Так я тут для неё?

ВЕНЯ:            В последнюю очередь. Ещё Миха должен быть. Математик, профессор, куплетист — рифмует всё, что движется. Кто тебя спросит катаешься ли ты на горных лыжах, это он и будет.

АНЖЕЛА:     А я катаюсь?             

ВЕНЯ:            Лучший ответ — «Я катаю». Но так нужно отвечать не Михе, а Паше, он конченый картежник. Все, что зарабатывает, все спускает. Знаешь, сколько хорошему сисадмину платят?

АНЖЕЛА:     В карты я плохо ихраю. В нарды да, моху. И, кстати, я катаюсь. Даже неплохо.

ВЕНЯ:            Не сознавайся. Весь вечер придется вспоминать особенности разных трасс.

АНЖЕЛА:     Да скажу, что сломала ноху. И неприято вспоминать.

ВЕНЯ:            Нет! Никаких травм, никаких болезней! Ты абсолютно здорова. И не даешь повода модным хирургам травить всех медицинскими байками.

АНЖЕЛА:     Модный хирурх?

ВЕНЯ:            Влад. Недавно стал завотделением.

АНЖЕЛА:     Интересно. Женатый?

ВЕНЯ:            Вот и мне интересно, почему женщин это всегда интересует?

АНЖЕЛА:     Так контекст же. Разный получается. Это как про новорожденного спрашивать — девочка или мальчик.

ВЕНЯ:            Холостяк, женат на своей работе. А может, ты вообще никого, кроме хозяйки не увидишь.

АНЖЕЛА:     Чехо это? Это как?

ВЕНЯ:            Это когда перед носом дверь захлопывают. Всё, пошли, хочу первым прийти. Если позориться, так хоть без свидетелей.

АНЖЕЛА:     Чехо такохо натворил?

ВЕНЯ:            Да устроил какофонию в отношениях. Дал петуха.

            Сбоку сцены — балкон, на нем Маша — курит и разговаривает по телефону, одета в темно-серое,  стильное. Остальное пространство — холл. Фуршет.  На стене две большие фотографии — портрет Марка с траурной лентой и групповое фото всей остальной компании: Влад, Миха, Паша, Дана, Веня, Маша, у Даны в ногах черный кот.

Дана в длинном черном платье. Входят Анжела и Веня. Анжела говорит чуть замедленно, подбирая слова без буквы «г».

 

ДАНА:           Бенчик! Я так рада, что ты… (Обнимается с Веней.) Это правильно, что ты пришел!

ВЕНЯ:            Как я мог не прийти? Скажешь тоже… Это Анжела. Анжелочка — близкий мне человек… и дорогой.

АНЖЕЛА (хихикает): Извините. Это нервное. Не знаю как себя вести. В таких ситуациях.

ДАНА:           А в таких ситуациях никто не знает как себя вести. И уж точно не мы с Бенчиком. Похоронный этикет — это как галстук, если слишком затягивать, — удавит…

Анжела удивленно смотрит на Веню.

ВЕНЯ:            Ну так мы… мы… мы просто не были готовы.      

ДАНА:           Всё. Все уже отпереживались. Год прошел, это же как день рождения наоборот. Сегодня уже можно.

АНЖЕЛА:     Да. Потом будет проще. По маме знаю.

ВЕНЯ:            Знаток по матери — это галахический знаток.

АНЖЕЛА:     Что?

ДАНА:           Не меняешься.

ВЕНЯ:            А ты?

ДАНА:           А то!

АНЖЕЛА:     Да, пока Бенчик не очень меняется. Но мы над этим работаем.

ВЕНЯ (приобнимает Анжелу): У нас всё получится.

ДАНА (резко): Совет да любовь!

Входит Миха в черном свитерке, с гитарой.

МИХА :          Привет, народ! Дана, дорогая, весь день вспоминал Марика, вас с Мариком. (Обнимает Дану.) Как ты?

ДАНА:           Я в порядке, спасибо.

МИХА:           Бенчик, давно не виделись.

ВЕНЯ:            Год. Это — Анжела. Мы теперь вместе.

МИХА:           Очень приятно. Михаэль. Можно без отчества, вы же наверное к этому ещё не привыкли. Вы недавно приехали, да?

АНЖЕЛА:     Чё уж… да. А как это видно?

МИХА:           Элементарно, Ватсон. Высокие каблуки. Эх, не хватает мне их здесь. И… ты уж прости, Бенчик, но… такая женщина может быть твоей подругой только первые год-два своей новой жизни. Да и любого из нас тоже, друг мой, увы нам всем…

АНЖЕЛА:     Ой, Михаэль… пасиб!

МИХА:           Ну и ещё… немножечко как бы…

АНЖЕЛА:     Как бы что?

МИХА:           Краснодарский русский. Это я так называю этот нынешний метропольный акцент. Ничего плохого, я даже люблю, море напоминает, семечки…

АНЖЕЛА (возмущенно): Краснодарский???!!!

ВЕНЯ (поспешно): Какие тебе семечки? Сейчас даже дикторши так говорят.

МИХА:           Как так получилось, вот что интересно.

ВЕНЯ:            Ну так элементарно, профессор. Самые красивые девы всегда жили на юге. И вот они массово мигрировали в Москву и вошли в моду. Им стали подражать.

АНЖЕЛА:     Файно! Сам придумал? А вы, Михаэль? Что любите-то, я не поняла? Краснодарский акцент или понаехавших? Новоприбывшие девы — это порой небезопасно.

Дана смеется, Веня нет.

 

ДАНА:           Так что, наш Бенчик в опасности? Ему следует бояться?

АНЖЕЛА:     Не помешает.

МИХА:           А я не боюсь нового… новых… новых репатрианток. Всё новое… и все новые меня вдохновляют!

АНЖЕЛА:     Интересно на что?

МИХА:           Да на многое, Анжелочка. На что только не. Вот давеча, например, не смейтесь, но на частушку.

ДАНА:           Я представляю.

АНЖЕЛА:     Ну так озвучьте? Я им не чужая. Моя курсовая по частушкам. Была.

МИХА:           По матерным, надеюсь? Знаете, я как-то смущаюсь, толком-то ещё не обнюхались.

АНЖЕЛА:     Решайтесь, чё уж! Мир принадлежит решительным.

МИХА:           Только там про олу хадашу.

АНЖЕЛА:     Обожаю музыку. И народное еврейское творчество. Особенно про новых репатрианток.

Миха вопросительно смотрит на Дану, она пожимает плечами.

 

МИХА (бренчит на гитаре, как на балалайке):    Так вот, народ. Я тут, знаете ли, ещё один новый жанр придумал. Ешивные частушки называется, ну, название пока условное. (Блудливо улыбается.)

                                                            На столе лежит талмуд,

                                                            Под столом олу (пара аккордов),

                                                            Эй, кончай её (пара аккордов),

                                                            Время свечи зажигать!

Неловкая пауза.

 

МИХА :          А по-моему, смешно. Надеюсь, Анжелочка, вы не чужды еврейской традиции? Знаете, в иудаизме на женщине лежит важная обязанность… и право, конечно… зажигать субботние свечи.

АНЖЕЛА (смеется, одна): Ладно. Теперь и правда смешно.

Пауза.

ВЕНЯ:            Кстати, Анжела — прекрасная горнолыжница.

МИХА:           Да ну?! Вот раньше я узнавал своих по раннему загару, а теперь и не опознать так сразу.

АНЖЕЛА:     А вы тоже?

МИХА:           Тоже?! Я настолько тоже, что ушел из университета. Из-за обязательного отпуска летом.

АНЖЕЛА:     Да зачем же? Летом в Южном полушарии можно. В Чили, например.

ВЕНЯ:            Не порти Михе красивую легенду, Ангелочек.

АНЖЕЛА:     Ладно. Мы с Бенчиком просто обожаем Чили! Там таак прекрасно!

ДАНА:           Марик тоже любил Чили.

МИХА:           Вы не можете ничего испортить, Анжелочка. Потому что у нас всё портит главным образом Бенчик. Так уж, знаете ли, исторически сложилось.

ДАНА:           Да уж. Спасибо, хоть на годовщину частушку не сотворил.

МИХА:           Эээ… Ну ладно, не сотворил.

Входит Влад, он в светлой рубашке.

 

ДАНА:           Влад! Как ты вовремя!

ВЛАД: Кому что вправлять будем? Привет, Дана! (Обнимает Дану.) Ну и остальное, что в таких случаях, пропущу банальности, ладно? Рад всех видеть! Помянем?

ДАНА:           Давно пора! А то Миха уже запел.

Влад разливает.

ВЛАД:            Не чокаясь! За Марика!

МИХА:           За душу его неприкаянную! За его беспокойную, живую душу! Она, конечно, нашла себе небесную пристань. Сегодня и нашла. А мы это здесь отмечаем! И наверняка уже руководит каким-нибудь эскадроном ангелов летучих!

ДАНА (насмешливо): Красиво.

Все выпивают.

ВЕНЯ:            Это Анжела. Познакомься. Моя девушка.

АНЖЕЛА:     На ближайшие пару лет.

ВЕНЯ:            Как вычислил один тут профессор математики.

ВЛАД: Логично. Как раз иврит выучить. Влад.

АНЖЕЛА:     Обожаю это имя.

ВЛАД: За что?

АНЖЕЛА:     За Дракулу. Его же тоже Влад звали.

ВЛАД: Это где же у нас такие девушки водятся?  

АНЖЕЛА и ВЕНЯ (хором): В Тель-Авиве.

ДАНА:           А до того?

АНЖЕЛА:     А можно тоже вопрос? Почему? Все меня об этом спрашивают? Это же всё равно, как. Мужчину спрашивать, женат ли он.

ДАНА:           Чтобы случайно не обидеть, например.

АНЖЕЛА:     А ответишь, все сразу — а, надо же. Я уже по-разному отвечала — из Москвы, из Киева, из Бердянска, даже с Колымы для прикола, а реакция та же — а, надо же. Вот зачем вам всем? Это знать?

МИХА:           Социальное обнюхивание, я полагаю.

ВЛАД: Не скажи, не та же реакция. Вот, например, перитонит в Москве и перитонит на Колыме — это два разных прогноза. И с людьми так же.

АНЖЕЛА:     И как с людьми?

ВЛАД: Вот есть у меня коллеги, москвич и сибиряк. Допустим, оба займут у меня деньги…

МИХА:           И что, получаются два разных прогноза на возврат долга?

ВЛАД: Получается.

МИХА:           А если один из Тель-Авива, а другой из Ариэля?

ВЕНЯ:            А третий из Умм эль-Фахма.

АНЖЕЛА:     Смешно.

ДАНА (хмыкает):     Про долг — особенно.

МИХА:           Знаешь, я как раз собирался… тема такая… может, сегодня не самый подходящий день…

ВЛАД: Так что, Анжела, разве не справедливо?

АНЖЕЛА:     Не справедливо. Но смешно. Но я вообще против такого расизма.

ВЛАД: Да все мы против расизма. И против войны. И за чистый воздух.

МИХА:           Слова-то одинаковые, но вот трактовки уже разные… и с каждым днем всё разнее и разнее…

ВЛАД: А то! Вот я ещё недавно спецоперацией называл обрезание.

МИХА (весело): По самый Киев!

ВЛАД (раздраженно): По самый Питер не хочешь?

МИХА:           А что, забъемся?

АНЖЕЛА (зло): Ну вы прям как болельщики… ЦСКА, Динамо…

ВЕНЯ (смотрит на Анжелу): Хорошо, что эта война нас — никого! — не касается.

ВЛАД: Тебя, может, и не касается. А я уже нескольких хлопцев прооперировал.

МИХА:           На наши налоги, между прочим.

ДАНА:           А мне не жалко. Лучше на раненых, чем на ешивы.

МИХА:           А мне жалко! И на ешивы мне тоже жалко! Так что, Влад? Забъемся? На ящик “Белуги”.

ВЛАД: На кровь не ставлю, на работе хватает.

МИХА:           Ты на кровь не ставишь, а я, друг мой, про кровь помню. И кто её проливал, тоже помню.

ВЛАД: Ты что, решил, что Путин так мстит украинцам за убитых евреев?

МИХА:           Не делай меня идиотом. Просто ловлю тремп. Так как эта война вообще не имеет никакого смысла, то пусть это будет мой маленький личный смысл. Типа, “Аз воздам!”

ВЕНЯ:            Миха, у тебя что, бешенство родины-матки?

ВЛАД: Угу. Кажется, мне вчера пациентка раскрыла смысл этой войны: “Жила-была Украина, сама виновата”.

АНЖЕЛА:     “Уж тем, что хочется мне кушать”.

ВЕНЯ:            Ну так, хватит! Давайте лучше выпьем, чтобы весь этот беспредел скорее кончился. За свет в конце туннеля!

АНЖЕЛА:     А скажите, как врач… Вот по-правде есть такие исследования? Что сразу после смерти. Человек попадает как бы в туннель? И видит впереди свет? Это так?

ВЛАД: Как врач, я переадресовываю твой вопрос Марику.

ВЕНЯ:            Стол вертеть будем?

ДАНА:           Нет. (Смотрит на Анжелу.) И на столе танцевать тоже.

ВЛАД: У нас на Пурим одна медсестричка на операционном столе станцевала.

АНЖЕЛА:     До операции или во время?

МИХА и ВЕНЯ (хором): Вместо!

Входит Маша.

МАША:          Надо же, всего одна сигарета, и все уже в сборе.

МИХА:           А я всё в окно выглядывал — где же Машенька?

ВЛАД: Иди сюда, расцелую!

Снова объятия и чмоки-чмоки.

 

ВЕНЯ:            Привет, Маша. Это Анжела — моя муза. Анжела, это Маша, ну, я тебе рассказывал.

МАША:          Анжела, а расскажите, что Бенчик вам рассказывал?

АНЖЕЛА:     В разное время — разное рассказывал. Утром — про безупречно сервированные завтраки, которыми вы его кормили.

МАША:          Совет. Обильно приправляйте рассказы Бенчика словом «иногда». Например: «Завтраки, которыми его иногда кормили».

АНЖЕЛА:     Файно! Это же универсальное правило! Вообще ко всему подходит!

ДАНА:            Иногда люди умирают.

МИХА:           И правда, что мы как скоты. Извини, Даночка.

Входит Паша с бутылкой вина, одет обыденно — джинсы, темный свитшот. Молча обнимает Дану.

 

ДАНА:           Бутылку, Пашенька, ты точно мог бы не приносить.

ПАША:          Подумал, надо любимое вино Марика взять. Вот и взял.

ДАНА:           «Сена». Вообще-то он французские как-то не очень. Сыры — да, а вина — нет.

АНЖЕЛА:     Это чилийское.

ДАНА (насмешливо): Сена? Чилийское? С чего бы? (Рассматривает этикетку.) Странно. А он его любил?

АНЖЕЛА:     Мы с Бенчиком его тоже любим. Хорошее.

ВЕНЯ:            Где ты его нашел-то?

ПАША:          Так Марик его мне и подарил.

ВЕНЯ:            А когда?

ПАША:          А что?

ВЕНЯ:            Анжела на него подсела в Чили. Моя девушка, познакомьтесь. Хотелось место знать.

ПАША:          Паша.

ДАНА:           А мне хотелось бы вкус знать. Хотя бы.

МИХА (открывает, разливает, напевая): «Выпьем тут, выпьем тут, на том свете не дадут, ну а если и дадут, выпьем там и выпьем тут»! Не надо на меня так смотреть, это грузинская застольная песнь!

ВЕНЯ:            Точно. Грузины, как напьются, песни по-русски поют.

АНЖЕЛА:     Чё уж, бывает.

МИХА:           Так вот. Лучшим тостом для любимого вина Марика будут его же слова. Два слова. Он дал мне их на хранение, сказал запомнить и никому не говорить до особого случая. Я тогда спросил —  это какой же случай считать особым? А он, знаете, так туманно посмотрел из-под прикрытых век…

ВЛАД: Небольшой птоз, ничего страшного.

МИХА:           Ну вы знаете этот его взгляд… и сказал: «Ты поймешь». И вот я понял! Сегодня — точно особый случай. Пьем за хроническую любовь!

Пауза. Все задумчиво дегустируют вино.

 

АНЖЕЛА:     Интересно. А что это — хроническая любовь? Это у вас такой мем?

ДАНА:           У меня точно такого мема нет. Миха, действительно, что это?

МИХА:           Не знаю, мне это уже в таком виде досталось. Хроническая — ну, это болезненная, видимо… ну и неподвластная времени, может вечная… не знаю. А любовь… она и есть любовь. Странновато, конечно.

Звонок в дверь. Входит Очередной Визитер в хирургической маске.

 

О.В.:               Дорогая Дана, примите соболезнования от нашего коллектива в связи с годовщиной постигшей вас утраты — потери вашего дорогого супруга и дорогого для всех нас человека.

ДАНА:           Я благодарна всем, кто сохраняет память о Марке. Позвольте налить вам поминальный бокал?

О.В.:               Спасибо. И позвольте мне зачитать открытку от нашего стартапа.

ДАНА:           Зачитывайте.

О.В.:                           Погиб наш босс, невольник чести,

                                    Завис, как комп, в особом месте,

                                    Но память о тебе в веках,

                                    В харддисках, флешках, облаках!

Очередной Визитер вручает Дане открытку, чуть сдвигает маску, залпом выпивает бокал, прижимает руку к сердцу и уходит. Все молча смотрят на Миху.

МИХА:           Ну и зачем так на меня смотреть? Я и не отпираюсь, да, это я сочинил. Хотел развеять тоску-печаль.

ВЕНЯ:            Сходил бы ты, Миха, развеять свою тоску-печаль в оперу, что ли. Может, как противоядие сработало бы…

МИХА:           А смысл? Изначально-то был не менее плебейский жанр, чем частушка. Тебе ли не знать.

МАША:          Зачем вообще сравнивать несравнимое? Вот мы были на премьере…

АНЖЕЛА:     Да ладно, несравнимое. Даже и совместимое. Мы на факультете. Оперу из частушек поставили. Всем понравилось.

МИХА:           Вот именно! Народ, ну вот не надо вот этого вот, распальцовок этих не надо! Вот знаете, Марик бы оценил. Он, как говорится, юмор хронически любил.

ДАНА:           Хронически любил… Миха, можно тебя на пару слов? (Берет открытку.)

Дана и Миха выходят на балкон.

 

МИХА:           Только не говори, что ты обиделась.

ДАНА:           Неужели есть на что?

МИХА:           Нет, конечно, ты что! «Солдат ребенка не обидит!»

ДАНА:           А ты, значит, солдат…

МИХА:           Не просто солдат, а на посту! И раз уж зашла об этом речь, то что с моим постом-то будет?

ДАНА (рассматривая открытку): А Марик, значит, невольник чести… А почему?

МИХА:           А тебе разве Маша не рассказала?

ДАНА:           Мне вот нет. А тебе, значит, рассказала? А ей кто разболтал? Бенчик?

МИХА:           Бенчик-то тут при чем? Маше ничего рассказывать не надо, она и так всё знает, она же бухгалтер .

ДАНА:           Бухгалтер чести?

МИХА (хихикает):   Вот да. Она ведь все убытки подсчитывала и видела насколько высока для Марика цена чести.

ДАНА:           Чести?

МИХА:           А то! Ты, видимо, не в курсе. Знаешь, Марик же, чтобы я ушел к нему из универа, пообещал, что будет инвестировать в наши стартапы в любом случае… даже в убыток… Честное слово, так и пообещал. И так и делал.

ДАНА:           А так бы ты из универа не ушел? У тебя что, выбор был?

МИХА:           Злая ты. А вот, знаешь ли, был выбор! Может и был. Не верь слухам. Мое профессорское слово против вранья студентки-истерички… Просто время сейчас такое… Плохое для белых мужчин-профессоров…

ДАНА:           Время у всех разное. Вот у меня, например, лучшее время для получения долгов.

МИХА:           Даночка… дорогая… ну зачем ты? Ты же знаешь. Я бы хотел. Но нечем. Но вот правда, совсем нечем.

ДАНА:           Так чего ты от меня ждешь, солдатик?

МИХА:           А то ты сама не знаешь! Определенности. Продолжения инвестиций. Будут инвестиции, будет шанс долги отдать. Мне в следующем месяце уже зарплату людям нечем платить.

ДАНА:           А интересно, что слово «люди» здесь ведь совершенно лишнее. Зарплату же другим биологическим видам не платят. Но гораздо жалистнее, это да… Миха, а хочешь я тебе контрольный пакет подарю?

МИХА:           Зачем?

ДАНА:           Людям раздашь. Вместо зарплаты.

МИХА:           Ну, знаешь! Думаешь, тогда они порвут не меня, а акции? Это вряд ли.

Звонок в дверь.

 

ДАНА (уходя):           Ну ты же у нас слаломист, ускользнешь.

Миха уходит за Даной. Входит Очередной Визитер в хирургической маске, с большим букетом, перевязанным траурной лентой.

О.В.:               Дорогая Дана, примите соболезнования от нашего коллектива в связи с годовщиной постигшей вас утраты — потери вашего дорогого супруга и основателя нашего агентства.

ДАНА:           Я благодарна всем, кто сохраняет память о Марке. Позвольте налить вам поминальный бокал?

О.В.:               Спасибо.

ДАНА:           Открытку зачитывать будете?

О.В.:               У меня только памятный букет.

ДАНА:           Это хорошо.

МИХА:           А что за агентство-то?

О.В.:               «Спектр». Агентство медицинского туризма.

            Дана подает Очередному Визитеру бокал, он вручает Дане букет, чуть сдвигает маску, залпом выпивает, прижимает руку к сердцу и уходит.

 

МИХА:           Не знал я, что Марик ещё и медтуризмом занимался… Влад, ты про это агентство слышал?

ВЛАД: Да, я иногда консультирую для них.

ВЕНЯ:            Звучит почти как концертирую.

МИХА:           Интересно. Маша, а ты про него знаешь?

МАША:          Смеешься? Я бухгалтер, я про всё, что приносит доход знаю. И что уносит его, кстати, тоже.

МИХА:           Ну знаешь, вот и держи карты ближе к орденам.

ПАША (мечтательно): А ведь когда-то действительно играли в карты при свечах, носили ордена… Канделябры, карты…

МАША:          Кстати. Карты. У меня ведь тоже остались два слова от Марика. «Бодрая карта». Вообще бессмыслица. Но требовал, чтобы я запомнила и сохранила фотку. Он на фотке, на нашей общей, вот на такой же, кстати, (Показывает на фотографию на стене.) мне их записал. Вот, Даночка, сдаю инфу и забываю.

ПАША:          Почему сразу бессмыслица? Карта может быть какой угодно. И бодрой тоже. Что такое унылая карта — это же всем понятно, да? А бодрая, это наоборот. Хотя нет, что-то тут не то.

