ШАКШУКА ШУКШИНА

Поваренная книга времён великой войны. Московская поваренная книга времён великой войны. Вот сразу вопрос: указывать, что помидоры «Красная цена», или просто — недорогие консервированные помидоры? Не маринованные. В сезон, естественно, свежие, произвольной конфигурации, но предпочтительно мягкие на грани разрыва.

Сныть, да, маринуем в первые погожие весенние дни. До окончания первой декады мая, но в рамках разумного можно и потом. Маринованную — мелко крошим и добавляем к томатам. Всё это в любого типа глубокой сковороде или скороварке. Начинаем нагревать.

Ну и дальше уж как пойдёт, опционально: приправа на основе чабреца (так называемый затар, но сгодится любой аналог), несколько ложек оливкового масла (подойдут прочие виды съедобных растительных масел, наподобие льняного или рыжикового), скромное количество свежего лука и/или чеснока, скорее кориандр, чем базилик, смелые авторские комбинации перцев.

Если помидоры могут быть буквально «суг зайн», то «бейцим» должны быть неподдельно, божественно хороши. Вот какие самые хорошие, те и кладите, аккуратно раскалывая, — в грозящую закипеть массу из использованных вами ингредиентов. Повторю, сныть следовало накрошить настолько мелко, насколько возможно.

Себе я обычно готовлю без масла (но с маслом вкуснее, тому есть живые свидетельства). Пару раз добавлял хвойное, было смешно. Солю только «бейцим». На самом деле разбиваю их абы как, иногда желток остаётся нетронутым, иногда — расползается, можно, видимо, стараться их сохранить, но никто не воспрещает лёгкое — в два-три движения скальпеля — взбалтывание. Взбалтывание уровня 0,02% — вы ведь читаете новости? Знаете, что такое процент?

Термически обрабатывать недолго, огонь можно радикально уменьшить, можно вовсе остановить. Да, я тоже узнаю новости, и выражение «остановить огонь» мне знакомо со времён Абадана и Хорремшехра. Оливки можно добавить, но слишком большое количество ингредиентов рискует превратить ваше отчасти патриотическое блюдо в «ирландское рагу» из бессмертного сочинения Джерома Клапки Джерома. Слишком большое количество ингредиентов — перегружает еду смыслами, которых и без того в ней вагон и маленькая тележка.

— Яишенку с помидоркой будешь? Будешь яишенку с помидоркой?

— А на обед у нас «биточки по-мариупольски», ну, на второе?

АВТОБУС ИЗ ЕРЕВАНА В ТБИЛИСИ

Много ли остановок? Разрешают ли курить? На остановках? Сигареты купил, а потом зашëл в магазин Zara и купил новые брюки. И новую рубаху. Джинсы, которые испачкал ещё в Москве, выбросил. Звартноц такого отвратительного грязнулю больше не увидит. Никогда не увидит.

Увидит убийцу. Истинного киллера, вернувшегося после первого своего — заказа? Совершенно верно, заказа.

Похож на третьего. На третьего брата. Должен двойное. Совершить двойное.

Lizzie do you understand, как выражались в лучшие времена. Но это смотря для кого — лучшие. Давно мечтал увидеть Стамбул. Курить в Стамбуле злые табаки. А вышло иначе.

Пачка «Ахтамара» приятно грела карман. Включил группу «Кино», сделал погромче. Вот и хостел в пригороде, одну ночь придëтся провести здесь. Так надо, так правильнее всего.

Наступило утро. Зачем тянуть — вот уже и в автобусе, подозрительно жëлто-фиалкового цвета. Прощай, Армения! Прощай, Ереван! Скоро, как бы то ни было, граница. Ещё в двадцатых годах прочерченная. Граница как граница, много таких. Самое время отлить. Нужно перед пересечением границы отлить. И одну сигарету всë же выкурить.

Грузин проверяет паспорт, нормальный такой русский паспорт. С фотографией, датой рождения, датой выдачи, местом выдачи, — но что важнее всего, с указанием имени и фамилии. Отличные имя и фамилия, между прочим, даже настоящие.

Едем убивать, значит. Совершить убийство, двойное. Два слова — этими словами зовут того, кто едет. В штанах вдруг что-то зашевелилось. Виновата пассажирка, молоденькая совсем девчушка. Жаль, что много других пассажиров, очень жаль.

Нам вообще всю свою прошлую жизнь жаль. Зато теперь у нас будут деньги. Кровавые деньги, если всë пойдëт так, как надо. Ещё несколько дней нищеты, два-три уверенных шага — и заживëм! Господи, как повезло, если подумать. Чья-то тупая безобразная ревность — несомненно, истинный подарок судьбы! Ну не чья-то, ладно. Чья надо. Скажем так, очень сильная ревность.

Красотку-то ещё в Ереване заприметил, когда садился в автобус, но эрекция — эрекция появилась ближе к концу. Наверняка ведь говорит по-русски, да и вообще запросто из Москвы. Тоже кто-нибудь еë ревнует, один недоумок к другому. Да, хорошая новая одежда располагает к подобному ходу мысли. А за стеклом тоже красота, и внутри, и снаружи, таким образом. Чувствуется близость большого города.

Мы выходим. Багажа почти нет, поэтому сразу можно идти. Куда? Покупать нож, для начала. Обыкновенный хозяйственный нож. Оттопыренное хозяйство уже не особо вызывающе выглядит, а через мгновение так и вообще всë в рамках. Хотя смешно было бы приобретать нож, самому себе отвечая: хочу взять и отрезать, взять и отрезать, мешает. Всё, больше не мешает, сигарету в зубы — и давай вперëд! Меньше чем через час нож куплен, плюс ещё всякое по мелочи.