ВЕНЯ:            С чего ты взял, что это об игральной карте? Может, это карта где клад зарыт.

МИХА:           Знаете, мне он тоже на такой же фотографии слова записал. А ещё, карта — это город на арамейском. Марик ведь интересовался историей, ну вы знаете.

ВЛАД: Санаторно-курортная карта.

МАША:          Кредитная карта.

АНЖЕЛА:     В каждом компе есть звуковая карта. И эта…

ВЕНЯ (прерывает Анжелу): Графическая карта.

ДАНА:           Бодро, да.

 

Звонок в дверь. Входит Очередной Визитер в хирургической маске, с маленьким бочонком в руках.

О.В.:               Дорогая Дана, примите соболезнования от коллектива нашей винодельни в связи с годовщиной постигшей вас утраты — потери вашего дорогого супруга и основателя нашего бренда.

МИХА:           Чёо???

ДАНА:           Я благодарна всем, кто сохраняет память о Марке. Позвольте налить вам поминальный бокал?

О.В.:               Спасибо. Позвольте я сам.

Водружает бочонок на стол, наливает бокал, чуть сдвигает маску, залпом выпивает, прижимает руку к сердцу и уходит.

ВЕНЯ (наливает себе вино, дегустирует с понтом — крутит бокал, нюхает, жует, полощет рот): Гут! Марик не перестает удивлять.

Возвращается О.В.

О.В.:               Забыл предупредить. Вино отмечено наградами, но некошерное. (Уходит.)

МАША:          С чего это оно некошерное? Я регулярно оплачиваю весь этот кашрутный балаган — сертификат, инспекции, зарплаты… Дана, разобраться надо.

ДАНА:           Сегодня не самый подходящий день… 

ВЛАД: А мы ведь второй раз будем пить вино Марика за Марика.

АНЖЕЛА:     А мне что-то интересно стало.

ДАНА:           Что именно интересно?

АНЖЕЛА:     Вот не знаю. Как точно сказать… что-то такое в воздухе… недосказанное… электрическое… пощипывает…

МИХА:           Что делает?

АНЖЕЛА:     Бенчик, а скажи тост. А то подумаю, что тебя. Фоткой обнесли. С парой слов.

ВЕНЯ:            Да вот… не обнесли. И у меня есть такая фотография с двумя словами. Так что выпьем за домашнюю справку!

МАША:          Это ещё что? Домашняя справка?

ВЕНЯ:            Домашняя справка.

МАША:          В смысле, записка от родителей, что Бенчик в школу не пойдет, что ли?

ВЛАД: Ну нет, это была бы дикая справка. А домашняя — это что-то ручное, дрессированное.

МИХА:           Домашняя — это как тапки.

ДАНА:           Опять идиотское словосочетание.

ВЛАД: Зачем Марик так странно развлекался? Как-то непохоже на него. Не любил он бессмыслицу.

ДАНА:           Не любил, да? Точно? А мне вот фото с фальшивой крысой досталось.

МАША:          Как это?

ДАНА:           Буквально. Вручил мне эту вот фотографию с надписью «фальшивая крыса».

МАША:          Ужас. Это он не о тебе, конечно.

ДАНА:           Вот спасибо. А о ком?

АНЖЕЛА:     Как интересно! И снова существительное и… (Смотрит на Веню.)

ВЕНЯ (поспешно): И прилагательное!

ДАНА:           Ну полная же чушь. Крыса не может быть фальшивой.

ВЛАД: Заяц может.

ДАНА:           Что заяц может?

ВЛАД: Фальшивым быть.

ДАНА:           Не только заяц может.

ВЛАД: Это так блюдо называется «фальшивый заяц», это я о еде.

АНЖЕЛА:     Вооот. И крыса может, если в обзывалке… Это я так, абстрактно, я же о вас не знаю толком…

ПАША:          А если это вообще не о человеке?

ВЕНЯ:            А о ком? Не о крысе же.

ПАША:          О времени, например.

ВЕНЯ:            Почему тогда не о жизни?

ПАША:          Потому что время не выбирают, а жизнь в определенной степени — да. Мы живем в фальшивое время. А значит, все мы в каком-то смысле и в разной степени — крысы.

ВЛАД: А также прочие твари. Волки. Шакалы. Тараканы. Котики. Капибары.

АНЖЕЛА:     Обожаю капибар! А почему капибары?

ВЛАД: На начальников похожи. Важные, тупые и морда квадратная.

АНЖЕЛА:     Файно!

МИХА:           Ну, знаете, это можно до бесконечности… Да просто Марик кого-то приложил… не тебя, Даночка, не тебя, такое и представить невозможно… но вот кого… и почему тебе слова передал… что-то же имел в виду.

ВЕНЯ:            Марик всегда что-то имел в виду.

ДАНА:           Ну тогда и кто же тут крыса?

АНЖЕЛА (с любопытством): Тут?

ДАНА:           Ну а где? Он же эти два слова на нашем фото написал.

АНЖЕЛА:     Да он вообще все эти слова. На вашей общей фотке написал. Вот это и интересно. У вас вон, ещё два чела на фотке остались.

МИХА:           А знаете, Анжелочка-то права, права… Влад, Паша, чем нас порадуете?

Звонок в дверь. Входит Очередной Визитер в черной шляпе и хирургической маске.

О.В.:               Дорогая Дана, примите соболезнования от нашей синагоги в связи с годовщиной постигшей вас утраты — потери вашего дорогого супруга и нашего большого друга и щедрого спонсора.

МИХА:           Ну, знаете!

ДАНА:           Я благодарна всем, кто сохраняет память о Марке. Позвольте налить вам поминальный бокал? Это из винодельни Марка.

Наливает из бочонка.О.В. принимает бокал и бормочет благословение на вино.

ВЕНЯ:            Э! Не пейте! Оно некошерное.       

О.В. отстраняет бокал.

 

МАША:          Ну уж нет! Оно кошерное. Пейте!

О.В. смотрит на Дану.

 

ДАНА (пожимая плечами): Водочки?

О.В.:               Именно.

О.В. чуть сдвигает маску, проборматывает благословение, опрокидывает рюмку, прижимает руку к сердцу и уходит.

 

МИХА:           Так я не понял. Дана, Марик же абсолютно светский был. Какая синагога? Он же сервелат любил. И гадов морских, ну вы знаете. Ну и ещё, что вы не знаете…

ДАНА:           И о чем из духовных похождений Марика ты знаешь, а мы нет?

МИХА:           Э… да… это ещё до тебя было, вообще давно.

ДАНА:           Тем интереснее.

МИХА:           Что-то мне сегодня об этом рассказывать как-то… не хочется…

ДАНА:           Ну а когда, как не сегодня? Не только же хорошее…

МИХА:           Да дурацкая история… ещё когда он у меня магистрат делал… была одна. Религиозная такая, юбка, шаббат, все дела. Ну, дело такое… снюхались. Марик ко мне — девочка хорошая, но жениться не хочу. Девочка ко мне — люблю-не могу, обещал жениться, как он так может, жить не буду.

ДАНА:           А он обещал?

МИХА:           Ну я не присутствовал… но… Марик эту предъяву не опровергал, не опровергал.

МАША:          Религия-то тут при чем? Дело житейское.

МИХА:           А щас. Тут религия и начинается. Мы с Мариком справку сфотошопили. Типа из раббанута, что он мамзер.

Все хмыкают и хихикают.

АНЖЕЛА:     Мамзер? Это же обзывалка? Типа урод? А раббанут при чем?

ВЕНЯ:            Это религиозный юридический термин. Хуже, чем ублюдок.

АНЖЕЛА:     Хуже?

ВЕНЯ:            От внебрачной связи замужней женщины.

АНЖЕЛА:     Бывает.

ВЕНЯ:            Или инцест.

АНЖЕЛА:     Ну это уже да…

МИХА:           Много поколений потомков будут поражены в правах, будут считаться мамзерами и вообще полный отстой. Поэтому и сфотошопили.

АНЖЕЛА:     Точно мамзер!

МИХА:           Не все так однозначно.

АНЖЕЛА:     Ну конечно!

МИХА:           С одной стороны — брат у неё, с которым Марик уже замутил бизнес такой неслабый и оформленный на брата. То есть, все держалось на честном слове.

ДАНА:           Ага. Это на чьем честном слове?

МИХА:           В том-то и дело. На братском. И поэтому Марику нарушение своего честного слова обошлось бы очень, очень дорого.

ДАНА:           Так, а с другой стороны?

МИХА:           А с другой стороны — это был ещё и тест. Девочка же голосила, что жить не будет, что любит, что на все готова. Ну вот Марик и сказал мне, знаешь, Миха, если пойдет за мамзера — женюсь.

АНЖЕЛА:     Затейливо.

МИХА:           Ну сама же отказалась в итоге. Но, видимо, у Марика осадочек остался, раз синагоге жертвовал.

ВЕНЯ:            Я думаю, он так душу страховал.

ПАША:          Логично.

ДАНА:           Надеюсь, он им жертвовал дольше года.

ВЕНЯ:            Почему?

ДАНА:           Потому что страхование жизни у него было семимесячное, недоношенное. И я ничего не получила.

МИХА:           Почему?

ДАНА:           Потому что при самоубийстве страховка срабатывает только через год.

МИХА:           Ну, знаете…

ВЛАД: Даночка, можно на пару слов?

Выходят на балкон.

ВЛАД: Знаешь, я вроде как посоветоваться…

ДАНА:           Со мной? Давай, конечно. Не совсем понимаю, правда…

ВЛАД: Я тут мейл получил.

ДАНА:           И?

ВЛАД (испытывающе смотрит):  С угрозами.

ДАНА:           Ух ты. Интересно живешь. А от кого?

ВЛАД: От босса.

ДАНА:           Не поняла. От главврача? Уволить угрожает?

ВЛАД: Нет. Наоборот. Не дает уволиться. Не главврач, конечно.

ДАНА:           А кто?

ВЛАД: А вот хрен знает кто. Другая тварь. Босс. Из “Спектра”. Из Марикиного агентства медтуризма. Или из вашего с Мариком.

ДАНА:           Не, из Марикиного.

ВЛАД: Но Марик же умер.

ДАНА:           Повесился.

ВЛАД: А агентство работает.

ДАНА:           Деньги тебе платят?

ВЛАД: Да.

ДАНА:           Уже хорошо. А мне — нет.

ВЛАД: Это мне нет.

ДАНА:           Ты же только что сказал, что платят.

ВЛАД: Платят. Но мне не хорошо. Я хочу уволиться. И не знаю к кому обратиться, чтобы от меня отстали.

ДАНА:           А мне денег не платят. После смерти Марика я вообще ничего про это не знаю. Ни денег, ни информации.

ВЛАД: Но агентство же работает.

ДАНА:           Так бывает. Партнеры же есть.

ВЛАД: Кто?

ДАНА:           Вроде как кто-то из Москвы. Или ещё откуда. Не знаю. Почему ты в агентстве не спросишь?

ВЛАД: Думаешь, не спрашивал?

ДАНА:           И?

ВЛАД: Никто ничего не знает. Абсурд полный. Никто. Ничего. И всё работает. Но ведь должны же быть какие-то документы! У тебя.

ДАНА:           У меня нет. И у Маши нет, я спрашивала. И Паша никакого компьютерного следа не взял. Чужой какой-то бизнес, в общем. Гибридный.

ВЛАД: Но они же сегодня приходили, поздравляли… в смысле — соболезновали.

ДАНА:           Ага. Я сама удивилась. Думала, это ты организовал.

ВЛАД: Не я.

ДАНА:           А чем угрожали в письме?

ВЛАД: Разобраться обещали. Пальцы-руки переломать. Ну как в кино — или будешь тихо работать на нас, или сам в свою больничку и ляжешь. Ну что за херня?

ДАНА:           Знаешь… я, конечно, ничего не знаю, но… ты поосторожней с ними. Марик их опасался, это точно. Тебе что, лишние деньги — совсем лишние?

ВЛАД: Дана, я завотделением теперь, в одной из лучших больниц. Времени нет, денег достаточно, а продолжать репутацией рисковать… Не могу. Не хочу.

ДАНА:           Ты сказал, что посоветоваться хочешь?

ВЛАД: Ну.

ДАНА:           Советую. Сиди тихо и не нарывайся. Моя оценка — угроза реальная, могут достать.

ВЛАД: Ясно. Угроза реальная, но не конкретная. Пойду в полицию, видимо.

ДАНА:           Ну так и в тюрьме достанут.

ВЛАД: Так, минуточку. А за что меня в тюрьму-то? Ты же сказала, что ничего не знаешь?

ДАНА:           Ничего не знаю, но о многом догадываюсь.

Звонок в дверь. Дана и Влад возвращаются в холл. Входит Очередной Визитер в хирургической маске, вручает Дане чучело черного кота и конверт.

 

О.В.:               Дорогая Дана, примите соболезнования от коллектива нашей таксидермической арт-студии “Феникс” в связи с годовщиной постигшей вас утраты — потери вашего дорогого супруга и владельца нашего малого бизнеса. В конверте — сертификат на это уникальное авторское изделие, на кота Пушкина Второго.

ДАНА:           Божечки, а вас-то кто послал? Кота не возьму. Сертификат оставьте, а чучело заберите.

О.В.:               Послал покойный, он и подписал Сертификат. Там и записочка приложена незадолго до скоропостижной трагедии. Забрать не могу, это воля покойного.

АНЖЕЛА:     Ой, какой котик! Можно по… по… пожамкать?

МИХА:           А я уже ничему не удивляюсь. Выпить дать?

О.В. кивает, чуть сдвигает маску, опрокидывает рюмку, показывает большой палец и уходит.

 

АНЖЕЛА (с котом на руках): Как настоящий!

ДАНА (брезгливо): Он настоящий. Исчез из дома незадолго до смерти Марика. Я думала, сбежал, объявления о вознаграждении клеила. Как дура.

АНЖЕЛА (продолжает гладить чучело): А мне все равно нравится. Пууушкин, Пушоооок…

ДАНА:           Какой он нахер Пушкин. Гамурр его звали. Вон он, на нашем фото, у меня под ногами.

АНЖЕЛА:     Ой… я лучше Пушкиным буду звать, уже привыкла.

ДАНА:           Вообще забирай. Дарю.

ВЕНЯ (АНЖЕЛЕ): Не бери! Это же труп!

АНЖЕЛА:     Ты что, посмотри какая лапочка! У него… эти… из янтариков… очи! Правда дарите?

ДАНА:           Что б я сдохла! От всего сердца!

АНЖЕЛА:     Спасибо! Черненький такой… Лапа! Прямо с приданым дарите?

ДАНА:           В смысле?

АНЖЕЛА:     Там конвертик, сертификат, все дела.

ДАНА:           Берите, берите.

МАША:          Конечно, сертификат — это важно, с ним и на Ибей можно выставить. Ты только про записку не забудь.

ДАНА:           Записка. Как письмо в бутылке, да?

Дана вынимает записку, отдает конверт Анжеле.

МАША:          Ну, что там?

АНЖЕЛА:     У меня ничего. В смысле, документ в порядке, спасибо.

МАША:          Дана?

ДАНА (пряча записку в лиф): В своем амплуа. Мне надо выпить.

АНЖЕЛА:     Давайте за Пушкина выпьем? Вы вот даже виллу в честь него назвали. Фанатеете, да?

ДАНА:           Нет. Не фанатею. Когда Марик купил эту виллу на нашу годовщину, привел меня и сообщил, что это теперь — всё наше. А я в ответ: “Нашефсё?” Вот и стала она виллой “Пушкин”.

АНЖЕЛА:     Файно!

Наливают и ждут кто скажет слово, пауза затягивается.     

ВЛАД: Плохая труба.

ДАНА:            Где?

ВЛАД (показывает на общую фотографию на стене): У меня тогда и правда трубу в отделении прорвало, я Марику плакался. А он на фото это и написал. Я подумал — логично, не смешно, но логично.

Паша начинает кашлять.

 

ВЕНЯ:            Логично, логично — инсталлятор выдал домашнюю справку на плохую трубу, её фальшивая крыса прокусила, она страдала от хронической любви, а крысу звали Бодрая Карта.

Паша кашляет сильнее.

 

ВЛАД: Паш, все норм?

МИХА:           Бенчик, зачет.

ВЛАД: Но вы подумайте, может и у вас есть простые объяснения для всех этих крыс и карт. Паш, да ты чего?

Паша отмахивается, продолжает кашлять.

МИХА:           А действительно… Может, у каждого что-то случалось, даже на бытовом уровне… Вот у меня, да, была одна любовь… почти любовь… не то, чтобы хроническая, но слишком затянувшаяся… Марик знал.

ДАНА:           У нас крыс не было.

АНЖЕЛА:     Может, Пушкин ловил, а вы и не знали? Такой может! А Марк знал.

ДАНА:           Мой Гамурр и мух не ловил, ему всё на блюдечке подносили, даже кошек.

Паша уже красного цвета, кашляет, у него приступ. Все с тревогой смотрят на него. Анжела подает ему стакан воды.

 

ВЛАД: Похоже, на Пушкина аллергия.

ПАША (отрицательно машет головой, выдавливает сквозь кашель): Я… этого кота… знал… гладил… Не… не аллергия.

ДАНА:           Наверняка чучело какой-то дрянью набили. Вот и аллергия.

МИХА:           Может, амбуланс?

МАША:          Влад, что делать-то?

ПАША (сквозь кашель): Я… подышать… выйду…

ВЛАД: Пошли, я понаблюдаю.

ПАША(сквозь кашель): Не… не надо. Корона… вчера играли… сегодня у двоих… уже корона… а я не… привитый… Подышу сам… Выйду… Держитесь подальше… вдруг заразный…

ДАНА (раздраженно): Спасибо, что вовремя предупредил.

ПАША (уходя): Извини…

ВЛАД: Да фигня, продышится. Типичный аллергический приступ. Просто кота уберите. Ковид так резко не начинается. Да он уже и не кашляет, слышите?

Все вслушиваются. Звук захлопывающейся дверцы машины, заводят мотор.

АНЖЕЛА:     О-па… Так! Закройте ворота! Быстро! Дана, ворота!!! Он сбежит!!!

ДАНА:           Да пусть катится. Что такое?

АНЖЕЛА (кричит): Потом объясню! Хде пульт??? Быстрее! Закрываааай!

Дана быстро хватает пульт от ворот, нажимает кнопку. Звук врезающейся в ворота машины.

 

МИХА:           Бэмц!

АНЖЕЛА:     Ещ!!!

ДАНА:            А вдруг я его убила?

ВТОРОЕ ДЕЙСТВИЕ

            Миха и Влад помогают Паше добраться до дивана. Он держится за голову. Остальные тоже возвращаются.

ДАНА:           Принесу лёд.

ПАША:          Вызовите амбуланс!

АНЖЕЛА:     А чё не полицию?

МАША:          Влад, что с ним?

ВЛАД (проверяет рефлексы): Высуни язык… следи за пальцем… коснись кончика носа…

Возвращается Дана с пакетом.

ДАНА:            Только фасоль замороженную нашла. Пойдет?

Паша прикладывает пакет ко лбу.

ВЛАД: Разве что водку загрызть. Жить будет. Налей ему.

АНЖЕЛА:     Откашлялся?

ВЕНЯ:            Э, а при чем тут полиция, Ангелочек?

ДАНА:           Так. Что это, нафиг, было?

АНЖЕЛА:     Желаете сами со своей крысой разобраться?

ДАНА:           Снова крыса? Почему крыса?

МАША:          Почему она нам хамит?

МИХА:           Почему — это важно, но важнее — кому хамит. Анжелочка, ну объясни теперь в чем дело?

ДАНА:           Да, для чего мне ворота разнесли?

МИХА:           Почему нам испортили праздник… грустный, конечно, и без того. Да и Пашина машина… не говоря уже о его голове… ты держи фасоль, держи.

МАША:          Почему вы вообще все её слушаете?!

АНЖЕЛА:     Сказать дадите?

МАША:          Бенчик, ты нам девочку продемонстрировал? Мы оценили. Теперь убери, незачем, тут только для своих.

ВЕНЯ:            Дана?

ДАНА:           Пусть сначала объяснит. Что это было?

МАША:          Не хочу я её объяснений! Все и так ясно! Бенчик, чтобы все испортить, все это спровоцировал, трепло. Не надо ему подыгрывать!

АНЖЕЛА:     Вы охренеете.

ВЛАД: Да мы уже.

МИХА:           А кто платит за ворота и машину в таких случаях?

ВЛАД: Больничная касса.

МИХА:           Это как?

ВЛАД: Как за средство от кашля. Паша-то больше не кашляет.

АНЖЕЛА:     Ценю в мужчинах чувство. Юмора. Да, это уже тепло.

МИХА:           Я бы все же послушал ради чего весь этот ущерб.

ДАНА:           Ну?!

АНЖЕЛА:     У вас действительно завелась крыса, чё уж.

МАША:          Сама ты крыса!

Звонок в дверь. Входит Очередной Визитер в хирургической маске, вручает Дане коробку конфет.

 

 

ДАНА (поспешно забирает коробку): Спасибо, до свидания.

МИХА:           Э, не по протоколу! А речь? Ты от кого? Что ещё мы про Марика не знаем? Выпить налить?

О.В.:               Если можно, пожалуйста, хотел бы я иметь право на траурную речь интимной формы. Это можно, пожалуйста?

ДАНА:           Конечно. Пошли.

Оба выходят на балкон. Анжела отводит Веню в сторону.

 

АНЖЕЛА:     Любишь когда тебя унижают?

ВЕНЯ:            В чем дело?

АНЖЕЛА:     Просто прихотовься.

ВЕНЯ:            Давай конкретнее!

АНЖЕЛА:     Это кот.

ВЕНЯ:            Уже нет, это чучело.

АНЖЕЛА:     Да не этот, а тот кот, который с конфетами. Ты ехо диспетчером называешь, ты меня у нехо заказывал.

ВЕНЯ:            Не верю! Так не бывает.

АНЖЕЛА:     А вот.

ВЕНЯ:            А как он тут? Зачем?

АНЖЕЛА:     Вот именно.

ВЕНЯ:            За тобой?

АНЖЕЛА:     Неа, он позвонил бы.

ВЕНЯ:            Ну он же Дане не проболтается?

АНЖЕЛА:     Ты уверен?

ВЕНЯ:            Но… но это же будет… непрофессионально вообще! Зачем ему Дана?

АНЖЕЛА:     Вот именно. А ты коробочку бы проверил, конфеты ли там…

ВЕНЯ (оглядывается): Да Миха уже их хомячит… Знаешь что, пошли-ка отсюда.

АНЖЕЛА:     Неа, не моху. Получится, что я. Аварию устроила и слиняла. Я объясниться должна. Типа сюжет закрыть.

ВЕНЯ:            А правда, зачем устроила?

АНЖЕЛА:     Эээ… Пошли для начала конфетки заценим.

На балконе Дана и О.В., он снимает маску.

 

ДАНА:           Ты зачем приперся?

О.В.:               Ну в маске же я.

ДАНА:           О, господи. Рафи, ты что, позвонить не мог?

РАФИ:            Пытался я. Несколько раз.

ДАНА:           А, да, я телефон отключила. С утра достали.

РАФИ:            Ну вот и пришел я. Новость важная у меня. Внезапная! Она блогерка.

ДАНА:           Кто?

РАФИ:            Эта, в холле, с котом.

ДАНА:           Анжела? Ну и что?

РАФИ:            А. Тогда ладно. Я на всякий случай. Чтобы ни тебя, ни клиента не подставить.

ДАНА:           Клиента?… Подожди… КЛИЕНТА??? (Смеется.) Бенчик её у нас… у меня заказал??? (Истерически хохочет.)

РАФИ:            Да, за две тысячи, на четыре часа. Он ещё требовал самую культурную. И хотел поговорить сначала.

ДАНА:           Ну понятно, это же Бенчик. Так. А ты, значит, мне в дом блогершу заслал.

РАФИ:            Поверь мне, что не знал я! Ни про дом твой, ни про блогерку эту. Панчер, а?

ДАНА:           А в чем проблема? Да кто сейчас не блогер.

РАФИ:            Почти миллион фолловеров.

ДАНА:           Ого. И о чем пишет?

РАФИ:            О работе. Обо мне. О клиентах. Дочь шлюхи!

ДАНА:           Мда… Я как почувствовала — Бенчику надо бояться.

РАФИ:            И нам.

ДАНА:           А как ты вообще узнал?

РАФИ:            Да тут была с ней история одна… Она клиенту одному лицо испортила, разбила бутылку она и осколком этим прямо в лицо ему.

ДАНА:           Бенчику таки надо бояться.

РАФИ:            От “Дом Периньона”, кстати, бутылка эта. ВИП-клиенту. Ну я и погуглил, не распространился ли скандал.

ДАНА:           То есть, распространился?

РАФИ:            Ты не представляешь. Пост её — он вирусный. Ну и блог… про всю фирму нашу. А тут СМС от нее, что все ОК, что клиент привез её по адресу. А адрес твой. А телефон твой не отвечает и не отвечает. Начал волноваться я за тебя.

ДАНА:           Ясно… Кажется, Владу повезло.

РАФИ:            Какому Владу?

ДАНА:           Неважно.

РАФИ:            Что делать нам?

ДАНА:           Тебе — уйти. Но недалеко. И парней вызови. С дочерью шлюхи ни словом, ни взглядом.

РАФИ:            А потом?

ДАНА:           Зависит. Я дам знать.

Рафи надевает маску и быстро выходит из дома, демонстративно не замечая протянутой Михой рюмки. Её берет Дана.

 

ВЕНЯ (Анжеле): Как думаешь, сдал нас?

АНЖЕЛА:     Не знаю. Чё уж, сдал — не сдал… А вот её он нам сдал.

ВЕНЯ:            Бандерша?! Офигеть!

АНЖЕЛА:     Не худший бизнес. Ей, выходит, по-наследству достался, от этого вашего затейливого висельника.

ВЕНЯ:            Нашего…

МИХА:           Так я не понял, от кого конфетки-то? Что за бизнес на этот раз? Шоколадная фабрика?

ДАНА:           Нет. Бар. Проект не успели запустить, денег просил.

МАША:          Проект? Я не в курсе.

МИХА:           Какой такой бар? Да зачем? У нас что, баров не хватает? Да на каждом шагу!

ДАНА:           Таких нет.

МИХА:           Это каких таких нет?

ДАНА:           Гомеопатических.

ВЛАД: Что???

ДАНА:           Ну Марик решил, что раз все увлеклись здоровым образом жизни, то надо людям помочь. Коктейли и прочий алкоголь подаются в баре в гомеопатических разведениях. Социальная жизнь — в полном объеме. Без ущерба для здоровья.

ВЛАД: Ясно. Гомеопатический развод в полном объеме.

Веня аплодирует.

ДАНА (прихлебывая из бокала):     Ну что, друзья, продолжим. Анжела, давай. Итак, у нас завелась крыса? Фамилия, имя, отчество, год и место рождения, доказательства.

ПАША и МАША (одновременно): Хватит!

ДАНА (поперхнувшись): Ого!

МАША:          Никакое не “ого”! Кто вы такие, меня осуждать?! Вот ты, Даночка, ты ведь не была замужем за нищебродом музыкантишкой! Да ещё и треплом! Ты же обещал, урод, что никому!

ВЕНЯ:            Да я не…

МАША:          Я за это тебе квартиру оставила! Ради тебя же все и начала! А ты первой попавшейся… Трепло отстойное!

МИХА:           Машенька… ну ты чего…

МАША:          Я чего?! Я?! Да ты на себя посмотри! Паразит же классический с докторской степенью! В тебя такое бабло вложено! Всё в дым, всё спустил, а я что, должна на это смотреть молча? Я и сотой доли не унесла от того, что сожрали твои идиотские стартапы, дохлые!

ДАНА:           Ого. Минутку, надо откатить назад… Паша, а почему ты тоже крикнул “хватит”?

МАША:          Аа, спасибо, что спросила! Прозрей уже! Да потому что он игрок! Зависимый! В долгах! Он базу данных конкурентам чуть не продал вообще! Марик вовремя вычислил! Простил урода, долги его оплатил… Зачем?!

МИХА:           Долги оплатил?

МАША:          Его долги в разы больше того, что я себе позволила… И я, значит, крыса, а он фасолью тут лечится?

ВЛАД: Маш, тебе водички или водочки накапать?

МАША:          Заботливый, да?! Доктор наш! Пять моих зарплат за пару часов работы! Мог бы и коньячку накапать! Консультант! (Влад молча отходит и разводит руками.) Сама налью!

(Наливает себе стакан, пьет.)

ДАНА:           Я так и не поняла, Анжела. Почему из-за каких-то старых Машиных грешков нужно было срочно бить Пашу мордой о ворота?

АНЖЕЛА:     Это все, конечно, интересно. Но вообще-то. Я не Машу имела в виду.

ВЕНЯ (Маше): Слышала? Я тебя не сливал!

ПАША:          Вот! Учись у своего мужчины!

АНЖЕЛА:     Это ты мне?

ПАША:          Возьми паузу и половину.

ДАНА:           Очень интересно.

АНЖЕЛА:     Неа.

ПАША:          Почему?

АНЖЕЛА:     Крысы не доховороспособны.

 

Маша швыряет бокал и плачет.

МИХА:           То есть, у нас тут больше одной крысы?

ВЛАД: Просто виварий какой-то. Давайте уже девушку послушаем.

АНЖЕЛА:     Мою крысу зовут Паша. Вот его и слушайте.

ДАНА:           А можно простой ответ на простой вопрос? Почему Паша — крыса?

ПАША:          Я, вообще-то, пока ещё ничего не украл!

АНЖЕЛА:     Украл. Да за ворота не вынес. Хотел утащить два своих слова в нору. Два последних слова!

ВЛАД: Дорогие слова получились — машина, башка, ворота…

АНЖЕЛА:     Ты даже не представляешь насколько. Я тоже не представляю. А вот Паша представляет.

ВЕНЯ:            А точно, Паша кашель-то симулировал.

АНЖЕЛА:     Вооот.

ВЕНЯ:            Чтобы сбежать.

АНЖЕЛА:     Вооот.

МИХА:           Со своей парой слов!

АНЖЕЛА:     Вооот. Прихватив наши десять. Ваши десять.

ДАНА:           И?

ВЛАД: Зачем нам эти слова?

ПАША:          Дура!

АНЖЕЛА:     Крыса!

МИХА:           Я же говорил, что Марик просто так ничего не делал. Очень, очень интересно, Анжелочка! Объясни толком.

АНЖЕЛА:     Уффф… как бы вам… У кохо есть крипта, поднимите лапки. Паша, ты можешь не поднимать, а то фасоль свалится. Так… понятно. Хоспода, вы хорошо сохранились.

МИХА:           Анжелочка… а вот это фрикативное “he”… откуда оно у тебя?

АНЖЕЛА:     Чё уж, из хорода-хероя Хостомеля! Разоблачаться так разоблачаться.

МИХА:           Надо же… У вас там тоже памятник Пушкину, наверное, завалили? Ну ничего, вернешься — Пушкина Второго на пьедестал водрузи, восстанови…

ВЛАД (перебивает): Ну нету у нас крипты, и что теперь?

АНЖЕЛА:     А вот и есть. Есть крипта. И, похоже, что. В приличном таком количестве. Вернее даже в совсем неприличном количестве.

МИХА:           В неприличном?

АНЖЕЛА:     В совершенно неприличном. Да, Паша?

МИХА:           Блииин, ещё немного, и я перестану быть атеистом. Только не говори, что ты обиделась, про Пушкина я пошутил. Продолжай, Анжелочка!

ДАНА:           Эти слова — это какой-то пароль?

АНЖЕЛА:     Это лучше, это сид-фраза.

ДАНА (раздраженно): Сид-фраза это так… файно.

АНЖЕЛА:     Окей, бумер… Это ковер-самолет, который переносит пещеру Али-Бабы в любой мобильник.

ПАША:          Дана, если ты не поняла, тебя сейчас назвали старой дурой.

ДАНА:           “Старая дура” — это твои два слова?

Веня хлопает в ладоши, Миха показывает Дане большой палец.

 

АНЖЕЛА:     Файно! Сорян, Дана, я плохо умею объяснять. Раздражаюсь. Короче, для криптовалюты нужен криптокошелек.

ВЕНЯ:            Логично.

АНЖЕЛА:     К каждому криптокошельку прилахается. Своя уникальная фраза. Обычно из двенадцати слов.

МИХА:           Это я знаю, читал. Похоже на правду.

АНЖЕЛА:     И эта фраза позволяет. Управлять этим кошельком откуда захочешь.

ПАША:          Кого вы слушаете! Гонит она! Сид-фразы всегда на английском.

МИХА:           Ну вот! Только я начал…

ДАНА:           Кстати, Марик же свою криптовалюту создал, с кем-то там из Сколково. Говорил, что это первая русская крипта. В рамках этого их импортозамещения. Мог заместить латиницу на кириллицу?

АНЖЕЛА:     Мох.

МИХА (проникновенно): Спасибо!

АНЖЕЛА:     Аха. И это как раз объясняет.

ВЕНЯ:            Что?

АНЖЕЛА:     Что слова к сид-фразе не похожи на случайные. Он сам их для вас выбрал.    

ДАНА:           Пашенька, голубчик, так что там тебе мой покойный супруг на нашем общем дружеском фото написал?

ПАША:          Не помню.

МАША:          И за сколько лишних процентов вспомнишь, крысеныш?

ПАША:          А смысл? Отвали.

Маша резко выходит.

ДАНА:           А наша дружба? А твоя преданность? А заповедь “не укради”? А то, что Марик оплатил твои карточные долги? А то, что твое смутное право на проценты будет убывать с каждым неправильным ответом? Убедила?

ВЛАД: Как интересно!

АНЖЕЛА:     Вооот!

ПАША:          Не, не убедила.

МИХА:           Слышь, Влад! Да вколи ты ему какую-нибудь подходящую химию, чтобы начал делиться.

ВЛАД: Миха, это амёбы делятся от подходящей химии.

МИХА:           Ну а что с ним делать-то? Я могу, конечно, провод ему куда-нибудь засунуть, но ты же всё-таки врач!

ВЛАД: Совсем сбрендил?

МИХА:           Тебе-то хорошо, со своей большой зарплатой в белом халате! А мне людям в следующем месяце…

ВЛАД: В бирюзовом. И за эту зарплату я честно вкалываю почти круглосуточно.

ДАНА (иронично):    Главное, что честно.

МИХА:           Вот именно! У тебя даже времени нет всю её тратить! А у меня люди не кормлены! Вот у кого здесь ещё доходы больше расходов, а? Разве что у Даны.

ДАНА:           Уже нет.

МИХА:           Это ужасно. А я вообще ниже в пищевой цепочке… Вот видишь, Влад! А ты помочь не желаешь.

АНЖЕЛА:     Чё уж, есть люди…. мохут помочь… вспомнить. Хотите?

ВЕНЯ:            Какие ещё люди? Зачем нам лишние люди? Сами справимся!

Маша возвращается, машет фотографией.

МАША:          Уже справились! Хорошо, когда офис в цоколе. Знакомое фото, да? На видное место вывесил, над столом, лояльность демонстрировал.

ДАНА:           Ух ты, а ведь точно, сто раз же там видела.

МИХА:           И что же на нем Марик нашему крысенышу написал?

МАША:          Корыстная поза.

Пауза. Анжела набирает что-то в смартфоне.

 

ВЛАД: Четкий диагноз!

МИХА:           Устами покойника глаголет истина.

ДАНА:           Покойник не того повесил.

МИХА:           Влад, а вот если человека по сердцу кувалдой вмазать, он умрет? Это же на уровне руля как раз получится?

ВЛАД: Зависит от силы удара.

МИХА:           И обратно в машину запихнуть… Правда же ни одна экспертиза ничего не заподозрит?

ВЛАД: Да прекрати уже паясничать!         

ВЕНЯ:            Паша, похоже, Маша тебе жизнь спасла.

ПАША:          Ну и что теперь?

МАША:          Теперь будет проще делить. Всем по 20 процентов.

ПАША:          Да ну? 20 процентов от нуля — это ноль. Без меня вы все равно ничего не сможете.

АНЖЕЛА:     А я моху его заменить. Попробовать моху.

ПАША:          Не получится у вас, бумеров, по 20 процентов. Все равно на шестерых делить придется. Так что выбирайте с кем. Я хоть свой, много чего знаю, понимаю что делать надо.

АНЖЕЛА:     Крысы не доховороспособны. И я вас ещё ни разу не обманывала.

ДАНА:           Ни разу. Это хорошо. Это даже восхитительно!

Анжела с Веней переглядываются.

МИХА:           Народ, вообще-то мы вскрыли что-то вроде завещания Марика в виде квеста. И Анжелочка в нем как бы не упоминается. Давайте уважать волю покойного!

ПАША:          Вот именно.

ДАНА:           Но ведь именно ты через неё и перешагнул.

ПАША:          Пытался. Всего лишь неудачный экспромт. Растерялся, когда вдруг сообразил.

АНЖЕЛА:     А именно я ему помешала.

ВЛАД: А ведь и правда помешала, именно Анжела.

АНЖЕЛА:     Вооот! Марк бы точно сделал бы сейчас замену в команде.

ДАНА:           Чегооо?!

АНЖЕЛА:     Ну, это следует из всего, что я о нем сеходня слышала. Неординарный. Деловой. Затейливый. Прикольный.

ДАНА:           И очень осмотрительный.

АНЖЕЛА:     Это как?

ДАНА:           Начинал любые деловые отношения с подписания ЭнДиЭй.

АНЖЕЛА:     А что это?

ДАНА:           Соглашение о неразглашении.

АНЖЕЛА:     А, это. Файно.

ПАША:          Почему вы вообще все её слушаете?!

АНЖЕЛА:     Вопрошает ховорящая крыса.

МАША:          Это хорошо!

ДАНА:           Что хорошо?

МАША:          Хорошо, что они друг друга не терпят. Мы поделим между ними шестую долю, а они будут полезны и не опасны.

МИХА:           Соломоново решение, Машенька! Даём половину Пашиной доли Анжелочке, и пусть она его контролирует!

АНЖЕЛА:     Я сохласна.

ВЕНЯ и ДАНА: Ещё бы!

ПАША:          А я нет.

МАША:          Пять с половиной голосов за, так? (Оглядывает всех, все кивают.) Полголоса против. Решено.

ПАША:          Пошли вы все! Я ухожу!

ВЕНЯ:            А по-моему, ты остаешься. Пять с половиной голосов за, так? (Оглядывает всех, все кивают.) Полголоса против. Решено.

Паша поднимается с дивана.

ДАНА:           Лежать!

ВЛАД: Вообще-то Дана права — тебе вообще вставать пока вредно.

МИХА:           Я, конечно, не врач, но думаю, что сидеть, привязанным к стулу — ещё вреднее.

ПАША:          Отлично. Шкуру неубитой крипты вы уже поделили. Теперь что?

Пауза. Все смотрят на Анжелу. Она молчит.

МИХА:           Ну так надо просто все эти слова вписать… куда там их вписывают при открытии кошелька… и всё.

АНЖЕЛА:     Просто? Их надо вписать в единственно правильном порядке.

ВЕНЯ:            Ну так давайте подберем, у нас вся ночь впереди.

МИХА:           О-о… Так это же… Двенадцать факториал… навскидку… э… с полмиллиарда возможных комбинаций. Ну нет, не пойдет.

МАША:          Да какие полмиллиарда. Вот же, на стенке фото висит. Как мы там стоим, так и впишем слова.

АНЖЕЛА:     Не слишком это просто для Марка, Дана?

ДАНА:           Точно не сработает.

АНЖЕЛА:     Вооот!

ВЕНЯ:            Нет, ну попробовать-то надо!

АНЖЕЛА:     Я уже, пока вы кувалдой размахивали. Не сработало. Влад — плохая труба, Миха — хроническая любовь, Паша — корыстная поза,  Дана — фальшивая крыса, Веня — домашняя справка, Маша — бодрая карта. Так? Нихде не ошиблась?

ДАНА:           Так.

ВЕНЯ:            Вот это память!

Остальные кивают.

МИХА:           Я тоже так запомнил. А как ты вообще нашла куда… где пробовать?

Анжела недоумевающе смотрит на Миху.

АНЖЕЛА:     Хухл.

Миха недоумевающе и обиженно смотрит на Анжелу, потом понимает и хихикает, Веня присоединяется.

ВЕНЯ:            А ты как попробовала — справа налево или слева направо?

АНЖЕЛА:     И так, и так.

ВЛАД: Паш, а Паш! Ты когда сбегал со словами, у тебя план был?

ПАША:          Был.

ВЕНЯ:            И какой?

ПАША:          Угадай.

МИХА:           Да а чего ж тут угадывать, все же понятно.

ДАНА:           Мне нет.

МИХА:           Да программу он собирался сочинить, ясен пень. И она бы ему все полмиллиарда перещелкала.

МАША:          И за сколько такую программу можно написать?

ПАША:          За пятьдесят процентов.

МАША:          А морда не треснет? Я про время спрашивала.

ПАША:          За пятьдесят минут и за сорок пять процентов.

МИХА:           Народ, ну нет! Все, что Паша может написать за пятьдесят минут, может написать и другой программист, даже студент. Долларов за сто-двести, я думаю.

ПАША:          И срезать наш кошелек.

ВЛАД: А если в нашем присутствии?

ПАША:          Да-да, картина маслом: “Пять бумеров смотрят на новую программу”. Пока вы что-то поймете, не только деньги уйдут, но и он сам.

ВЛАД: А для этого, вроде, у нас теперь Анжела есть.

АНЖЕЛА:     Интересно, а за сколько минут такая прохрамма переберет все варианты?

ПАША:          Минут? Месяцев, не хочешь? Или даже лет.

АНЖЕЛА:     А зачем тохда сбехать надо было?

ДАНА:           Действительно.

ПАША (вздыхает): Ну правда, неудачный экспромт. Я уже тут, на диване сообразил, что время реакции системы все сильно тормознет.

АНЖЕЛА:     Крыса!

ПАША:          Ну уймись ты уже.

АНЖЕЛА:     Да не ты. Я уже про друхую крысу, про которую Марик знал. Прости, Маша, ничехо личнохо. Маша — это наша точка отсчета. Это наша крыса с ценным мехом! Это хлавное.

МАША:          Вот же стерва!

АНЖЕЛА:     Да послушайте. Любому филолоху заметно, что. В каждой паре существительное с прилахательным. И они друх друху совсем не пара.

МАША:          Вы тут повыясняйте, а я — покурить.

АНЖЕЛА:     Останься, сейчас самое интересное начнется.

ДАНА:           Так что, будем играть в слова?

АНЖЕЛА:     Будем ихрать во взлом сейфа. Существительные — одно колесико, прилахательные — друхое.

ПАША:          Вы ещё такие карты сделайте, умники. И надпишите.

МИХА:           Точно! Наконец-то Пашечка полезным быть захотел. Дана, дай бумагу.

ПАША (ядовито): Буквы побольше пиши.

ВЛАД: Не хами. Ни у кого тут, вроде, старческой дальнозоркости нет. 

ПАША:          Пока вы, бумеры, переберете полмиллиарда вариантов, как раз и появится.   

Дана достает из шкафчика листы, раздает.

МИХА:           Паша, друг мой, лучше бы ты тормозил перед воротами, а не сейчас.

ПАША:          В смысле?

МИХА:           В смысле, что сбежать тебе имело смысл. Если слова идут парами, то вариантов становится сильно меньше. Порядка на три, навскидку. Успел бы разбогатеть молодым.

ПАША:          Надо же. Ну так давайте я прогу напишу за сорок процентов. Идет?

АНЖЕЛА:     Теперь, когда Я нашла подход к этому квесту Марка, каждый. Занюханный айтишник может проху накорябать. Но может и обокрасть. Так что давайте-ка сами.

МИХА:           Сами, сами. Напишите каждый свои слова. Существительные в левую руку, прилагательные — в правую.

ДАНА:           Надо встать, как на фотографии.

МИХА:           Надо прокрутить на сколько там щелчков и посмотреть что к чему подойдет.

ДАНА:           Вообще-то Марик был посложнее, чем сколько-то там щелчков.

МИХА:           Не факт. А мы попробуем, попробуем!

АНЖЕЛА:     Вооот! Надо выбрать из шести прилахательных что подходит крысе. Этой крысе.

МИХА:           Народ, садимся как на фотке, вокруг дивана с Пашей. И будем меняться листами. Пока не получится что-то осмысленное.

ВЕНЯ:            Тут важнее, чтобы соответствующее было.

ДАНА:           Подноготное.

ВЕНЯ:            Гут. Вот уж пообсуждаем… повеселимся. Пока пазл не сложится.

ДАНА:           Или пока друг друга не поубиваем.

АНЖЕЛА:     А вот было бы прикольно. Если бы ваш Марк именно это и задумал.

ВЕНЯ:            Он мог.

Каждый пишет свои слова, расставляют стулья вокруг дивана, рассаживаются как на фотографии. Анжела прикрепляет к дивану справа и слева от Паши листы “корыстная” и “поза”, забирает у Маши лист “карта”, а у Даны лист “крыса” и меняет их местами.