Настроение хорошее, очень хорошее. Армянин, нашего примерно возраста, взял залог и показал комнату. Всё идёт как по маслу. Самое время осмотреть город, приют эмигрантов и наркоторговцев, поэтов, убийц, грустных женщин.

Выпил вина в крайне симпатичном подвальчике. Поддавшись охотничьему инстинкту, мгновенно отыскал нужный адрес. Выкурил бы ещё одну сигарету, но понял, что это глупость, опасная глупость. Обнаружил, что двери не заперты, нет проблем с проникновением в жилище. Ну проник, достал нож, и что же увидел?

Труп немолодого уже, грузного, абсолютно голого человека, валявшийся на полу, и ангельское создание в разодранной окровавленной одежде, нанëсшее смертельный удар. Похоже, для надëжности она перерезала ему горло. В еë руке был точно такой же нож, из того же самого магазина, подумалось.

— Ты что, сучка, наделала? — успел спросить прежде, чем осознал, что работы осталось вполовину меньше.

Еë обнажëнные плечи сотрясали рыдания. Она не сопротивлялась.

ЮГОСЛАВСКИЙ СЦЕНАРИЙ

Тридцать сребренников. Сто двадцать денариев времён Тито. Аэропорт «Пулково». Борт напрямую в Белград, спецрейсом. Неопределённого цвета плащ. В начале мая по утрам прохладно, а я так хотел повидать Мэгги. Мэгги Тэтчер на похоронах Тито.

Лосьон после бритья. Побриться завтра утром, любой ценой. И держаться дальше на этом уровне. Нужно выглядеть хорошо. Давненько не виделись. Взять с собой книгу или журнал? Не уверен, что найдётся время на чтение. Возьму «Иностранную литературу», к примеру. Хороший пример.

Машина времени. Тут даже не знаю, что рассказать. Обещал ведь себе держаться на уровне. Любой ценой. Одна на всех, мы за ценой не постоим. Очень хорошая машина. Это машина — а это мешанина!

Дальше по мелочи. Потерял консервы вместе с колодой карт. Найдутся; сейчас не до них, нужно спешить, скорее на воздух. За рулём — Игорь:

— Здравствуйте, Василий Андреевич.

Расстёгиваю ремень, оставшийся от довоенного костюма. Самое время прокрутить ещё одну дырку, годы не стройнят. Жаль, шила под рукой нет. Чёрный ремень. Многое с ним связано. Действительно многое. У меня есть ещё один чёрный ремень. Оба могли быть использованы в конфликтах на бытовой почве. Либо — национальной ненависти!

Что ты помнишь из сказанного завтра вечером? Что ты хотел бы услышать вчерашним утром? Что значит — шила под рукой нет? Ножом попробуй — или совсем неподходящий? На берегу реки или на берегу моря, спроси себя, в будущих конфликтах на берегу реки или моря.

Прощай, Ленинград. До чего нелепая мешанина! Кто я? Откуда я? Помню ли я старого Дугайлича? Маловероятно. Точнее, исключено. Cын стал писателем, погиб в автокатастрофе. Говорят, много курил.

Элементы камуфляжа. Их могло и не быть. Погибшие перцы. Их больше нет. Республика Фиуме и её выход к морю. Застёгнутый на белые пуговицы. Колода карт! Вот что обязательно! С клетчатыми рубашками! Да, отпечатанная на проспекте Обуховской Обороны, 110. А вовсе не мешанина, раз уж ты вычеркнул и красное вино, и машину времени. Впрочем, и колоду карт вычеркнул.

У Игоря, вот где! Мешанина осталась у Игоря! Ткалчичева улица вновь стала рекой. Избыточное разнообразие сознательных элементов.

Лежал, уткнувшись лицом в какое-то тёмное вещество. В субстанцию вкуса, как потом говорил кому-то, кто притворялся вообще неизвестно кем. Дышал, чуть приподнявшись, легендарным терпким воздухом, которого нигде на свете не сыщешь. Прощай, Ленинград; прощай, если получится, Загреб. Всё равно все вы маски.

Говорят, нынешней весной выражение «улететь в Югославию» стало популярной заменой выражению «расстаться с жизнью». Не знаю, не берусь судить. Знаю только, что индустрию высокого туризма многие представляют недостижимой для обычного человека. А это совсем не так. Просто последствия как правило — мама не горюй.

Труба Виктора обладала особыми свойствами, не каждый духовой инструмент на такое пойдёт. Ей здесь самое место. Сейчас нужно постараться вспомнить один разговор в парке. Ему тоже здесь самое место, по крайней мере, упоминанию о нём. Улица Ткалчичева, звучит, как улица Тютчева, в которую переименовали Невский проспект. Такие времена нынче, в тридцатые-то годы. Много лет спустя после похорон Мэгги.

— Такие уж тут нравы, — прохрипела басом огромная удаляющаяся фигура.

Главное, колоду карт не забыл. Сменные лезвия для безопасной бритвы. «Иностранную литературу» вернул на полку. Видно, что ещё не уехал. Ещё не улетел. Нужно, опять же, немецкий язык подучить. Чтобы не случилось, как с младшим Дугайличем.

Не собирался жить на постоянной основе? Многие с удивлением смотрят на тех, кто собирается на постоянной. Сохраняя это удивление до конца. До финальных титров на фоне отступающей армии.