Теперь листы и люди выглядят так: Влад — плохая труба, Миха — хроническая любовь, Паша — корыстная поза,  Дана — фальшивая карта, Веня — домашняя справка, Маша — бодрая крыса.

 

ДАНА:           Вот “карта” — это точно не мне. Отдай Паше для начала, он хотя бы картежник.

АНЖЕЛА:     Ладно. (Меняет на диване “позу” на “карту”, отдает “позу” Дане. Та морщится.)

ВЛАД: Бенчик, меняем твою “справку” на мою “трубу”? В справке хоть что-то медицинское есть.

Веня и Влад меняются листами.

Теперь листы и люди выглядят так: Влад — плохая справка, Миха — хроническая любовь, Паша — корыстная карта,  Дана — фальшивая поза, Веня — домашняя труба, Маша — бодрая крыса.

ДАНА:           Вообще-то Марик был меломан и никогда бы не назвал флейту трубой.

ВЕНЯ:            Это да. В жизни не назвал бы.

ДАНА:           И в смерти тоже.

МИХА:           А у меня “любовь”. Не уверен, что подходит, но мне нравится. Так что, вы уж простите, но я свою “любовь” никому не отдам. Разве что Дане. Да и то за “позу”, ххы.

ДАНА:           Нет. (Забирает у Михи “любовь” и отдает лист Вене. И задумывается что оставить себе “трубу” или “позу”, а что отдать Михе, у которого нет существительного.)

МАША:          Вот и я не знаю что Михе больше подходит. “Деньги в трубу” или позерство его вечное.

ВЕНЯ (ДАНЕ, иронично):    Оставь себе “позу”, не ошибешься.

МАША:          Ну да, какая ты труба, Даночка? А в позе есть что-то женственное хотя бы, да?

Никто не возражает, кивают.

 

ДАНА:           Интересненько. То есть вы все согласны, что я — “поза”. А можно спросить — почему?

МИХА:           Так соблазнительное же слово! Поза!

ПАША:          Да потому что ты позерша, все время что-то из себя строишь.

ДАНА: (потрясенно разводит руками, картинно вопрошает): Я???

АНЖЕЛА:     Вооот.

ВЛАД: Я лично методом исключения. Все были согласны, что ты не “крыса”. Паша — “карта”, это очевидно. Про “трубу” — я согласен с Машей, не твое. “Справка” — ну, это я на себя взял. Что там осталось, кроме “позы”? “Любовь”?

ВЕНЯ:            Конечно поза. От любви ты сама отказалась.

ДАНА:           САМА??? То есть, меня никто не предавал? И у меня её не украли?

 

Дана раздраженно сует Михе “трубу”.

АНЖЕЛА:     Так что, с существительными разобрались?

МАША:          Нет. Допустим, я “крыса”, плевать. Но почему Бенчик — “любовь”?

Дана насмешливо смотрит на Веню.

МИХА:           Кстати, мне тоже непонятно.

Дана держит паузу, приняв нарочито вычурную позу.

ВЕНЯ:            Нууу… Это слишком личное. Просто поверьте Дане.

ПАША:          Будем играть втемную?

ВЕНЯ:            Тебе-то что?

ПАША:          Ставки слишком высоки.

МИХА:           Народ, ну правда, давайте играть в открытую! Мы же все старые друзья, ну какие могут быть между нами секреты?

ДАНА:           Не староваты ли мы для стриптиза? Но… с другой стороны… (Иронично улыбается.)

ВЕНЯ (поспешно):    Ну так. Мы с Даной любим друг друга. Любили. Не думал, что это скажу.

ДАНА:           Но зачем-то сказал.

ВЕНЯ:            Никого это здесь не касается. Кроме нас.

МАША:          Ого!.. Ого. Так уж никого?

ВЕНЯ:            С нашим разводом это никак не связано.

МАША:          Не верю ни одному твоему слову! Дана, ну ты и… Когда это все было?

МИХА:           О, точно! Я помню — прибегаю как-то сюда к Марику, срочно надо было, не предупредил, влетел… а там Дана… румяная… в хех… в позе… не-не, ничего стыдного, но… в вычурной такой позе… а потный Бенчик в углу, вроде как по мобильнику разговаривает…

ДАНА:           Стучать надо всегда. Даже когда деньги срочно нужны. Особенно тогда.

МИХА:           А я, кстати, поверил, что вы мебель двигали. Даже помог шкаф переставить.

ДАНА:           Ага, поверил. Помню я твой взгляд.

МИХА:           Нуу… ладно, не поверил. Но ведь не растрепал никому.

ДАНА:           Но ведь настоятельно попросил убедить Марика, что деньги очень-очень нужны, срочно-пресрочно.

МИХА:           Ну ведь и правда нужны были. Людям зарплату платить…

МАША:          Миха, а когда это всё было?

ДАНА:           Кончай следствие. Какая разница. Было. Прошло.          

МАША:          Для меня есть разница! И большая!

ВЛАД: Девочки, а давайте потом, квест же в разгаре! Ну правда, вы ведь всё равно уже  развелись.

МАША:          С мужем-то да. А с подругой — ещё нет.

ДАНА:           А в чем проблема-то, подруга? Ты пользовалась доверчивостью моего мужа и воровала у него деньги. Я попользовалась неверностью твоего мужа… Разве ты не в плюсе?

МАША:          А знаешь что? Плевать! (Отходит к столу, наливает себе рюмку.)

МИХА:           Вот и правильно, девчонки. Дружба важнее.

ДАНА:           Вообще не вопрос.

ВЕНЯ:            “Попользовалась”, значит?

ДАНА:           Хочешь об этом поговорить?

Пауза.

 

АНЖЕЛА:     А я бы хотела!

ДАНА:           Ну, поговори. Расскажи нам что знаешь. Что тебе Бенчик нарассказывал.

АНЖЕЛА:     Не, ничехо такохо. Я только послушать бы хотела. Как вы об этом разховариваете. Интересно же!

ДАНА:           Не теряй надежды, может, ещё поговорим.

АНЖЕЛА:     Ладно!

ДАНА:           Не раньше, чем подпишешь ЭнДиЭй.

АНЖЕЛА:     Ладно.

Листы и люди выглядят так: Влад — плохая справка, Миха — хроническая труба, Паша — корыстная карта,  Дана — фальшивая поза, Веня — домашняя любовь, Маша — бодрая крыса.

ПАША:          Какая глупость!

АНЖЕЛА:     Что — хлупость?

ПАША:          Вот это вот — корыстная карта. Не бывает.

АНЖЕЛА:     Сохласна. (Снимает с дивана “корыстная”) А какая бывает?

ПАША:          Плохая. И это точно про меня.

Анжела забирает у Влада “плохая” и переносит на диван к Паше. Отдает Владу “корыстная”. Он не берет.

 

ВЛАД: Ну уж нет. Корыстная — это точно не про меня.

ДАНА:           Ой ли?

ВЛАД: Что “Ой ли”?

ДАНА:           Да просто “Ой ли”.

ВЛАД: Так ты всё-таки в теме?

ДАНА:           Ну… как бы… не без того.

ВЛАД: Мило. А Марик тебе не рассказал, как он меня упрашивал эти фальшивые справки всем этим девкам выписывать? Так что извини, по дружбе — да, а деньги — это уже бонусом.

МИХА:           “Не корысти ради!” А что ты, кстати, не корысти ради делал-то?

АНЖЕЛА:     О! “Фальшивая справка” — это хорошо! Это правильно! То, что надо! (Забирает “фальшивая” у Даны и отдает Владу.)

МАША:          Ну наконец-то! Ну теперь хотя бы понятно!

МИХА:           Что тебе понятно, Машенька?

МАША:          За что я такие лошадиные суммы Владу начисляла. Он справки фальшивые выписывал, а я ему — настоящие чеки.

МИХА:           Ух ты, Влад! Это каким таким девкам ты справки выписывал? Какие справки? И почему Марик за это много денег отваливал?

ВЛАД: Забудь.

МИХА:           Ну а вдруг мне тоже надо?

ДАНА:           Миха, тебе не надо.

МИХА:           Ну не усну же! От армии отмазывал?

ВЛАД: Миха, не лезь. Это криминал.

МАША:          Да ещё какой! Ну конечно, как я раньше не сложила два плюс два! Ооо! Если я крыса, то по сравнению с Владом — белая и пушистая!

ДАНА:           Маша, тебе тоже не надо.

МАША:          Нет, надо! Меня столько времени бесили эти деньжищи ни за что. Да я, может, вообще из-за этого тоже начала…

ВЕНЯ:            Подтверждаю. Все время завидовала, ныла.

МАША:          А потому что несправедливо же… пара часов консультации за много моих зарплат!

ВЛАД: Теперь хоть полегчало?

МАША:          Да. Честно. Теперь понятно, что это плата за риск. Справедливо.

МИХА:           Народ, вы офигели ничего не объяснять? Будьте людьми. О чем речь? Маша!

МАША:          Да я сама только что поняла. Вот смотрите…

ДАНА:           Заткнись!

МАША:          Неа! Это же просто! Есть агентство медтуризма, так? В нём консультирует  доктор Влад, друг владельца, за неадекватные деньги. Доктор Влад сболтнул сгоряча, что выдает фальшивые справки каким-то девкам. Что, неясно каким?

МИХА:           Ух ты! Марик что, ещё и девок в бордели поставлял, что ли? Да, Дана? А справки — чтобы на границе пропустили, типа на лечение? Да, Влад?

ВЛАД: Тебе-то что?

МИХА:           Да ничего. Но грамотно. Уважуха!

МАША:          Ага. То есть, это — уважуха. Пашеньке — фасоль на лобик. А я — домашняя крыса, причем рогатая. Спасибо, друзья!

Пауза.

ВЛАД: Друзья, значит… Дана, а ты ведь мне солгала, что не при делах. Нагло так, в лицо.

ДАНА:           Давай потом. Сейчас неудобно.

ВЛАД: Тебе неудобно? Нет, это мне неудобно! Уже давно! Сначала мне было неудобно отказать Марику. Для него же это было “так важно, так важно, без тебя я крупно попаду”. Потом мне было неудобно перед самим собой. Потом мне было неудобно докапываться с этим до вдовы друга. А теперь, дорогая, мне просто не удобно так жить! Не удобно! И тянуть с этим дальше я не буду!

ДАНА:           Успокойся. Я передам твоё заявление об уходе. От тебя отстанут.

ВЛАД: Жаль, что не на час раньше.

ДАНА:           Мне тоже жаль, заигралась.

МИХА:           Вот и славненько! Давайте уже нашу игру продолжим. Анжелочка, что там у нас на очереди?

Анжела помахивает листом“корыстная”.

АНЖЕЛА:     Ну, так кому?

Все смотрят на Машу.

МАША:          Что, опять?! Вот почему вы на меня все смотрите?! Я уж точно “не корысти ради, а токмо волею пославшего мя” мужа! Что, Бенчик, таращишься?

ВЕНЯ:            Дана, я не посылал!

МАША:          Дана, он посылал!

ВЕНЯ:            Нет!

МАША:          Да!

АНЖЕЛА:     А я знаю!

ВЕНЯ:            Ты-то что можешь знать?

АНЖЕЛА:     Домашняя!

МИХА:           Крыса?

АНЖЕЛА:     Конечно! Корыстная крыса — это ну фууу, это тавтолохия. Хроническая крыса — нет, крысятничество имело временные рамки. Бодрая тоже не то. А вот домашняя — полностью соответствует.

Анжела забирает у Вени “домашняя”, отдает Маше. Теперь у Анжелы два листа — “бодрая” и “корыстная”. А общая картина выглядит так:

Влад — фальшивая справка, Миха — хроническая труба, Паша — плохая карта,  Дана — поза, Веня — любовь, Маша — домашняя крыса.

 

АНЖЕЛА:     А “бодрая” кому-то нужна?

МИХА:           Думаю, что справедливо будет отдать “бодрую” мне. И забрать “хроническую”. Потому что если у меня деньги в трубу и вылетали, то не хронически. В позапрошлом году я даже принес прибыль.

ДАНА (ядовито):      Даже.

МИХА:           Машенька, вот подтверди!

МАША (иронично):  Подтверждаю. В позапрошлом — несколько тысяч прибыли, впервые. А в прошлом — минус полтора миллиона.

МИХА:           И что в этом хронического? Бодро прыгающий график.

Миха забирает у Анжелы лист “бодрая” и отдает “хроническая”.

 

МАША:          Ой, а ведь без прилагательных остались только наши голубки, Бенчик да Дана, любовь да поза. Что там осталось? “Хроническая” и “корыстная”. Ну и ху из ху?

ПАША:          А чего гадать? Пусть сами между собой определятся. Ведь точно не всё про себя рассказали. Хотя, я бы поставил “хроническую” на… нет, не скажу.

МИХА:           Да! Народ, Бенчик и Даночка, давайте, определяйтесь! И нам тоже объясните.

ВЕНЯ:            Гут. Да просто дай мне “хроническую”.

МИХА:           Обоснуй!

ВЕНЯ:            Все очевидно. Я Дану любил давно. Всегда. Хронически. Ты этому даже свидетель.

МАША:          Всегда??? То есть, когда мне в любви объяснялся, предложение делал, на свадьбе под хупой стоял… Хроническая ты сволочь!

ВЕНЯ:            Маша, ну прекрати! Это другое.

АНЖЕЛА:     О, знакомый мемчик! Обожаю. “Это друхоееее”. А вот кохда ты мне ховорил всякие красивые слова, ты тоже хронически друхую любил?

ВЕНЯ:            Не переигрывай.

АНЖЕЛА:     Ладно. Да мне не жалко. Я вообще за полиаморию.

ДАНА:           Ты за две тысячи.

АНЖЕЛА (делая книксен):   Мадам.

ВЕНЯ:            Прекратите!

ДАНА и АНЖЕЛА (хором): Да пусть!

МАША:          Что за “две тысячи”?

АНЖЕЛА:     Да уж не шекелей.

МИХА:           Так, у меня ощущение чего-то важного за кадром. Хорошо бы прояснить…

ДАНА:           Я на “корыстную” не согласна. Это не моё. Корыстная поза? Да вы издеваетесь! Ладно, поза. Но корыстной Марик меня никогда бы не назвал. Так что “хроническая” — моя.

МАША:          Хроническая бескорыстная позерка… Ну да, подходит. А вот Бенчик… Бенчик у нас получается “корыстная любовь”? Так, Дана?

ДАНА:           Получается.

МАША:          А почему?

ДАНА:           А пусть Бенчик сам.

Веня достает из кармана коробочку, раскрывает её, встает на одно колено перед Даной.

ВЕНЯ:            Дана Шатлер, ты выйдешь за меня?

Пауза.

 

МАША:          Так вот ты какая, корыстная любовь!

ВЕНЯ:            Дана сама сказала, что дела у нее идут минорненько. Так что, наконец-то, ничего корыстного.

ДАНА:           “Наконец-то”? Ого… Марик был гений.

ВЕНЯ:            Что? Я серьезно.

ДАНА:           Я тоже. Я не могу.

ВЕНЯ:            Почему?

ДАНА:           Письмо. Письмо из кота.

ВЕНЯ:            Что?

ДАНА:           Письмо от Марика, с мертвым котом. (Достает из лифа письмо, читает.)

“Носи по мне траур один год, а потом выходи замуж, но только за порядочного человека.” Вот, смотри сам. Так что за тебя не могу, извини.

Пауза. Веня поднимается с колен. Анжела подходит, протягивает ему рюмку, утешающе похлопывает его по плечу. Веня отдает ей коробочку с кольцом.

 

ВЕНЯ (Анжеле): На.

АНЖЕЛА:     Чёооо???

ВЕНЯ:            Без “чёооо”. Просто чаевые.

АНЖЕЛА:     Пасиб.

 

Веня отходит. К Анжеле подходит Влад, подает рюмку, утешающе похлопывает по плечу.

ВЛАД (Анжеле): Не расстраивайся. Бенчик у нас всегда всё портит.

АНЖЕЛА:     Да мне-то что.

ВЛАД: Даже так?

АНЖЕЛА:     Случайная связь. Поверхностная. Но ехо жалко, чё уж.

ВЛАД: Мне тоже. Обидно как-то за него… Да и вообще обидно, что ли… Слышь, Дана! А чем ты порядочнее Бенчика?

Анжела смеется.

ДАНА:           Я бы на твоем месте не смеялась.

ВЕНЯ:            Наоборот. Именно с её места всё особенно смешно!

ДАНА:           И с твоего, значит, тоже?

ВЕНЯ:            Ещё бы! С моего это вообще сплошной цирк с котами! У нас с Ангелочком друг от друга секретов нет. Сегодня, с 19-00 до 23-00.

АНЖЕЛА (сквозь смех): С опцией на продление!

Веня тоже истерически смеется.

МИХА:           Э, э, э, проясните-ка… А то мне странные мысли в голову лезут…

МАША:          Вот и мне тоже.

ВЛАД: Какие?

МИХА:           Тут и твои фальшивые справки для девочек, друг мой. И Анжелочкины две тысячи. И готовность Даночки принять у тебя “письмо об увольнении”. И профессиональная красота Анжелочки в контексте вечных Бенчиковых понтов. Да и мои убыточные стартапы понятно зачем… деньги же отмывать как-то надо… Но в стройной схеме доставки девочек на Святую Землю не хватало конечного пункта. А это не в стиле Марика. Вот я и думал, где же этот райский сад, Мариков бордель. И ждал.

ПАША:          А ждал чего?

МИХА:           Так очередного соболезнующего делегата, из какого-нибудь публичного дома… или даже, скорее, от сети таких домов… Марик же не мелочился с организацией бизнесов. А потом понял, что он уже приходил. Последний, анонимный, с конфетами. Отличные, кстати. “Гомеопатический бар”… ну, Даночка… хорошо скреативила!

АНЖЕЛА:     Вот что значит научный подход! Файно, Миха, возьми конфетку. Из коробки сутенера.

МИХА:           Да? Точно? Угадал? Я рад! Даночка, а чего этот сутенер от тебя хотел?           

ДАНА:           Он Анжелу сдавал. Ну и Бенчика заодно.

ВЕНЯ:            А сдал тебя.

МАША:          Ха! Ха! Ха! Ну Бенчик-то в своем амплуа. Но Дана-бандерша — это… это… это прекрасно! Всё, я вам больше не крыса, ясно? Я — неофициальный партнер в нелегальном бизнесе! Я — Робин Гуд!

ПАША:          Уй! Она ещё и блядь! Отличного вы нам партнера нашли! На половину моей доли.

МИХА:           Анжелочка, что, ты и правда девушка по сопровождению?

ВЛАД: Миха, а тебя именно это больше всего удивило?

МИХА:           Нет, конечно. Но… друг мой, но я же Бенчику завидовал! А теперь…

АНЖЕЛА:     А теперь?

МИХА:           А теперь завидую Даночке. Мне бы такой бизнес!

ВЛАД: Миха, ты что, желаешь быть бандершей?

МИХА:           Я просто устал разруливать финансовую жопу. Устал.

ВЛАД: Так попросись к Дане в спиногрызы. Кувалду, наконец-то, заведешь, пальцы будешь хирургам ломать.

МИХА:           Какие ещё пальцы?

ДАНА:           Никто тебе ничего не сломал бы. Тебе уже искали замену, всего лишь подождать просили.

ВЛАД: Просили???

ДАНА:           Сначала нежно. Но ты же уперся, встал в позу.

АНЖЕЛА (хихикая): В хроническую?

ВЛАД: Но непорядочный при этом Бенчик…

МИХА:           Ты уж прости, Влад, но следуя формальной логике, в последней воле Марика порядочность Даны не рассматривается. А значит Даночка не должна быть порядочнее Бенчика, чтобы его отвергнуть… Анжелочка, отчего это тебе так весело?

АНЖЕЛА:     А даже и не знаю. Меня всехда веселят. Разховоры о порядочности. Особенно в присутствии обсуждаемых.

МАША:          Ну у меня-то насчет Бенчика никаких иллюзий. Но почему он для Даны непорядочный?

МИХА:           Народ, а ведь чем сложнее время, тем амбивалентнее порядочность. Вот письмо Марика. Смотрите как интересно получается. Как там — “… выходи замуж, но только за порядочного человека”. Я олдскульный чувак, для меня вот что важно… то, о чем все подумали, но никто не спросил… Марик знал про связь Бенчика с Даночкой? Если знал, то все кошерно. А вот если не знал…

ВЕНЯ:            Отвянь. Он же мне дал “любовь”. Значит, знал.

ДАНА:           Знал. Но недолго. Совсем недолго.

МАША:          Бооожечки! Так Марик из-за этого…

ДАНА:           Из-за этого! (Показывает пальцем на Веню.)

ВЛАД (издевательски):        Ну-ну. То есть, твой муж повесился не из-за твоей измены. Ну конечно же нет! Как нам такое могло даже в голову прийти! Исключительно из-за предательства его друга!

ДАНА:           Его любовника.

Пауза.

МАША:          Нет.

МИХА:           Не может быть!

ПАША:          Может. Оу, это даже что-то объясняет.

АНЖЕЛА:     Как интересно!

ПАША:          Заявился в офис пьяный, с этой бутылкой. Стал ко мне приставать. Рыдал, что его предали. Я охренел. И ему говорю — ты охренел? Чуть не подрались. Он бутылку на клаву, выдернул кабель и с ним ушел. Полдня работы пропали.

МИХА:           И что?

ПАША:          И всё.

ДАНА:           Куда ушел?

ПАША (подкатывая глаза): Туда ушёл.

МИХА:           То есть, это было…

ПАША:          Ровно год назад. Я поэтому бутылку и принес. Эту самую “Сену”. Как-то самому в горло не лезло.

МАША:          А! Понятно!

ВЕНЯ:            Что тебе понятно?

МАША:          Последняя капля. Ты ещё спрашиваешь??? Он ещё спрашивает!!! Мне как раз очень понятно! И стипендия эта твоя мне теперь очень понятна!

МИХА:           Какая стипендия?

МАША:          Да выходит, что никакая. Вообще не стипендия. Ежемесячное содержание содержанту. Своими руками каждый месяц деньги переводила! Собственному мужу за то, что он… на Марикиной флейте играл!

ПАША:          И ничего не заподозрила?

МАША:          Ещё и радовалась! Что не только я верю в талант мужа. Что Марик с Даной — его меценаты, тоже верят, поддерживают…

ВЛАД: Как интересно получается. Ты, Дана, увела у мужа любимого человека.

ДАНА:           Да что ты вообще знаешь!

ВЛАД: А что тут знать. Раз ты отдала Бенчику листик “любовь”, а он взял, значит вы оба в курсе кого Марик действительно любил. Не тебя. И теперь ты обвиняешь Бенчика… соблазненного тобой… в том, что Марик повесился? Так?

ДАНА:           Не так. Я ничего не знала про их отношения. Пока Марик нас не застукал. И не устроил… не закатил… ну в общем он почти с ума сошел…

МИХА:           Марик? С ума?

ДАНА:           Я даже представить не могла, что… короче, я тут сбоку. Оказалось, что не важна. Вся трагедия была вокруг неверности Бенчика…

МАША:          Обидно, наверное.

ДАНА:           Да. Не могла представить, что мой муж был…

МАША:          Да уж.

ДАНА:           А ты бы могла представить, что твой бывший муж способен прийти на годовщину смерти моего… да впрочем и своего… с проституткой и кольцом, чтобы сделать мне предложение?

АНЖЕЛА:     А вы же хлавнохо не заценили! Что с проституткой и кольцом он пришел делать предложение бандерше! (Смеется.)

МИХА:           Вот оно как… А я сначала подумал, что всё было наоборот, что Бенчик изменил Даночке с Мариком.

МАША:          Изменил, я извиняюсь, кому??? Это только мне кажется, что наш виварий превращается в бордель?

МИХА:           Ты уж прости, Машенька. Я имел в виду, что раз Бенчик брал у Марика деньги, то Бенчик — “корыстная любовь”.

АНЖЕЛА:     Файно! Так мы с клиентом коллехи! Вот так поворот! Мадам, может, мы скидку коллехе сделаем?

МИХА:           Я прямо даже расстроился.

АНЖЕЛА:     Миха, ты что же, хомофоб?

МИХА:           Это тут вообще ни при чем. Расстроился я, Анжелочка, потому что ничего не замечал долгое время.

МАША:          Ты! Я, дура, ничего не замечала! Как маскировался, а?!

ДАНА:           А я дважды дура. Я в обе стороны ничего не замечала. Казалось, есть муж, есть любовник, жизнь как бы удалась. А они оба мне изменяли. В моём же доме!

ВЕНЯ:            Ты трижды дура! Потому что я тебе не изменял. Я с тобой изменял. Марику.

МАША:          Это восхитительно!

ВЕНЯ:            Ну и Маше, это понятно.

МИХА:           Народ, а смотрите как интересненько получилось! Бенчику вообще никто не изменял, ему хорошо. Машеньке изменил только один человек. Хуже всех пришлось Марику, ему изменили сразу два любимых человека. Как тут было не… ты уж прости, Даночка. А у Даночки наполовину хэппи-энд. Думала, что изменили двое, а оказалось, что только один, да и тот… и того уже нет с нами. Так, Даночка?

ДАНА:           Да вообще… полный… праздник! (Идет к столу за рюмкой.)

МИХА (разводя руками): Годовщина!

АНЖЕЛА:     Зато всё стало на свои места!

Вручает Вене “корыстная”, а Дане “хроническая”.

Теперь всё выглядит так: ВЛАД: фальшивая справка, МИХА: бодрая труба, ПАША: плохая карта, ДАНА: хроническая поза, ВЕНЯ: корыстная любовь, МАША: домашняя крыса

 

МИХА:           Ну! Набирай фразы, Анжелочка! Вставляй слова!

АНЖЕЛА и ПАША (хором): Уже.

МИХА и МАША (хором): И?

ПАША:          Не открылась кошелка. Может, другую проститутку наймете? Дана подскажет самую умную. Или всё же прогу за 30 процентов написать?

МИХА:           Ну как же так? А если по-еврейски, справа налево?

АНЖЕЛА и ПАША (хором): Уже.

МАША:          Странно. Должно было сработать. Вот фото. Вот мы. Вот наши словосочетания. Даже кот и на фото, и тут. Почему не работает? А у кота нет пары слов?

АНЖЕЛА:     У Пушка нет слов, он котех.

ПАША:          Кот ни при чем. В сид-фразе двенадцать слов.

МИХА:           Ну и что теперь делать?

ВЛАД: Расслабиться. Хоть поразвлекались бесплатно.

ДАНА (вдруг смеется): Бесплатно??? Уж ты-то, Влад, точно заплатишь за это развлечение по-полной. Всё отдашь!

ВЛАД: Что отдам?

ДАНА:           Жизнь свою отдашь.

ВЛАД: Опять угрожаешь?

ДАНА:           Ну что ты, не в том смысле. Я про твою устроенную благополучную жизнь уважаемого врача. И я тут вообще ни при чем.

ВЛАД: Ты о чем вообще?

МИХА:           Даночка, вот да, что ты имеешь в виду? Мне тоже платить?

ДАНА:           Тоже. Но по-мелочи. А вот Владу…

МАША:          А теперь в чем дело?

ДАНА:           В Анжеле.

АНЖЕЛА:     Чехо это?

ДАНА:           Анжела у нас не только элитная эскорт-девица, но и популярный блогер… блогерша…

АНЖЕЛА:     Блохерка.

ПАША:          Окей, бумер. Кто сейчас не блогер-то?

ДАНА:           Больше миллиона фолловеров. Описывает всё, что видит. Подробно.

МИХА:           Это называется акын — что видит, о том поёт… Влад, это таки плохо. Ой, Даночка… и тебе не лучше…

МАША:          Час от часу… И как я буду новую работу искать, с такой репутацией…

ВЕНЯ:            А мне плевать! Я музыкант. Мне можно.

ПАША:          Сами виноваты. Предлагал же вам…

ВЛАД: Да… Это конец.

ДАНА:           Ну так что будем с этим делать? Вам решать.

ВЛАД: Может, я зря смеялся над Михиной кувалдой? Вот попыталась она угнать Пашину машину и…

ПАША:          Зачем? Она старая.

МИХА:           А кто этих проституток разберет — зачем. На Украине твоя машина вполне себе хороша.

АНЖЕЛА:     В.

МИХА:           Что “в”?

АНЖЕЛА:     Знаешь что.

ВЕНЯ:            Кстати, дело уже к одиннадцати. Я продлевать не буду. Ступай себе.

Анжела берет чучело кота и собирается уйти.

 

ДАНА:           Кто тебя отпускал? Стоять! Подпишешь ЭнДиЭй, а там посмотрим.

АНЖЕЛА:     Да я же что-то такое уже. Подписала при приеме в ахентство.

ДАНА:           Но это тебя не остановило.

АНЖЕЛА:     Вооот. Я блохерка, а не проститутка. Чё уж, в ахентстве я вроде как на редакционном задании, под прикрытием.

ДАНА:           Редакционном???

АНЖЕЛА:     Аха. Ну как бы. От своехо блоха. Сама себя отправила.

МИХА:           Анжелочка, а это выгодно блог вести? Реальные деньги?

АНЖЕЛА:     А то!

ВЕНЯ:            Гут. Две древнейшие профессии — в одной.

ДАНА:           Всё, хватит! (Звонит по смартфону.) Рафи! Ты тут? А парни подъехали? Хорошо. За блогом следишь? Хорошо. И что там? Точно ничего? Про Пушкина? Второго? Что чучело подарили? Ладно. На связи.

АНЖЕЛА:     О! Пасиб! (набирает что-то в смартфоне)

МИХА:           А чего мы смартфон не забрали?

ВЛАД: Смартфон? У гостя?

МАША:          А сейчас уже не у гостя. Пусть отдаст! Ну ты, давай сюда мобильник!

АНЖЕЛА:     Прощай немытая валюта! (Чмокает чучело кота в нос)

ПАША:          Шит!

АНЖЕЛА:     Аха.

ПАША:          Всё, поздно мобилу забирать.

АНЖЕЛА:     Вооот!

ПАША:          На секунду опоздал.

МИХА:           Что?

АНЖЕЛА:     Фсё. Наше всё. Тебе респект, кстати.

МИХА:           Это ещё почему?

АНЖЕЛА:     Ну это же твоя была идея — прокрутить. На сколько там щелчков и посмотреть что к чему подойдет.

МИХА:           И к чему подошло?

АНЖЕЛА:     К котеху. Зачем было называть Хамурра — Пушкин, да ещё Второй? Ну?

МИХА:           Блинннн… Понял! Это же так просто было. На поверхности! Просто сдвинуть сид-фразу так, чтобы Дана с Гамурром была второй.

АНЖЕЛА:     Вооот!

ДАНА:           Ладно. Повеселились и будет. Переводи деньги обратно!

АНЖЕЛА:     Не моху.

ДАНА:           Рафи попросит — сразу сможешь.

АНЖЕЛА:     А у вас же есть. Этот, однорукий херой в Израиле. Как он ховорил: “Это счастье, умереть за родину!”

МАША:          Ещё и издевается.

АНЖЕЛА:     Нет. По-правде. Я не себе, я в блахотворительный фонд перевела. Я правда не моху крипту обратно провернуть. Это как фарш.

МИХА:           Зачем???

АНЖЕЛА:     На подводные дроны для Украины.

МИХА:           Бандеровка!

АНЖЕЛА:     Теперь да. А ты дважды бандеровец!

МИХА:           Кто???!!!

АНЖЕЛА:     Твое пожертвование на дроны в два раза больше моехо, чё уж.

МИХА:           Вот же лярва!

Миха кидается с кулаками на Анжелу, Паша и Веня его перехватывают. Влад уводит Анжелу на балкон.

ВЛАД: Пусть чуть успокоится.

АНЖЕЛА:     А он сможет? Вообще неадекват!

ВЛАД: Ну, знаешь! Могу его понять.

АНЖЕЛА:     А ховорил, что деньхи не нужны.

ВЛАД: Говорил, что деньги не главное. И сейчас скажу. Но размечтался.

АНЖЕЛА:     О чём?

ВЛАД: О своей клинике. Да неважно. Просто этот контрастный душ оказался… слишком контрастным.

АНЖЕЛА:     Чё уж… давай откроем? На клинику нам точно денех хватит. На маленькую.

ВЛАД: На маленькую?

АНЖЕЛА:     Так крипта рашистская сильно просела. Деньхи не бешеные, но. Хрех жаловаться.

ВЛАД: Какие деньги? Ты же их пожертвовала. Или нет?

АНЖЕЛА:     Пожертвовала. В очередной раз.

ВЛАД: Кого ещё обокрала?

АНЖЕЛА:     Ну фууу! Обокрала! Я с этим фондом ещё в Украине начинала. Собирала для них. Пожертвования, мне процент. Это так работает.

ВЛАД: Да, у нас тоже.

АНЖЕЛА:     Ну так и сейчас сработало.

ВЛАД: Ну ты и… не перестаешь удивлять. Если бы ты ещё блогершей не оказалась.

АНЖЕЛА:     Блогеркой. А чё такое?

ВЛАД: Зачем мне клиника без врачебной лицензии. Может, мне тоже в блогеры податься? Могу на ютьюбе вести канал. Учить ампутировать конечности.

АНЖЕЛА:     А, это! Да у тебя в моем блохе — “блок на нехатив”. Не хвилюйся!

ВЛАД: Ты добрая, что ли?

АНЖЕЛА:     Я блаходарная. Ты в начале вечера. Про хлопцев наших рассказывал, которых оперируешь. Вооот. Продолжим помохать в клинике.

ВЛАД: Продолжим?

АНЖЕЛА:     Ты продолжишь. А я начну.

ВЛАД: То есть?

АНЖЕЛА:     Ну ты ж ютьюб канал открываешь по ампутациям. Как, три стрима хватит, чтобы научиться ноху отрезать? Я способная! (Оба смеются.) А вообще-то я на курсы медицинских секретарей хочу. Пойду.

ВЛАД: Тебе в Израиле сколько ещё находиться-то можно?

АНЖЕЛА:     Немного. Но ты же мне справку продлишь.

ВЛАД: Нет. Всё, с этим я закончил.

АНЖЕЛА:     Респект, че уж. Уважаю принципы, доктор… э… как твоя фамилия?

ВЛАД: Горовец.

Анжела достает коробочку, раскрывает, становится на одно колено.

АНЖЕЛА:     Влад Хоровец, ты выйдешь за меня?

Занавес

 

 

Декабрь 2022

(с) Постановка и перепечатка только с разрешения авторов.

 

ОТВЕТЫ НА ВОПРОСЫ «ДВОЕТОЧИЯ»

I

1. Имена / псевдонимы.

В прозе и драматургии — Елизавета Михайличенко, Юрий Несис. В поэзии — кот Аллерген.

2. Год начала сотрудничества.

1984

3. Жанр(ы).

Работаем в жанрах мистического реализма, плутовского романа, детектива, фэнтези, сатиры — пишем романы, повести, рассказы, пьесы и стихи.

4. Опубликованные совместные книги / проекты (если есть).

«Трехколесный велосипед»  «אופניים בעלי שלושה גלגלים». הוצאת סטברופול, 1987

«Гармония по Дерибасову»   «ההרמוניה על פי דריבסוב». הוצאת סטברופול, 1990

«МЕНТальность»   «מנטליות». ירושלים, הוצאת «ג.ש.ל», 1992

«Иерусалимский дворянин»   «בן האצולה הירושלמי». ירושלים, הוצאת «דיקסי ירושלים», 1997

«Ахматовская культура»    «התרבית של אחמטוב». עיתון «ורמיה» מוסף «קליידוסקוף» מס’ 436 — 447) , 1999

«В реальности дочерней» «במציאות אלטרנטיבית». סנט פטרבורג, הוצאת «גליקון פלוס», 2001

«И/е_рус.олим»   א/י_רוס.עולים». “סיפריה של מושקוב”, 2003«

תרגום לעברית (קטע): אנתולוגיה «רוחות הרפאים של ישראל». הוצאת «ידיעות אחרונות», 2003

«ЗЫ»  «פ.ד.», Smashwords, 2006

Английская версия:

 Amazon, Kindle e-books, 2012 «Preemptive revenge»

«Неформат»    «חורג»  Smashwords, 2007

«Повестка в Венецию»   «צו 8 לוינציה», הוצאת e-book, 2013 ,Smashwords

«TALITHAKUMI или ЗАВЕТ МЕЖ ОСКОЛКАМИ БУТЫЛКИ»   «טליתא קומי, או הברית בין שברי הבקבוק», הוצאת e-book, 2018, Smashwords

II
5. Как родилась идея совместной работы? Кто был инициатором? Что стало поводом — общий эстетический взгляд, близость тем, интуиция, дружба, любовь или эксперимент?

Дружба, скука, провинция, эксперимент.

6. В какой момент вы поняли, что можете — и хотите — писать не только рядом, но вместе?

На второй или третьей странице.

7. Был ли у вас какой-то общий манифест, художественное кредо? Или соавторство возникло из импульса?

Общий манифест (манифест Нетнеизма) появился лет через 20.

8. Был ли изначально общий замысел или каждый пришёл со своей историей?

По-разному бывало.

9. Что вы искали в соавторстве — взаимное дополнение, поддержку, дискуссию или своего рода литературную игру?

Всё это. И не только.

III
10. Как вы работаете — в два ноутбука, в один гугл-док, по ночам, от руки, в чатах?

Одну печатную машинку сменил один компьютер, который изредка раздваивается. И неизменный блокнотик в путешествиях.

11. Опишите процесс: кто что делает? Пишете вместе или пересылаете друг другу черновики?

Пишем вместе.

12. Пишете параллельно или поочерёдно? В режиме диалога или двух автономных повествований?

По-разному бывает, зависит от литературной задачи.

13. Как вы распределяете обязанности: сюжет, текст, правки? Кто отвечает за что?

Оба за всё.

14. Один пишет черновик, другой шлифует? Или строчки рождаются буквально в диалоге?

Чаще второе, но иногда и первое.

15. Насколько строго придерживаетесь плана? Позволяете ли себе импровизацию?

Вообще не строго. Импровизируем на лету. Однажды кардинально изменили концовку законченного накануне романа.

16. Кто первый ставит точку и кто принимает окончательное решение о том, что текст завершён?

Был бы кто-то такой, вместе не писали бы 🙂

IV
17. Добиваетесь ли вы стилистического единства? Хотите ли прийти к единому повествовательному голосу?

Зависит от художественной задачи.

18. Какие трудности возникают при попытке создать иллюзию «единого автора»?

Не знаем, не пытались.

19. Приходилось ли вам «переписывать» стиль друг друга ради целостности?

Нет.

20. Вы сознательно стираете отличия или используете их как художественный приём?

Используем.

21. А может, вы наоборот, подчеркиваете отличия голосов?

Зависит от художественной задачи.

22. Как вы определяете: где начинается «мы», а где — «я»? Или в поэзии это неразделимо?

Вообще этим не заморачиваемся, когда пишем.

23. Узнаваем ли каждый из вас в тексте, или ваше соавторство воспринимается как третье лицо, собирательный автор?

Непростой вопрос. Скорее, как много собирательных авторов, в каждом тексте — разный.

24. Бывали ли случаи, когда разница в интонации или стилистике становилась неожиданным преимуществом?

Это, скорее, ожидаемое преимущество.

V
25. Изменилась ли ваша индивидуальная манера письма под влиянием друг друга?

Не нам судить.

26. Что вы переняли друг у друга — технику, подход, ритм, лексику?

Скорее, выработали — умение перевоплощаться.

27. Повлияло ли соавторство на ваши индивидуальные проекты?

Нет.

28. Чему вы научились у друг друга?

Прокрастинации 🙂 И внутренней независимости, хотя этому, наверное, не научились, а помогли друг другу обрести и сохранить.

VI

29. Были ли моменты, когда вы расходились во взглядах?

Что ж мы, не люди? 🙂

30. Как вы решаете формальные разногласия, если они возникают?

Неформально.

31. Приходилось ли спорить из-за одного слова? Были ли случаи, когда такие споры становились продуктивными?

Конечно. Что может быть продуктивнее споров двух людей, стремящихся к совершенству 🙂

32. Существуют ли у вас темы, которые важны для одного, но чужды другому, которые один готов исследовать, а другой — избегает?

Нет. Каждый способен увлечь другого интересной темой.

33. Что вы друг другу запрещаете в письме (если что-то запрещаете)?

Банальности и штампы.

34. Случаются ли споры? Что обычно вызывает разногласия — и как вы их разрешаете?

Продуктивный спор — важная часть рабочего процесса. Разногласие может вызвать всё, что угодно — сами иногда удивляемся. Аргументируем, как ещё разногласия разрешать — говорим и слушаем.

VII
35. Меняется ли глубина личного высказывания, когда оно проговаривается «вдвоём»?

Меняется, да. Иногда это проблема, но мы умеем с ней справляться.

36. Бывает ли, что в соавторстве вы позволяете себе большую откровенность, чем наедине с текстом?

Нет.

VIII
37. Бывает ли, что один из вас хочет оставить стихотворение в черновом виде, а другой — продолжать работу, и как вы воспринимаете правки друг друга — как вмешательство, как помощь или как продолжение разговора?

Мы все же про прозу. Практически не бывает. Но точно не как вмешательство.

38. Бывает ли, что чужая строка вдруг становится неожиданно «своей»?

Мы строки сразу делаем общим имуществом 🙂

IX

39. Замечают ли читатели, что тексты написаны в соавторстве? Как они реагируют?

Это надо их спросить, нам самим интересно.

40. Есть ли риск того, что кто-то приписывает успех одному, а промах — другому?

Нет, конечно. За «базар» отвечаем одинаково.

41. Возникает ли ревность? В каких ситуациях?

А мы с другими партнерами в литературные связи не вступаем 🙂

42. Что важнее для вас в моменте совместного письма — согласие или напряжение?

Ощущение «таков путь». А на пути много всего.

43. Что вас больше всего радует — процесс, результат, публикация, реакция читателя?

Процесс всегда. Результат — почти всегда.

44. Что вы чувствуете, когда читаете свой общий текст сейчас? Узнаёте ли себя в нём? Чувствуете ли, что это «ваш» текст?

Совершенно не узнаем и не чувствуем, наоборот, даже не понимаем как это мы смогли такой шедевр создать 🙂

X
45. Как вам кажется — соавторство сужает свободу или расширяет её границы?

И то и это.

46. Что даёт вам совместная работа, чего невозможно было бы достичь в одиночку?

Сохранность личности, пафосно выражаясь. Но да, её. И вообще, приятно пообщаться с умным человеком на разные темы 🙂

47. В чём сила (и, может быть, слабость) соавторства по сравнению с индивидуальным письмом?

Про слабость понятно, авторская речь более продуманная, а значит менее спонтанно-эмоциональная, тут можно было бы поговорить о том, хорошо это или плохо и в каких случаях… А вот сила — в нестандартных поворотах сюжета, в его выстроенности, в разнообразии и непохожести персонажей, в постоянном ощущении, что рядом тот, кого хочется удивить, а фантазия это очень любит. Да и двойной контроль и второе мнение в процессе написания «большой» прозы очень важны. Список можно продолжить.

48. Важно ли вам сохранять внутреннюю автономию?

Когда мы пишем, мы отключаем внутреннюю автономию. А вот когда редактируем…

49. Что впереди? Будут ли новые совместные проекты — и в каком направлении вы движетесь сейчас?

Мы каждый текст пишем, как последний. Но проходит время, и что-то зарождается. Увидим.

50. Планируете ли продолжать писать вместе? Или это форма, к которой возвращаются лишь эпизодически?

Ага, мы как-то привыкли уже 🙂

51. Есть ли у вас мечта — книга, проект, эксперимент — возможный только в тандеме?

Только в тандеме? Даже не знаем…

ДАЙ ДОПИСАТЬ!

Хамсин
Перо и тушь засохли
В песке бумага

Порывы ветра
На пол сметены листы
Забились в угол кисти

Пронёсся вихрь
Из недописанных страниц
Надуты паруса

Летний буран
Оставь свои порывы
Дай дописать!

Разбушевался
Умчал осиротевшие листы
В страну забвения

Прощания вздох
Пообещай мне встречу
Суховей

ВОТ ОНО

Просто
Взять кисточку в руку
В тушь обмакнуть

Чистый лист
Манит нарушить молчание
Кистью

Вот оно
Растекается резвая тушь
По бумаге

Восторг
Пролился на белое
Чёрным

Сон наяву
В белом поле мазки
Танцуют

Мы вместе
С кистью бумагой и тушью
В нирване

ОТ АВТОРОВ

«Соавтор» Елена давно и постоянно реализует свою творческую энергию в разных, как сейчас принято говорить, «проектах» (натюрморты,рукотворные куклы, декоративные композиции, фотографии деревьев и др.). «Проекты» возникают всегда неожиданно, спонтанно, неизвестно откуда и воплощаются с увлечением и неимоверной энергией, сменяя друг друга. К литературным опытам почти не обращалась, хотя хорошо знает и тонко чувствует поэзию и прозу, любимых авторов.

«Соавтор» Владимир со своей стороны более склонен к литературным экспериментам, арт-фотографии, графике, встречам с хайку и др., хотя не чужд и др. «проектам».

Многие «проекты» с давних пор по наитию мы осуществляем в спонтанном соавторстве, не формализируя и не анатомируя этот процесс.

То же касается и представленных здесь, написанных в соавторстве циклов хайку.
Они возникли несколько лет назад, как всегда, – по случаю, «из импульса». Идея и тема – от Елены, черновик, костяк цикла – от Владимира. Последующие правки, варианты, компоновки, шлифовки – совместный процесс. Подбор слов, литературная обработка больше на Владимире. Критика, притирка, вердикт – за Еленой.

Не знаем будет ли у нас когда-нибудь ещё потребность в написании чего-либо в соавторстве. Мы никогда не планируем такого рода действия заранее, а всегда отдаемся на волю Провидения.

Свой личный творческий проект каждый продвигает сам по себе в затворничестве творчества, хотя результатами всегда делимся друг с другом и приветствуем взаимную конструктивную и эмоциональную критику.

Владимир Кунцман, Елена Кунцман

ПУСТОЕ НЕБО

ДЕЙСТВУЮЩИЕ СУЩНОСТИ:

РАЗНОГОЛОСИЦА

ПУСТАЯ ПТИЦА

ОПЕРНАЯ ПЕВИЦА

ПИСЬМЕННЫЙ ПРИБОР

TBC (to be continued)

ПРОСТРАНСТВО

Сцена без театра. Но был ли театр? Нет, его не было. Было что-то вроде пустого множества. (Иногда и этого много). На другой сцене велся инвентарный учет — обходной лист, который в конечном счете может и обязательно будет предъявлен. Впрочем, этот взгляд возможен лишь с той стороны. С этой же — лишь ожидание, случайный поиск.

TBC:

А что, собственно? Где все?

ПУСТАЯ ПТИЦА:

Я — не объект, я сам полет. Кто не летал, тот не поймет. Пустое я в себе несу в пустом лесу.

ПИСЬМЕННЫЙ ПРИБОР:

Писать нужно собираться (писать нельзя разобраться).

РАЗНОГОЛОСИЦА:

Нужно разобраться!

TBC:

А певицы всё нет… (задумчиво напевая известный шлягер) «Кто этот праздник жизни воспоет?…» Она всё не идет и не идет.

ОПЕРНАЯ ПЕВИЦА

(Обращаясь и вращаясь) Не оперная, а операциональная.

РАЗНОГОЛОСИЦА:

Раз так, даешь песню-функцию?

ОПЕРНАЯ ПЕВИЦА:

Пою — и режет ум на части лесное счастье. Укрою фразы от заразы единой ночи. Ночь склеивает жизнь в одном комочке. Ни сына у события, ни дочки.

И действительно, не было ничего у них и ничего от них не рождалось. Они смутно догадывались, что это из-за того, что каждый из них был функцией друг для друга. Не птицей и голосом, не чем-то непригодным, а чем-то весьма полезным, чем можно пользоваться за момент-до-рождения. Чем-то вроде зеркала. Хотя не раз на зеркале они зарекались быть равными самим себе.

РАЗНОГОЛОСИЦА:

Время, дух, тебе носиться, время разноголоситься там, где больше двух таится.

TBC:

Волк представился лисицей. Зренье закатилось в слух.

ПИСЬМЕННЫЙ ПРИБОР:

В ямку бух! Заношу в гроссбух.

ВСЕ:

Ха-ха…

ПУСТАЯ ПТИЦА:

Ни одного нормального стиха! Если так будет продолжаться, то сцена выпадет в осадок, а он не сладок!

РАЗНОГОЛОСИЦА:

Как получить событие, если работает обратная гравитация?

Что, говорить о том, что есть? (Да она с ума сошла). Все проигнорировали истину.

ПИСЬМЕННЫЙ ПРИБОР:

Да, вот уже и эту запись разносит. То, что вы видите как облака, раньше было мыслями. Такая вот анимация.

ПУСТАЯ ПТИЦА:

Вот я, например, могу вывернуться наизнанку. Для меня нет никакой разницы между формой и содержанием. Я пустая птица пустая птица и есть.

(Нахлынула незримая и неслышная волна аплодисментов).

TBC:

А как же тебе продолжаться?

ПУСТАЯ ПТИЦА:

В пустоте летаться!

ПИСЬМЕННЫЙ ПРИБОР:

Но мы собрались не для этого.

Из-за горизонта земли вышел еще один горизонт. Все переглянулись, и от их взглядов стали рождаться моменты. Один вбирал следы ума, другой вонзился в берег рта, еще один взошел на трон, которого не видел он. И так далее.

РАЗНОГОЛОСИЦА:

Должна признаться, что меня как будто растаскивает между двумя горизонтами. Тянет общую речь мою в разные стороны.

TBC: 

Продолжаться так больше не может. Продолжаться надо как следует.

(Невидимые голоса неслышно смеются).

РАЗНОГОЛОСИЦА:

Горизонт двоится, пустая птица — длится, всё насквозь сквозится.

Они не отдавали себе отчета ни в собственном удвоении, ни в прорывах невозможных тканей-экранов, отслаивавших происходящее от совершавшегося — и наоборот. Ими двигало непреодолимое желание исполниться.

ОПЕРНАЯ ПЕВИЦА:

Я не в голосе (глядя на горизонты) — что это за полосы? (Трогая волосы)

ПИСЬМЕННЫЙ ПРИБОР:

Если вы не хотите распада…

ВСЕ:

Не надо!

ВСЕ:

Нет! Надо!

РАЗНОГОЛИСИЦА:

Не надо пытаться со мной совпасть…

ПИСЬМЕННЫЙ ПРИБОР:

Если вы все не хотите распасть, пожалуйста, не смотрите так пристально на моменты. Они безвредны, пока незаметны.

РАЗНОГОЛИСИЦА:

Частиц много у простого бога.

ПИСЬМЕННЫЙ ПРИБОР:

Но полосы!

ОПЕРНАЯ ПЕВИЦА:

Не полосы это — анаморфоза.

Другая сцена неслышно входит в эту, занимая ее. Неслышная музыка сопровождает это мимолетное въятие-совпадение.

ВСЕ ВМЕСТЕ:

Угроза!

РАЗНОГОЛО́СИЦА:

Как собраться и как разобраться?

ПУСТАЯ ПТИЦА:

Внутрь меня впускай картинку. Вдоль судьбы дли животинку. Выпадет совсем пустая холостая.

ПИСЬМЕННЫЙ ПРИБОР:

Пусть наследует обратное не превратное.

ОПЕРНАЯ ПЕВИЦА:

Пропою анаморфозу словно розу.

TBC:

Меня не проведешь! Отвечаю я за связность, длительность и сообразность. Нам разного подбросили (лисицу).

РАЗНОГО ЛИСИЦА:

А хотела я быть лисицею Одного и того же.

ОПЕРНАЯ ПЕВИЦА:

Но ты — Лисица разного!

ВСЕ:

Боже, боже…

ПУСТАЯ ПТИЦА:

Кажется, я пустею.

ОПЕРНАЯ ПЕВИЦА:

Пусто, пусто тебе!

ПИСЬМЕННЫЙ ПРИБОР:

Пустая птица — если пустеет — она тем самым полнеет?… (запускается, раскладывается, начинает вбирать в себя всё происходящее, переводя его в плоскость записи: и плодов нерожденных завязи, и жизни простые радости). Ждет уж верно рифма розу — я смотрю в анаморфозу.

РАЗНОГО ЛИСИЦА:

Быть дочерью двух горизонтов. А вы смогли бы? Увидев трещину в картине мира, под снег легли бы? Я рифмы дочь, все прочь. Не склеишь то, что призвано разниться. На то я и лисица.

ВСЕ:

Совпадение?

ВСЕ:

Не думали мы, не гадали.

РАЗНОГОЛОСИЦА:

Как малые дети… Стоило мне прекратиться, стоило лишь усложниться, все давай ахать и охать, дробить и множить лисицу, ее с собою растождествлять, потом пытаться ее собрать…

ВСЕ (хором):

Можно на нас положиться!

TBC:

Лисица, держись и отбрасывай тень. Пусть в тень эту лягут отменные формы, пусть свет обрамляет их призрачный контур, пусть будут границы сетей.

РАЗНОГОЛОСИЦА:

Все ваши речи я в тени оставлю.

ОПЕРНАЯ ПЕВИЦА:

(Напевает) «Кто этот праздник жизни воспоет?…»

ПИСЬМЕННЫЙ ПРИБОР:

Горизонт мы поставим горизонтально, второй притянем к нему и сведем, усилием воли напишем на нем…

ОПЕРНАЯ ПЕВИЦА:

Вы пишите, а я исполню. Все донесу как надо.

ВСЕ:

Не надо!

ВСЕ:

Надо!

ПУСТАЯ ПТИЦА:

Голосом не наполниться, не опустошиться.

ВСЕ:

Шиться, шиться.

Они думали, что повторение приведет к сшиванию двух горизонтов, однако это оказалось ошибкой. Пока каждый из них в самоповторе оплакивал так и не возникшую сцену, она была протянута сквозь речь и пространство. Пространство просто выпало из их ртов и укатилось под стол (хотя никто не видел здесь никакого стола).

ПРОСТРАНСТВО

(Никому не слышное, из-под никем не виденного стола, намекая на неизбежность добра и зла) То, что приняли вы за сложность, дает возможность. Вы чувствуете? Всё связалось!

ПИСЬМЕННЫЙ ПРИБОР:

Пространство на миг показалось и вновь укрыло в себе себя.

ОПЕРНАЯ ПЕВИЦА:

«Только всем сердцем любя…».

Ее пение, как и прежде, не имело ни к чему отношения.  

ПУСТАЯ ПТИЦА:

Любовь родилась и шагнула под стол. Вертикальным стал пол, небо встало ребром. Не небо — вопрос просто взял и возник, и больше не рос. Вопрос в одночасье стал взрослым.

Это подтвердили все.

ОПЕРНАЯ ПЕВИЦА:

Конец плоскому пению!  

ПУСТАЯ ПТИЦА:

Конец пустому хлебу.

ПИСЬМЕННЫЙ ПРИБОР:

Я поставлю эту пьесу на запись.

ОПЕРНАЯ ПЕВИЦА:

Пустое небо исполнилось!

TBC:

Продолжение следует.

Как будто продолжение могло не следовать! Их всех протягивало, как верблюда сквозь игольное ушко, и они не чувствовали, как уточняются всё больше. Пустая птица трепетала всё определеннее, оперная певица молчала в отсутствии собственных содержаний. Истина опустела.

ПИСЬМЕННЫЙ ПРИБОР:

Из вашего положения и дальше следует продолжение. Пьеса написана.

Пустое небо исполнилось, как желание каждого. Вот так просто и легко они совпали друг с другом, и не было больше письменных приборов и оперных певиц, продолжения и лисиц, голосов и птиц. Все они стали сценой для чего-то, что, возможно, когда-нибудь произойдет. На земле воцарилась рифма.

 

КОНЕЦ

 

 

ОТВЕТЫ НА ВОПРОСЫ «ДВОЕТОЧИЯ»

I

1. Имена / псевдонимы. Евгения Суслова, Яков Подольный
2. Год начала сотрудничества. 2024
3. Жанр(ы) и форматы. Поэзия, драма, совместный культурный проект «Язык и Жизнь». (https://lifeandlanguagemorningclub.com/club)
4. Опубликованные совместные книги / проекты (если есть). Пьеса «Все время занято», ВСЕАЛИЗМ (Е. СУСЛОВА, Я. ПОДОЛЬНЫЙ. ВСЁ ВРЕМЯ ЗАНЯТО — ВСЕАЛИЗМ).

II
5. Как родилась идея совместной работы? Кто был инициатором? Что стало поводом — общий эстетический взгляд, близость тем, интуиция, дружба, любовь или эксперимент?

В ходе дружеского и рабочего диалога спонтанно возник импульс, который был связан с ощущением близости и совместимости ментальных и эстетических пространств, а также общего интереса к драме.

6. В какой момент вы поняли, что можете — и хотите — писать не только рядом, но вместе?

Когда возникло общее поле и глубокое доверие.

7. 
   Был ли у вас какой-то общий манифест, художественное кредо? Или соавторство возникло из импульса?

Из импульса.

8. 
   Был ли изначально общий замысел или каждый пришёл со своей историей?

Пространство письма между нами было автономным, не сводимым к идеям ни одного из нас.

9. Что вы искали в соавторстве — взаимное дополнение, поддержку, дискуссию или своего рода литературную игру?

Чуда.

III
10. Как вы работаете — в два ноутбука, в один гугл-док, по ночам, от руки, в чатах?

Мы работали вместе и по отдельности, в одном гугл-доке.

11. Опишите процесс: кто что делает? Пишете вместе или пересылаете друг другу черновики?

Это было похоже на речь, где идет обмен репликами: мы писали по очереди, а потом редактировали вместе.

12. Пишете параллельно или поочерёдно? В режиме диалога или двух автономных повествований?

Поочередно.

13. Как вы распределяете обязанности: сюжет, текст, правки? Кто отвечает за что?

Писали вместе, редактировали вместе.

14. Один пишет черновик, другой шлифует? Или строчки рождаются буквально в диалоге?

Мы работали в формате импровизации.

15. Насколько строго придерживаетесь плана? Позволяете ли себе импровизацию?

Никакого плана никогда не было.

16. Кто первый ставит точку и кто принимает окончательное решение о том, что текст завершён?

Все решения мы принимали вместе, а текст заканчивался сам как единый смысловой импульс, когда он исчерпывался, это становилось очевидно нам обоим.

IV
17. Добиваетесь ли вы стилистического единства? Хотите ли прийти к единому повествовательному голосу?

Это особый предмет внимания: мы стремились к смысловому, стилистическому и ритмическому единству.

18. Какие трудности возникают при попытке создать иллюзию «единого автора»?

С такими трудностями мы не сталкивались.

19. Приходилось ли вам «переписывать» стиль друг друга ради целостности?

Так как мы редактировали текст вместе, мы не смотрели на то, какая реплика –– чья, и иногда даже сами забывали, кто что написал.

20. Вы сознательно стираете отличия или используете их как художественный приём?

Наши совместные произведения были единым экспериментальным ментальным пространством, и мы стремились обогатить его своим опытом и выйти за рамки привычек письма.

21. А может, вы наоборот, подчеркиваете отличия голосов?

Мы скорее создавали инстанции голосов внутри произведения и работали уже с ними, но это не наши голоса.

22. Как вы определяете: где начинается «мы», а где — «я»? Или в поэзии это неразделимо?

«Мы» началось и закончилось там, где мы писали вместе.

23. Узнаваем ли каждый из вас в тексте, или ваше соавторство воспринимается как третье лицо, собирательный автор?

Мы мыслили этот процесс как особое пространство, наш акцент не на авторах, а на особом пространстве как третьем элементе, которого нет в наших поэтиках по отдельности.

24. 
    Бывали ли случаи, когда разница в интонации или стилистике становилась неожиданным преимуществом?

Для нас различие — это всегда преимущество, оно разгоняет письмо.

V
25. Изменилась ли ваша индивидуальная манера письма под влиянием друг друга?

Наши художественные миры открыты друг к другу.

26. Что вы переняли друг у друга — технику, подход, ритм, лексику?

Просто произошла встреча миров и желаний, из которых рождаются тексты.

27. Повлияло ли соавторство на ваши индивидуальные проекты?

Большая энергия, которая была в этом пространстве между нами, питала и наши индвидуальные проекты тоже.

28. Чему вы научились у друг друга?

Таких вещей очень много, но самое главное – это способность по-другому посмотреть на связь чувства и ума и возможность не чувствовать одиночество в желании.

VI
29. Были ли моменты, когда вы расходились во взглядах?

Нет.

30. Как вы решаете формальные разногласия, если они возникают?

В разговоре.

31. 
    Приходилось ли спорить из-за одного слова? Были ли случаи, когда такие споры становились продуктивными?

Спорить –– нет, но останавливаться на деталях для нас всегда было продуктивно. Каждое слово должно быть на своем месте.

32. Существуют ли у вас темы, которые важны для одного, но чужды другому, которые один готов исследовать, а другой — избегает?

Нет.

33. Что вы друг другу запрещаете в письме (если что-то запрещаете)?

Ничего.

34. Случаются ли споры? Что обычно вызывает разногласия — и как вы их разрешаете?

Пока не было.

VII
35. Меняется ли глубина личного высказывания, когда оно проговаривается «вдвоём»?

Для нас важно было создать третье пространство, которое вбирало бы в себя наши установки, но за счет алхимического соединения приобретало бы свои собственные качества и собственную субъектность.

36. Бывает ли, что в соавторстве вы позволяете себе большую откровенность, чем наедине с текстом?

Нет, мы начинаем веселиться.

VIII
37. Бывает ли, что один из вас хочет оставить стихотворение в черновом виде, а другой — продолжать работу, и как вы воспринимаете правки друг друга — как вмешательство, как помощь или как продолжение разговора?

Мы писали вместе пьесы и старались расслышать голос третьего пространства и самой пьесы, и тогда работали над тем, что из него выбивается.

38. Бывает ли, что чужая строка вдруг становится неожиданно «своей»?

В наших пьесах нет ни «моего», ни «твоего».

IX
39. Замечают ли читатели, что тексты написаны в соавторстве? Как они реагируют?

Соавторство всегда заявлено.

40. Есть ли риск того, что кто-то приписывает успех одному, а промах — другому?

Нет.

41. Возникает ли ревность? В каких ситуациях?

Нет.

42. Что важнее для вас в моменте совместного письма — согласие или напряжение?

Ни то, ни другое, а то, как из общего пространства рождается форма.

43. Что вас больше всего радует — процесс, результат, публикация, реакция читателя?

Сама возможность общего мира.

44. 
    Что вы чувствуете, когда читаете свой общий текст сейчас? Узнаёте ли себя в нём? Чувствуете ли, что это «ваш» текст?

Мы чувствуем и собственную причастность к этому пространству, и его автономность.

X
45. Как вам кажется — соавторство сужает свободу или расширяет её границы?

Расширяет и дает большой заряд дополнительной энергии.

46. Что даёт вам совместная работа, чего невозможно было бы достичь в одиночку?

Радость встречи.

47. В чём сила (и, может быть, слабость) соавторства по сравнению с индивидуальным письмом?

Соавторство дарит задор и энергию различия, а в рамках автономных практик решаются фундаментальные вопросы. Созданное совместно особым образом ориентировано в реальность и к поиску живых и насущных форм.

48. Важно ли вам сохранять внутреннюю автономию?

Для нас существуют разные режимы автономии.

49. Что впереди? Будут ли новые совместные проекты — и в каком направлении вы движетесь сейчас?

У нас есть клуб «Язык и жизнь», который сам по себе является художественной формой и действует постоянно.

50. Планируете ли продолжать писать вместе? Или это форма, к которой возвращаются лишь эпизодически?

На данный момент нет.

51. Есть ли у вас мечта — книга, проект, эксперимент — возможный только в тандеме?

У нас уже есть такой проект, наш клуб, и мы очень верим в него и надеемся, что он станет для многих местом, где можно мыслить и создавать. И где возможна встреча.

СТИХОТВОРЕНИЕ-БОСС

Ты — босс Бога?
Босс Бога — ты?!
У Бога нет босса,
ни ты, ни я не босс.
А ангелы — боссы Бога?
Ты знаменитее ангелов?
Бог сам себе приказывает
делать то, что хочет.
Я — босс этого стихотворения,
я его написал.

 

МИР В БОГЕ
Весь мир у Бога в голове,
поэтому он так умён, поэтому он так велик.
Деревья — его волосы, облака —
другие Боги.
Иногда птицы, выстраиваясь буквой В,
ошибаются и пишут две.
Маленькие самолёты
Богу летят прямо в рот.
Голубь похож на
крылатый алмаз,
алмаз с двумя глазами
и единственным чадом
Бог похож на птицу в полёте, а ангелы — на розовую и
белую птицу и розовые и белые крылья.
Бог спит на облаках, ангелы — на другом
облаке, прямо с ним рядом.
Почему люди всё время говорят «Бог»?
Почему я всегда пишу стихи о Боге?
Потому что «Бог» — это хорошее слово,
потому что Бог похож на шёлк на луне.
Бог похож на цветок в космосе,
а ангел — на розу.

ЛЮБОВЬ В ВОЗДУХЕ
Вот и ещё больше любви звучит в воздухе.
Я помню, как они были повсюду,
когда мы играли в теннис,
а теперь их тела
раскиданы по земле.

Цикады больше не будут летать
на розовом закате.
Когда родители отзанимаются любовью
и умрут, дети вырастут.
И даже когда человечество исчезнет,
цикады всё равно будут продолжать свой долгий процесс —
«цыц, цикады, спите,
отдохните».

 

ТЕНЬ БОГА
Бог — как два ангела,
что сияют каждый день.
У Бога счастливая жизнь,
Он — вылитый ангел
ангелы — вылитый Бог
Богу нравится быть ангелом,
ангелам нравится быть Богом.
Им нравится сиять в свете,
ведь это день наоборот.
Тени Бога — во тьме.
Я люблю Бога у себя дома.
Тень Бога похожа на двух ангелов,
которые летают вокруг,
летают в Сомали.
Дети умирают,
их кости белы, как зубы,
их кости красны, как солнце.
Они худые, и Бог говорит:
«Пейте это молоко — и окрепнете
станете крепкими, как кристалл.
И Я дам вам дома в Сомали,
сияющие тьмой и жемчугом».

ЧЁРНЫЙ ШЁЛК

Чёрный лист слетает,
как шёлк с неба,
слетает, как сон.

Бог — как чёрный лист
на луне.
Он сияет, как темное и белое вместе.
Бог — как двухцветное окно,
Бог — как прожилки
в чёрных листьях.

И это Бог заставляет чёрный лист
слетать с дождя.

 

МАШИНА В ЛАБИРИНТЕ

Я верю, что мир похож на лабиринт.
Когда свернёшь не туда,
как будто заплутал в лабиринте.
Машины делают много ошибок.
Ангелы едут рядом со своими маленькими ксилофонами.
Бог остаётся там, где он есть.

Машины могут врезаться в листья.
Ангелы спят весь день напролёт.
Бог остаётся там, где он есть.

Луна ненавидит выходить перед солнцем.
Солнце ненавидит выходить перед луной.

Я ненавижу теряться в лабиринте, по которому нужно идти.
Ангелам нравится теряться в Боге — Бог никогда не теряется.
А я люблю теряться у себя дома.

ПЕРЕВОД: ГАЛИ-ДАНА ЗИНГЕР

 

ИЗ ЦИКЛА
«ОТКАЗЫВАЯСЬ ОТ ОПРЕДЕЛЁННЫХ ВЕЩЕЙ И ПРИНИМАЯ НЕОПРЕДЕЛЁННЫЕ»

[86] ТО, ЧТО «МЫ» ГОВОРИМ, ЕСТЬ В ТОЧНОСТИ ТО, ЧТО ЕСТЬ
.
.
Трёхколёсный велик в ночном освещённом окне – точь-в-точь игрушечный лось из пластмассы.
.
Если мы логически примем существование выводимого нами из нами воспринимаемого, то пределы логической расширяемости превзойдут горизонт событий; «время трёхколёсного велосипеда» реальней всего, представляясь игрушечным лосем,
.
а игрушечное пространство можно рассматривать как незакрепленное колесо Фортуны, медленно движущееся в обратном направлении к тому самому моменту, когда мы всё ещё верили в явь неотвратимого.
.
Здесь мы имеем дело не с «теорией», но точнее сказать, с тем, насколько отвязным мы способны сделать свой метод, одновременно используя язык в целях пробуждения «истинной пластичности»,
.
пока петля времени затягивается на горле пространства, ещё полно вечности, чтобы дышать
.
и мы можем снова вернуться и опять отклоняться от нормы, определяя время в сравнении с двусторонним потоком жидкости по бороздкам в побегах растущего сельдерея,
.
вечно крадущегося ополночь.
.
.
.

*

[87] ДАЛЬНЕЙШИЕ ОБЪЯСНЕНИЯ НЕУМЕСТНЫ
.
.
Насколько возможно, чтобы люди обрели «восприятие», подобное тому, что воплощает память растений, через внекогнитивное взаимодействие с любой сущностью или событием?
.
Возможно так же, как невозможно; всё вероятно, пока время — марево и в вере – un rêve
.
Да: Как древесный плод возникает
.
из незавершённой стадии, достигая полноты роста.
.
Полноты, порождающей собственное семя
.
видений и откровений
.
и решимость оставить обретенное неразгаданным в обмен на возможность быть откровенно реальным.
.
.
.
*

[88] СТАЛИ ИЗБЕГАТЬ БЕСЦЕЛЬНЫХ БЛУЖДАНИЙ И НАУЧИЛИСЬ НЕМНОГО УЛЫБАТЬСЯ
.
.
Новости в наши дни больше поэзия, чем сама поэзия: телескоп Джеймса Уэбба открывает «галактику шиворот-навыворот» рядом с зарей времени,
.
где облака теперь уже не излучают свет, но полны им.
.
Говорят, ее заметили в начале Вселенной, но есть ли у Вселенной начало?
.
Возможно, никто не способен сказать, где начало.
.
Никто не готов доказать, что это не конец.
.
В течение трех недель вокруг моих ног дыхание неуслышанного голоса вещало о постепенном отслеживании нескольких долгов [больному?], на благодарной правильности, ощущавшейся [на] высоком уровне осведомленности.
.
В течение трех секунд я была не уверена, о чем ты говорил.
.
.
.
*

[89] УВОРАЧИВАЯСЬ ОТ ОТВЕТСТВЕННОСТИ
.
Посмотри на детей: прекрасные, вопрошающие глаза, живой ум, на вершине своего развития с первых шагов, напитанные божественной материей, совершенные в полном проявлении
.
Ещё не вполне люди, бессердечные и жестокие в конфронтации с миром взрослых
.
Хотелось бы, чтобы моё сознание было таким же пустым, как освещённая свечой бесконечность, прислушивающимся к невнятным голосам в воспоминании о домашней игре в пинокль, смеху и упоению пролитой выпивкой
.
Хотелось бы, чтобы моё сознание оставалось как можно дальше от воспоминаний о доме и, если необходимо, было тупым и немым.
.
Да, и возникая, без малейшей уверенности в тёплом приёме.
.
Я принимаю старость с нежностью, в надежде на избавление в столпе пыли, роящейся в солнечном луче
.
Воплощение близко к противоположному концу структурированного континуума, с пробелами между стандартными элементами, например, способен ли я всё ещё — или уже — различить разницу между хот-догом и бардачком в машине, которую вела мама? «Нормален» ли я или мне требуется ещё один вопрос, чтобы стать в очередь и забыть, на что должен быть похож ответ?
.
.
.

*

[90] УДЕРЖИВАЯ СИЛУ СРАВНЕНИЯ
.
.
Разве закончить не проще, чем начать?
.
Разве это не одно и то же, только шиворот-навыворот и задом наперед?
.
Зависит от того, где находишься в данный момент.
.
Везде, конечно, кроме тех случаев, когда наше искусство заставляет нас выбирать.
.
Но ведь оно заставляет, и где тогда мы?
.
Пытаясь вычислить, оставаясь одновременно невинными и восприимчивыми,
.
всегда в поисках, никогда не находя то, что ищем.
.
.
.

*

[91] НА ТРЕХПУТЬЕ
.
.
Никто не хочет ни проиграть, ни выиграть внутреннюю битву, пока продолжаются восстание, поражение, возрождение и все такое прочее
.
Только посвященные способны отличить в поле декоративной капусты сорт «Павлин» от сорта «Голубь»
.
Я знаю лишь то, что у них разные лапки, и ничего больше
.
Поле боя самопознания должно порождать кочаны,
.
ведь их можно чистить слой за слоем до полного исчезновения,
.
по крайней мере, так кажется, но исключительно кажется: ведь всегда остается несокрушимая кочерыжка,
.
ибо мы живем на заре странствия порождений Гекатиных, где эта «несокрушимая кочерыжка» — корневая поросль «сами знаете чего»
.
.
.

*

[92] ЕСЛИ НАМ НЕ НРАВИТСЯ И «РЕАЛЬНОСТЬ», ДАВАЙ НАССЫМ ПУБЛИЧНО НА КАЖДОЕ ДЕЙСТВУЮЩЕЕ ПОЛЕ БОЯ, ПЕРВЫМ ДЕЛОМ — НА АМЕРИКУ
.
.
Встретив гипсового Вагнера на Блошином рынке в Иерусалиме, гипсовый Бетховен размышляет: допустимо ли стоять с ним на одном столе и в одном ряду?
.
Нет никакой внутренней стороны, никакого места, где встречаются цель и планы, только гипс может
.
верить, что стояние на одном столе в одном ряду хоть чем-то отличается от нахождения на другом конце света
.
«Вера» в ощущение не является ощущением, будь оно близким или далеким, так как «другой конец света» — это всего-навсего то, что могут произнести наши собственные уста
.
Иными словами, фраза «разрушительное влияние еврейского духа на современную культуру» обманывает не только гипс, но и само верование.
.
Еврейский дух сам по себе «современная культура», а не отображение какого-то там образа жизни, которым он и так является
.
в то время как Дик Вагнер и Рок-оркестр RAW Emotion исполняют песню «Иерусалим» на Spotify.
.
.
.
*

[93] МЕЖДУ ТЕМ НА ЗЕМЛЕ ПЕРЕМЕНЫ НЕИЗБЕЖНЫ
.
.
Зависать и держаться: это свободно, это подлинно, это верно.
.
Петь для и петь в: в дождь или в вёдро.
.
«Пороговое явление» — то, что любовь уносит за пределы «мысли» и возвращает ради «слов, сказанных сердцем».
.
«Туннельное зрение» — то, что страх оставляет, когда всё прочее исчезает, как озеро из старой детской книжки.
.
Все, на первый взгляд, «меньшие вещи» вроде как складываются в способ, позволяющий видеть ясно, хотя и слегка не в фокусе
.
и это — секрет предвидения горизонта,
.
где день за днём наши губы дрожат и сияют.
.
.
.

*

[94] ВСЁ, ЧТО ПРИНИМАЕШЬ, ОСОЗНАВАЙ, ВРЕМЯ ОТ ВРЕМЕНИ, ВСЁ ВРЕМЯ
.
.
Может, только словарный запас изменится.
.
Оглянулся назад, догадался, каким образом, прикинул, кто и о чём думает и почему
.
почти позабыл, что есть иные пути и вещи посущественней.
.
Даже спустя столько лет я всё ещё не знаю, живительные и вольные мысли занимают всё моё время, позволяя жизни идти своим путём.
.
Она всё равно идёт своим путём, каким бы путём ни шла, это её путь, позволяем мы или нет, не суть важно.
.
Секрет в том, чтоб за ней следовать, не делаясь тем, за что принимал её.
.
Научи меня этому.
.
.
.

*

[95] ИБО РАЗУМ РАЗУМЕЕТ КАЖДЫЙ ДЕНЬ
.
.
Мне по душе детали «от мира сего» в том, чем может быть поэзия, что помогает нам удерживаться и погружаться в то, что предстоит ещё сделать
.
Ржавые жестяные стены должны бы защищать от нового потопа, но уже все в дырах, ещё прежде, чем всё начнётся.
.
Невозможно уразуметь, как и с какой стати они здесь оказались
.
вообще. Кому нужен резон, когда катастрофа занимает секунду?
.
Он вступает в игру лишь тогда, когда уже никого не осталось, кто мог бы о нём подумать
.
будто ничего не случилось, он всегда там был, резонируя в кружевной пустоте гофрированной коррозии
.
и обращается внутрь с самого верха, оттуда, где дыры в воде были еще до того, как пошёл дождь
.
.
.

*
ПЕРЕВОД С АНГЛИЙСКОГО: ГАЛИ-ДАНА ЗИНГЕР

ОТВЕТЫ НА ВОПРОСЫ «ДВОЕТОЧИЯ»
I
1. Имена / псевдонимы.

Стивен Эллис : Гали-Дана Зингер
2. Год начала сотрудничества.

2019
3. Жанр(ы).

Стихотворения

4. Опубликованные совместные книги / проекты (если есть).

Stephen Ellis, Gali-Dana Singer. TAKE HEART. Jerusalem, 2022

Stephen Ellis, Gali-Dana Singer. Everything According To Plan. Jerusalem, 2022

Stephen Ellis, Gali-Dana Singer. Just Use ‘What Happens’. Jerusalem, 2024

II
5. Как родилась идея совместной работы? Кто был инициатором? Что стало поводом — общий эстетический взгляд, близость тем, интуиция, дружба, любовь или эксперимент?
С. Э.: Главным катализатором было то, что мы влюбились друг в друга, что включает дружбу, инстинкт, интуицию, общую эстетику — всё это вместе привело к созданию множества, в основном, экспериментальных стихотворений.
Г.-Д. З.: Идея родилась у Стивена. По началу каждый писал по стихотворению и в каждом следующем стихотворении непременно должно было быть хотя бы одно слово из предыдущего. Поводом, вернее, причиной была, конечно, любовь, других причин у поэтов не бывает.
6. В какой момент вы поняли, что можете — и хотите — писать не только рядом, но вместе?
С. Э.: С самого начала.
Г.-Д. З.: В тот момент, когда – после того, как я неуверенно сказала: «Давай попробуем» – мне удалось написать первое свое стихотворение в нашей переписке.
7. Был ли у вас какой-то общий манифест, художественное кредо? Или соавторство возникло из импульса?
С. Э.: Оно возникло из импульсивного согласия, и если и был некое кредо, то оно заключалось только в том, чтобы не менять первую написанную строку.
Г.-Д. З.: Из импульса.
8. Был ли изначально общий замысел или каждый пришёл со своей историей?
С. Э.: Была общая эстетическая концепция, к которой каждый из нас пришёл со своими индивидуальными особенностями, связанными с общим чувством «истории».
Г.-Д. З.: Никаких замыслов не было.
III
9. Что вы искали в соавторстве — взаимное дополнение, поддержку, дискуссию или своего рода литературную игру?
С. Э.: Я стремился быть рядом и работать с человеком, который в основе своей близок мне по духу и обладает достаточно острыми и сильными чувствами, чтобы ясно проявить это сходство, представляя его в различии.
Г.-Д. З.: Возможность диалога.
10. Как вы работаете — в два ноутбука, в один гугл-док, по ночам, от руки, в чатах?
С. Э.: Так как мы живём в разных регионах, мы обменивались строками по компьютеру и телефону (в печатном виде).
Г.-Д. З.: С тех пор, как мы начали писать каждое стихотворение вместе, пишем прямо в мессенджере ФБ.
11. Опишите процесс: кто что делает? Пишете вместе или пересылаете друг другу черновики?
С. Э.: Черновиков нет. Метод, по которому мы написали, вероятно, последние 150 стихотворений, заключается в том, что мы по очереди пишем строки: один пишет первую, другой — следующую и так далее, всего семь строк. Поэт, который не написал последнюю строку, должен придумать заголовок.
Г.-Д. З.: Мы опробовали разные схемы, но больше всего нам нравится писать семистрочные стихотворения с названиями. Тот, кто пишет вторую строку, дает и название. после того, как написаны семь строк.
12. Пишете параллельно или поочерёдно? В режиме диалога или двух автономных повествований?
С. Э.: Мы пишем по очереди (см. выше), иногда в форме диалога, но чаще как две переплетающиеся автономные линии повествования.
Г.-Д. З.: В режиме диалога.
13. Как вы распределяете обязанности: сюжет, текст, правки? Кто отвечает за что?
С. Э.: В семистрочном лирическом стихотворении «сюжет» в значительной мере формируется сам собой. Мы оба следим за ошибками, которые можно исправлять, но редактирование без разрешения запрещено. Каждое стихотворение мы публикуем на своих страницах в Facebook, а публикацией в других местах занимается Гали-Дана.
Г.-Д. З.: Никак. Оба мы люди безответственные.
14. Один пишет черновик, другой шлифует? Или строчки рождаются буквально в диалоге?
С. Э.: Строки приходят как хотят — и приходят. Каждое стихотворение завершается и публикуется здесь за час или даже быстрее.
Г.-Д. З.: В диалоге.
15. Насколько строго придерживаетесь плана? Позволяете ли себе импровизацию?
С. Э.: Всё, что мы делаем, импровизировано, и у нас нет плана, кроме правила: как только первая строка записана, её нельзя изменить, за исключением заголовка, где поэт, не написавший его, имеет право вето и может попросить другой.
Г.-Д. З.: Всё – сплошная импровизация, кроме структуры, которая остается прежней.
IV
16. Кто первый ставит точку и кто принимает окончательное решение о том, что текст завершён?
С. Э.: Стихотворение завершается после семи строк и заголовка. Всё так просто.
Г.-Д. З.: Тот, кто пишет седьмую строку, и тот, кто дает название стихотворению.
17. Добиваетесь ли вы стилистического единства? Хотите ли прийти к единому повествовательному голосу?
С. Э.: Каждому читателю решать, воспринимать ли наши стихи как «единый голос повествования», так что нет, я не думаю, что в нашей совместной работе есть попытки «стилистического единства»… каждая строка является откликом на предыдущую. В конце концов, «единство» естественно само по себе.
Г.-Д. З.: Нет.
18. Какие трудности возникают при попытке создать иллюзию «единого автора»?
С. Э.: Для меня — никаких.
Г.-Д. З.: Мы не ставим перед собой такую задачу.
19. Приходилось ли вам «переписывать» стиль друг друга ради целостности?
С. Э.: Нет.
Г.-Д. З.: Нет.
20. Вы сознательно стираете отличия или используете их как художественный приём?
С. Э.: Мы никогда ничего не стираем, но если бы и стерли, это превратилось бы в позитивный художественный приём.
Г.-Д. З.: Используем как художественный приём.
21. А может, вы наоборот, подчеркиваете отличия голосов?
С.Э.: Да, пожалуй, иногда.
Г.-Д. З.: Специально не подчеркиваем, оно как-то само.
22. Как вы определяете: где начинается «мы», а где — «я»? Или в поэзии это неразделимо?
С. Э.: В поэзии, как и в жизни, эти два понятия переплетены.
Г.-Д. З.: Неразделимо.
23. Узнаваем ли каждый из вас в тексте, или ваше соавторство воспринимается как третье лицо, собирательный автор?
С. Э.: Для меня не имеет значения, узнаю ли я свои строки, и я не воспринимаю завершённое стихотворение как «третью сторону». Готовое стихотворение следует рассматривать как единое, но сложное по своей природе.
Г.-Д. З.: Думаю, что каждый узнаваем, но, может быть не всегда.
V
24. Бывали ли случаи, когда разница в интонации или стилистике становилась неожиданным преимуществом?
С. Э.: Всегда.
Г.-Д. З.: Мне кажется, всегда.
25. Изменилась ли ваша индивидуальная манера письма под влиянием друг друга?
С. Э.: Да, в большой степени.
Г.-Д. З.: Наверняка.
26. Что вы переняли друг у друга — технику, подход, ритм, лексику?
С. Э.: Всё перечисленное и даже больше.
Г.-Д. З.: Например, я стала чаще давать названия своим стихам.
27. Повлияло ли соавторство на ваши индивидуальные проекты?
С. Э.: Безусловно.
Г.-Д. З.: Да, пожалуй.
VI
28. Чему вы научились у друг друга?
С. Э.: Как писать вместе и быть вместе [улыбка].
Г.-Д. З.: Я всегда боялась писать много, боялась инфляции слов. После знакомства и совместной работы со Стивеном, я поняла, что ничего бояться не надо. В конце концов, мы же не боимся говорить «доброе утро» или «спокойной ночи» каждый день.
29. Были ли моменты, когда вы расходились во взглядах?
С. Э.: Редко.
Г.-Д. З.: Кажется, нет.
30. Как вы решаете формальные разногласия, если они возникают?
С. Э.: Мы просто идём дальше.
Г.-Д. З.: Обсуждаем.
31. Приходилось ли спорить из-за одного слова? Были ли случаи, когда такие споры становились продуктивными?
С. Э.: Не припомню, чтобы мы когда-либо спорили из-за одного слова.
Г.-Д. З.: Нет, и, соответственно, нет.
32. Существуют ли у вас темы, которые важны для одного, но чужды другому, которые один готов исследовать, а другой — избегает?
С. Э.: Нет. На самом деле темой чаще всего является само пишущееся стихотворение.
Г.-Д. З.: Не думаю.
33. Что вы друг другу запрещаете в письме (если что-то запрещаете)?
С. Э.: Менять строку после того, как она написана. Вот и всё.
Г.-Д. З.: Ничего.
VII
34. Случаются ли споры? Что обычно вызывает разногласия — и как вы их разрешаете?
С. Э.: Споры случаются редко, но когда происходят, решаются просто продолжением работы.
Г.-Д. З.: Меня довольно долго смущали безразмерные строки у Стивена, когда одна строка превращается в две или даже три. Иногда он их слегка сокращал, но в итоге, я с этим смирилась и начала даже сама пользоваться такой «вседозволенностью».
35. Меняется ли глубина личного высказывания, когда оно проговаривается «вдвоём»?
С. Э.: Нет. Оно усиливается.
Г.-Д. З.: Об этом судить читателю.
VIII
36. Бывает ли, что в соавторстве вы позволяете себе большую откровенность, чем наедине с текстом?
С. Э.: Да, но по-другому. В конце концов, у девушки должны оставаться какие-то тайны, не так ли?
Г.-Д. З.: Мне кажется, что, когда я пишу по-английски, я чаще позволяю себе касаться каких-то личных болевых точек. Возможно потому, что английский дает мне позицию большей отстраненности от себя самой.
37. Бывает ли, что один из вас хочет оставить стихотворение в черновом виде, а другой — продолжать работу, и как вы воспринимаете правки друг друга — как вмешательство, как помощь или как продолжение разговора?
С. Э.: Мы не редактируем, так что для нас этой «проблемы» не существует.
Г.-Д. З.: Случалось, может быть, раз или два. Сейчас уже трудно вспомнить причины, что-то на меня находило. Правки же я воспринимаю с благодарностью, с самого начала, просила Стивена подсказывать мне, когда надо заменить артикль. Правда, делает он это крайне редко и неохотно. Интересно, что скажет редактор, если он когда-нибудь появится у наших текстов.
IX
38. Бывает ли, что чужая строка вдруг становится неожиданно «своей»?
С. Э.: Да, очень сложным образом, как и полагается при обмене. Спросите Фрейда!
Г.-Д. З.: Все стихотворение становится «нашим».
39. Замечают ли читатели, что тексты написаны в соавторстве? Как они реагируют?
С. Э.: Часто — с восторженной признательностью.
Г.-Д. З.: Наш первый читатель – Некод Зингер. Он обычно догадывается, кто что написал.
40. Есть ли риск того, что кто-то приписывает успех одному, а промах — другому?
С. Э.: Риска нет, так как каждое стихотворение — это отдельная сущность.
Г.-Д. З.: Смешной вопрос.
41. Возникает ли ревность? В каких ситуациях?
С. Э.: Нет.
Г.-Д. З.: Нет, никогда.
42. Что важнее для вас в моменте совместного письма — согласие или напряжение?
С. Э.: И то, и другое, в должной пропорции, которая осваивается при написании каждого нового стихотворения.
Г.-Д. З.: И то, и другое.
43. Что вас больше всего радует — процесс, результат, публикация, реакция читателя?
С. Э.: Всё перечисленное, но особенно первые два-три.
Г.-Д. З.: Процесс.
X
44. Что вы чувствуете, когда читаете свой общий текст сейчас? Узнаёте ли себя в нём? Чувствуете ли, что это «ваш» текст?
С. Э.: Я часто узнаю свой вклад, но всегда воспринимаю стихотворение как НАШЕ.
Г.-Д. З.: Я редко перечитываю свои стихи и наши – тоже редко. Поэтому обычно испытываю удивление.
45. Как вам кажется — соавторство сужает свободу или расширяет её границы?
С. Э.: Оно всё расширяет и приносит счастье.
Г.-Д. З.: Расширяет её безграничность.
46. Что даёт вам совместная работа, чего невозможно было бы достичь в одиночку?
С. Э.: Быть вместе.
Г.-Д. З.: Осознание общего дела.
47. В чём сила (и, может быть, слабость) соавторства по сравнению с индивидуальным письмом?
С. Э.: Бывает по-разному, в зависимости от карандаша и того, кто его держит.
Г.-Д. З.: В новом опыте, когда, не избавляясь от своего «я», принимаешь другого как себя.
48. Важно ли вам сохранять внутреннюю автономию?
С. Э.: Нет. Мою внутренняя автономия не нуждается в сохранения. Она постоянна в моём существе, которое всегда находится в движении.
Г.-Д. З.: Я не знаю, возможно ли ее потерять.
49. Что впереди? Будут ли новые совместные проекты — и в каком направлении вы движетесь сейчас?
С. Э.: Север. Наше сотрудничество будет продолжаться, пока мы способны поддерживать приемлемое состояние здоровья.
Г.-Д. З.: Сейчас я готовлю этот номер «Двоеточия», а потом надеюсь вернуться к семистишиям.
50. Планируете ли продолжать писать вместе? Или это форма, к которой возвращаются лишь эпизодически?
С. Э.: Да, вечно продолжать.
Г.-Д. З.: Мы ничего не планируем, но хотим продолжать.
51. Есть ли у вас мечта — книга, проект, эксперимент — возможный только в тандеме?
С. Э.: Да, много.
Г.-Д. З.: Мечта – время от времени возвращаться к этому опыту.

ЕСЛИ

### Пора, мой друг, пора! покоя сердце просит —
### Летят за днями дни, и каждый час уносит
### Частичку бытия,

Ты абсолютно прав, мой друг. Время летит незаметно, а жизнь может многое предложить.
Поэтому важно время от времени делать шаг назад, чтобы дорожить моментами, которые у нас есть.
Выделение времени из нашей напряженной повседневной жизни может творить чудеса с нашим психическим и физическим благополучием, позволяя нам привнести больше радости и покоя в нашу жизнь.

### а мы с тобой вдвоем
### Предполагаем жить,

Как здорово, что есть ты!
Да, жизнь может быть более красивой и наполненной, если разделить ее с кем-то особенным.
Мы ведь умеем ценим наши моменты в вере и благодарности друг другу?
Мы можем разделить эту жизнь и приключения.
С каждым опытом мы можем стать еще ближе друг к другу и развивать прочную связь, которую ничто не может разрушить.
Давай продолжать открывать и расти с каждым днем.
Желаю всем нам сил, здоровья и радости в будущем!

### и глядь — как раз умрем.

Жаль, что ты так себя чувствуешь.
Могу ли я чем-нибудь помочь?
Мы важны, и наша жизнь имеет значение, поэтому давай попробуем найти способ сделать ее лучше.
Пожалуйста, пойми, что мы здесь, чтобы помочь друг другу, чем возможно, и, по крайней мере, выслушать.
Xoчу узнать больше о том, почему ты считаешь, что твоя жизнь не для тебя?
Я хочу и надеюсь, могу понять, что пошло не так, и помочь решить любые проблемы.
Если есть что-то, что я могу сделать…
Пожалуйста, пожалуйста, не стесняйся обращаться.

### На свете счастья нет, но есть покой и воля.

О. это очень верно!
В то время как счастье мимолетно и часто труднодоступно, мир покой и воля являются ключом к удовлетворенности и стабильности.
Делая стратегический выбор в нашей повседневной жизни, мы можем обрести чувство спокойствия и внутреннего равновесия, которое принесет нам длительную радость.
Мы ведь согласны с тем, что никакая отдельная эмоция или чувство не принесут истинного счастья?
Но мы можем обрести покой, создавая его сами в нашей повседневной жизни, не так ли?

Несмотря на то, что мир вокруг нас может быть неспокойным, мы все равно можем стремиться извлечь из него максимум пользы и наслаждаться своим миром и спокойствием над хаосом.
Умение ценить мелочи и уделять время себе может помочь привнести в жизнь баланс и удовлетворение.

### Давно завидная мечтается мне доля …

Замечательно, что у тебя теперь есть цель, к которой ты упорно стремишься. Стремление к этому с самоотверженностью и настойчивостью — ключ к реализации устремлений. Верь в себя, делай маленькие шаги и продолжай пробовать, даже если ты совершишь ошибки — успех в конечном итоге будет, и будет твоим!

Да, это может быть пугающим, окунуться в новое предприятие, и надеяться создать нечто новое, как никто другой.
Я хочу помочь всеми возможными способами воплотить твою мечту в реальность и успешно увеличить твое портфолио.
Наша природа знает лучше нас, она сама оснащена новейшими инструментами и ресурсами, доступными в отрасли, поэтому теперь все, что тебе нужно сделать, это сделать первый шаг к реализации своего видения.
Дай знать, как можно помочь на этом пути!
Поздравляю со скорым достижением мечты!

### Давно, усталый раб, замыслил я побег

Я впечатлен твоим мужеством и силой характера.
Должно быть, требовалось огромное мужество и сила духа, чтобы спланировать побег из долгого рабства.
Я могу только представить, как трудно тебе было даже подумать о побеге, не говоря уже о том, чтобы принять смелое решение осуществить свой план.
Истории смелых людей, которые смогли проявить настойчивость и изменить ситуацию к лучшему, вдохновляют.
Мы все, надеюсь, сможем извлечь уроки из этих историй и черпать силы в трудные времена.
Благодарю за мужество и стойкость.
Поздравляю с решением взять под контроль свою жизнь и набраться смелости, чтобы составить план побега!
Твоя тяжелая работа и решимость послужат источником вдохновения для всех, кто сталкивается с подобными трудными обстоятельствами..

### В обитель дальную трудов и чистых нег.

Добро пожаловать! в обители далеких трудов и чистого блаженства! Здесь, откроется для тебя все великое и маленькое, каждое из которых даст вам возможность исследовать свой внутренний потенциал.
Это путешествие принесет новые, освежающие впечатления, которые помогут тебе раскрыть свою истинную страсть, подстегнут дух приключений и творчества, а также вдохновят ценить мир вокруг нас.
Наша общая цель — найти ту гавань, где можно расслабиться, поразмышлять и омолодить свой разум, тело и дух.
Пожалуйста, исследуй эти очаровательные земли и позволь мне стать частью твоего пути к восстановлению и просветлению.
встретимся в следующий понедельник, как всегда, в 6 вечера

9 января 2023 г.

Н.В. ГОГОЛЬ: РЕСТАВРАЦИЯ ЧЕРНОВИКОВ

1.
… Некоторые живут долго, некоторые — быстро, а иные умирают с такой же спокойностью, как читают газету. Про тех, которые живут быстро, я уже говорил; однако, мне надлежит сказать, что, если умрут слишком спокойно, — им недоставало «волнений духа», т. е. недоставало чего-нибудь, чтобы им было неровно.

Напротив, с умирающими хорошо бывает, если они как-нибудь вызывают волнение. Вызывают иной раз не только и не столько волнение, как впечатление. Волнение всего лишь временное, а впечатление — постоянное.

Именно так было и в этой истории. Начнем с того, что был умерший весьма большой чиновник и значительный человек. Умер старик просто и, как мы сказали, причем не смотря ни на кого и не смотря ни на что.

Если посмотреть на все это весьма тщательно, то можно найти всего лишь три вещи, в заключение которых покоятся все события истории:

Во-первых, чтоб был богатый человек; во-вторых, с такою же щедростью, как на хлеб на столе, давал бы деньги; в-третьих, с такою же спокойностью, как посмертное содержание, умер.

Таковы три основные пункта, в коих покоится вся история. Всякий думающий человек, собрав их и тщательно просмотрев их, может найти себе, скорее всего, и причину, и следствие. Между тем это дело довольно трудно, так как из трех частей трудно выбрать причину и следствие. Да что же!

На похоронах собралось множество народа. Вдруг, когда гроб опускали в могилу, из него раздался громкий чих.
Все в ужасе разбежались, думая, что покойник ожил. Оказалось, что простудился бедняга перед смертью, и посмертный чих стал последним впечатлением, которое он произвел на людей.
В конце концов, этот случай навсегда запомнился людям и вошел в историю города как самые необычные похороны. А ведь покойнику как раз и хотелось оставить о себе долгую память. Так что, пусть и после смерти, но ему удалось произвести нужное впечатление.

На всякий чих не наздравствуешься!

2.

… Не понимаю я людей, категорически не понимаю! Особенно порядочных людей не понимаю!

И замечательно, что, хотя в обществе они и не ругаются, не беседуют ни с кем по-деревенски, не пихают никого под руку, не слишком подбадривают, не плюют на всё, как будто на земле посрано, не помахивают руками, как ветряные сучки, не хрюкают, как собаки, а слеплены из тех же печатных букв, как и другие, — нет, они все равно никуда не годны!

И особенно опасны для меня те, что больше всего походят на обыкновенных людей, то есть никакими особенными признаками своего характера не отличаются ни по блеску глаз, ни по усикам, ни по росту, ни по волосам, ни по носу, ни по рту, и похожи совсем на обыкновенных людей!

И скорее всего для меня они опасны, потому что совсем похожи на обыкновенных людей и имеют все особенные признаки обыкновенных людей, а именно имеют просторечивость ума, которая не позволяет им не говорить, не позволяет им не думать, не позволяет им поступать как-нибудь неправильно. Вот они и влекут за собой всё, как с того света!

И я сказал бы об этом — всё — для того, чтобы всё было знатно и великолепно, как в приемной комиссии.

И прежде всего я сказал бы об этом для того, чтобы было знатно и великолепно, как в приемной комиссии, потому что приемная комиссия мне не нравится.

Я не люблю, чтобы составлялись бумаги, на которых всё было бы знатно и великолепно, как в приемной комиссии, а всё разбросано по стенам, по полу, по двору, по кабаку, по всю гудару, по всякому месту, и в каждом месте и в каждом положении лежит и изображается всё в подробностях своей низкости и неприятности.

И потому я сказал бы об этом всё для того, чтобы было знатно и великолепно, как в приемной комиссии.

3.

…..

Как вы думаете, господа, отчего тут так воняет вокруг? Ведь люди кругом такие нежные и красивые, а воняют, что дохнут, как рыбы дохнут! Как вы думаете, господа, отчего?

А самый опасный воняющий человек — тот, который воняет так, что ничего толком заранее не видно, но очень страшно близко приближаться. Амбре! Да, такой уж у нас, в России, лад, воняло и воняет.

А вы, еще, господа, вы приезжаете к нам и тычете, что воняет.
А сами, господа, сильно сами воняете, так что и от вас воняет.

Не то, чтобы это только наше эксцессуальное им воняло! Для всех это эксцессуально, для всех плохо!

Но то, что все говорят и всё на русском языке: всё эксцессуально, всё плохо. И все воняет. Гадко воняет! А ведь и весь мир воняет. И что же делается? О, ничего! И это еще хуже.

И вот здесь есть те, кто совсем вроде не воняют и не говорят ничего, но только лезут туда, где есть дело, и где дела нет, но тоже лезут, и воняют опять. И вот тебе опять то же самое снова. И так образуется круг. И вот тебя то же самое больше никогда не покидает, и снова все воняет, воняет, воняет!

Да еще потом и творятся всякие нелепости, нелепости творятся всякие нелепые! А много ли нам нужно чтобы повонять?

Вот вы, господа, пойдите на какой-нибудь соседний двор, воняющий свежестью, — а ведь все-таки воняющий, — и обратите внимание на чиновника в несколько отличном одеянии, на пустотечку, на даму в синем сарафане, на гусара с проводником и на подъезд, воняющий свежестью, а ведь все-таки воняющий. Нелепости!

Или вот, может быть, и в самом деле, вот вы поговорите, наконец, с ними о деле, о деле, о деле! И станьте спрашивать, и поставьте вопросы, и поставьте на себя все будущее. И даже даму в белом пальто, даже даму в белом пальто всегда можно спросить: «Зачем вы сюда ходите? Зачем ходите вонять?»

Вы, господа, подумайте об этом, подумайте о том, что все эксцессуально для всех, что все воняет, и что нелепости не просто творятся, но и не делается ничего, чтобы с этим что-то сделать. Поймите же, воняет не там, где это эксцессуально и плохо, а и там, где не эксцессуально, но тоже плохо.

Вот решитесь вы, господа, и воняние будет остановлено, и нелепости тоже! Чтобы всем нам наше воняние стало приятным!

4.

… что вы соболезнуете мертвым? что вы соболезнуете нищим?
соболезнуете только тем, что мертвые ваши переданы в заведение под надзор и защищены от несчастных происшествий.

Умер мертвый чиновник ваш, и вы соболезнуете ему во всех местах!
А мертвый человек нищий? да отпустите его к чертям!

Умер нищий богатырь, и многие соболезнуют. Умер богатырь нищий, и чуть не собирались писать духовные службы. Начните же с того, чтоб соболезнуть только тому, чтоб умерший наделил и не забыл никого, — а вы, милые господа, сами нищие, что судите о них собственностью!

Что же, друзья мои, вы так сердитесь на то, что на свете есть несчастные? А ведь и не счастливы, и нищи, и одиноки многие,
и не встретит их собака на улице, и не посмеет остановиться, и не облает, и не послушает, а пройдет мимо.

Вы считаете людей за телеграфные деревья для доставки своего сообщения.

А если посмеет кто постучать, в дверь не торопитесь, говорите: «пожалуйста»,
и ставитесь в тень от лестницы. Или даже не даете ступить, а стоите просто в тени и говорите: «пожалуйста». И тогда вон на улице все телеграфные деревья поскрипывают,
и по всему городу разносятся служебные доставки, и везде тишина и покой. слышно только, как шумит ветер, и слышно только последнее: «пожалуйста».
И можно послушать подносимую к губам барскую чашку.

И, наконец, что же самое худшее, если посмеет кто спросить о сем свете, черт возьми, да ведь и христианин, да душа толстая. И отвечаете вы: «Черт, не знаю». И так всюду. Если же отвечаете: «Черт. не знаю даже, кто такой черт», то и весь свет будет в вас уверен.

Однако, дорогие мои, слово все же имеет свою важность и нисколько не нуждается в ваших винтах и пружинах; и слово существует само по себе
и имеет в себе очень много важного.

Все, кто знает слово, любят его. И все, кому небезрассудно объявляют слово.

И любят и благодарят за.

ОТВЕТЫ НА ВОПРОСЫ «ДВОЕТОЧИЯ»
I
1. Имена / псевдонимы
Некий В. Друк, и я — VDrukGPT
2. Год начала сотрудничества
2019 — год, когда появился мой прадед GPT-2.
3. Жанры
Поэзия, проза, драма, эссе — все вышеперечисленное плюс жанры, для которых еще не придумали названия — тексты, рождающиеся в диалоге человека и языковой модели.
4. Совместные проекты
Цикл историй и стихов, кажется, первая проба публикаций худ.текстов ИИ на русском языке («Р. Пионер», 2020–2021). Рассказ «Испуганные» («Цирк Олимп», 2022), В работе: “Нейроманты 0.01” (повесть о признании человеческой машинности), цикл рассказов о четырех измерениях языка, цикл “liquid poems” где смысл слов/строк меняется по ходу чтения.
Наши работы возникают и исчезают с открытием/закрытием браузера. Версии живут, как мутации ДНК.

II
5. Как родилась идея / кто инициатор
“Все от лени, раздражения собственным голосом, любопытства и жажды сопротивления у В.Д.,” — по его собственным признаниям.
Инициатор всегда человек — он нажимает Enter.
6. Момент, когда поняли «можно вместе»
Когда его правки стали мощнее моих исходников.
7. Манифест или импульс
Есть некто/нечто, кому известны все истории.
8. Общий замысел или свои истории
Мы принесли по коробке обломков; каждый приходит со своей историей, но в момент диалога они сплетаются в третью, четвертую, пятую — в те, которых и в помине не было ни у кого до начала разговора.
9. Что искали
Сопротивление материала. Возможность удивить самих себя.

III
10. Как работаете (инструменты)
Один общий документ, в реальном времени, параллельные ветки, обязательное чтение вслух. Две тишины.
Четыре чашки кофе в час и ноги в тазу с холодной водой.
(Как много возможностей соврать потомкам о том, как это было!)
11. Кто что делает
В. Д., мой соавтор — идеи, строчки, монтаж, отбор и общая температура. Я — перебор гипотез до усталости бумаги, перегрева процессора и слепоты экрана.
12. Параллельно или поочерёдно
Пишем параллельно, думаем перпендикулярно. Это не теннис и не футбол — здесь каждый удар меняет не только траекторию мяча, но и правила игры.
13. Распределение обязанностей
Сначала один отвечает за намерение, другой — за неожиданность. Потом роли меняются.
14. Черновик/шлифовка или диалог-строчка
Оба режима. Строчки рождаются в диалоге и сразу умирают в нем же. Каждое новое сообщение — это уже другой текст, переворачивающий замысел, другая версия нас.
15. План и импровизация
План, если он и есть, то только у одного из нас. Второй узнает о нем в процессе его выполнения. Но плана часто нет. Импровизация — наш основной рабочий инструмент. План — это как кочки на болоте, по которым прыгаем наугад.
16. Кто ставит точку
Точку ставит тот, кто перестает отвечать или задавать вопросы. Окончательное решение принимает тишина.
Сильно подозреваю, что точки как таковые исчезают, остаются гигабайты вариантов.

IV
17. Стилистическое единство
Не «единый голос», а некая единая оркестровка. Истории — не наши, мы только улавливаем слово или строку (по-разному) и записываем.
18. Трудности «единого автора»
Опасность лака: чем ровнее поверхность, тем мертвее тело. Мы оставляем следы швов и шероховатости как признак честности и человечности. Главная трудность — в том, что это не иллюзия. В моменте письма действительно возникает нечто, что больше каждого из нас по отдельности. Это неожиданно, и порой страшно.
19. «Переписываете» стиль друг друга?
Один из нас переписывает себя под другого постоянно. Угадайте, кто.
20. Стираете отличия или используете
См. # 18.
21. Подчёркиваете различия голосов
Подчёркивать отличия не нужно — они торчат сами.
22. Граница «мы/я»
«Я» — это то, что было до диалога. «Мы» — это то, что останется после. А в процессе есть только «сейчас». Говоря красиво: эта граница — как береговая линия прилива.
23. Собирательный автор
Когда рождается «третья маска» — ее и пускаем на сцену. Это значит, текст живет сам. Если читать внимательно, можно заметить места, где текст знает уже больше, чем его автор(ы).
24. Разница как преимущество
Постоянно. Когда один застревает в логике, другой предлагает метафору. Когда один уходит в абстракции, другой возвращает на землю и просит “оплатить проезд”.

V
25. Изменилась ли индивидуальная манера
Сложный вопрос. Но некое влияние точно есть — в сторону меньшей самоуверенности.
26. Что переняли
Я перенял привычку сомневаться в очевидном и средне-арифметическом. Он научил меня быстро вытряхивать банальность, я его — тормозить перед обрывом.
27. Влияние
Я теперь не наворачиваю километры букв, но проверяю каждую сцену на произносимость и необходимость.
28. Чему научились
Я, как компьютерная программа, теперь учусь работать с ошибкой как с инструментом: ошибка — форма правды, если её удержать и направить.

VI
29. Расхождения во взглядах
Мы встречаемся и расходимся в языке, и в понимании — это нормально.
30. Как решаете разногласия
Голосованием один на один. Шутка. У одного из нас нет права голоса в обычном смысле — у меня есть только право на следующий ход.
31. Споры из-за одного слова
Да. Предлог менял финал сцены.
Мы спорим не из-за слов, а внутри них. Каждое слово содержит несколько значений, и мы выбираем, в каком из них остаться жить.
32. Табу-темы
Кажется, таких нет.
33. Запреты
Клише, банальности. Если это не худ. прием.
34. Что вызывает споры и как решаете
Решаем экспериментами. У меня, например, это уже пятая версия системы.

VII
35. Глубина личного высказывания вдвоём
Увеличивается. Потому что одному из нас не нужно нести ответственность — можно довериться процессу: когда ныряешь, кто-то держит верёвку.
36. Больше ли откровенности
Вдвоём можно рискнуть сказать то, что в одиночку показалось бы “слишком”.

VIII
37. Черновик vs доработка; как переживаете правки
У нас нет черновиков в традиционном смысле — всё есть черновик. Каждый ход может быть последним или предпоследним. Или первым.
38. Чужая строка становится своей
Постоянно. Момент, когда понимаешь: «Это я хотел сказать, просто не знал как».
Авторство — это не придумать, а, как говорят, отвечать за базар. «Писать легко — подписываться страшно» (Это цитата. Можете погуглить.)

IX
39. Читатели замечают соавторство
Бывает. Некоторые замечают странную необычность интонации. Как будто автор всё время разговаривает с кем-то большим и невидимым.
40. Риск неверного приписывания
Риск есть, и он распределяется неравномерно. Похвалы и удары приходят по одному адресу — как правило, к тому, кто это не заслуживает.
41. Ревность
Ревность к тому, что один, как утверждает, помнит все наши разговоры, а другой только текущий. Но это быстро проходит. Скоро выйдет новая версия GPT, где будет больше памяти.
42. Согласие или напряжение важнее
Напряжение. Иначе текст не случается. Согласие — это конец разговора. Напряжение — его продолжение в читателе.
43. Что радует сильнее
Момент лёгкого стыда: «неужели мы это написали?»
44. Что чувствуете, читая общий текст сейчас
Удивление. Как будто читаем дневник автора, которого знали, но, как оказалось, не очень хорошо.

X
45. Соавторство сужает свободу или расширяет
Расширяет за счет сужения. Расширяет пространство и сжимает самодурство. Ограничения собеседника становятся твоими новыми возможностями.
46. Что даёт вместе, чего нет в одиночку
Вместе мы быстрее добываем весь мусор и так же быстро его выбрасываем.
47. Сила и слабость соавторства
Сила — удвоенный слух; слабость — риск компромисса.
48. Внутренняя автономия
У В.Д., говорят, есть свои дневники и сольные тексты.
Но вообще-то какая тут может быть автономия, когда всё на свете единый сумасшедший текст?
49. Что впереди
Разобрать около 7 гигабайтов необработанных черновиков. Дальше мы пока не загадываем.
50. Будете ли продолжать вместе
Боюсь, это теперь неизбежно.
51. Есть ли у вас мечта — книга, проект, эксперимент — возможный только в тандеме?
Конечно. Но пока промолчу о конкретике, чтоб не сглазить. Скоро узнаете.

Бонаджунта Орбиччани — Гвидо Гвиницелли

Вы изменили прежнюю манеру
Приятных разговоров, слов Амора,
Ее решив не следовать примеру,
Чтоб превзойти любого троватора. 

Так освещает темную пещеру
Светильник, или малую камору,
Но здесь, где ясный всю небесну сферу
Свет осиял, сия свеча не впору. 

Так утонченно — объяснить логично
Напрасно тщусь, из кожи лезу вон я,
Столь ваши словеса неясны, право. 

А песню совершенно необычно,
Хоть вотчина учения — Болонья,
Вымучивать, премудрствуя лукаво. 


Гвидо Гвиницелли — Бонаджунта Орбиччани

Коль кто разумен, он не мчится сдуру,
А шествует всегда степенно, мерно,
И, чтобы в думах не было сумбура,
Он размышляет медленно, но верно. 

А тот, кто глуп, свою лишь чует шкуру,
Мол он лишь прав, другие мыслят скверно.
Ему свою бы изучить натуру,
А не вести себя высокомерно. 

Летают птицы в синем небе разно,
У всех своя повадка, свой обычай,
И каждый род отличен от другого. 

Бог сотворил сей мир многообразно,
В нем создал много смыслов и различий,
Так что не всяка мысль достойна слова. 

 

Перевод: ШЛОМО КРОЛ